МНЕНИЕ | Без „Тайваня“. Анатолий Стреляный – об украинстве и русскости

Конгресс „Украина – Россия: Диалог“ – так называлось это собрание в Киеве, состоявшееся весной 2014 года. Странным было уже само название. Россия только что напала на Украину, захватила Крым. Какой конгресс? Какой диалог?! Съехались люди умственного труда: журналисты, писатели, политологи. Их собрал и доставил к месту назначения незадолго до того вышедший из заключения Михаил Ходорковский. Был задуман важный разговор интеллигентов о будущем двух стран, пишет публицист Анатолий Стреляный.

Для российской стороны само собою разумелось, что это будущее должно быть совместным. Ей было ясно, что если ничего не предпринять, то Украина теперь уж точно отодвинется от России так же далеко, как Польша, если не дальше. Московские гости Киева положили себе сделать всё, чтобы Украина ушла на Запад, но не в одиночку, а плечом к плечу с Россией, лучше в виде одного целого, как бы оно ни называлось. „Нет“, – было им на это сказано и много раз повторено в продолжение двух дней. „Да почему же нет, о Господи?!“ – вскричали под конец приезжие. „Нет, потому что нет“, – было сказано им в последний раз.

Через три года после конгресса украинцы грубо попросят Ходорковского говорить не „на“, а „в“. „Разучитесь, – ответит он, – преподавать нам правила нашего языка. Признаете вторым государственным – будем обсуждать“. Такой второй в Украине сразу стал бы первым, а вскоре и единственным. Если бы Ходорковский глядел в эту сторону, он, может быть, и помедлил бы со своим ответом на украинскую грубость.

Москвичи кое-чего не знали. При всех своих высших образованиях, учёных степенях и пр. они не знали: для того, чтобы в Украине не стало украинского языка, только царские правительства должны были издать до двухсот запретительных распоряжений, а советская Москва продолжила эту политику уничтожением заметных носителей украинства. Из чего, между прочим, следовало, что язык дело наживное. Если он мог усилиями одной власти упасть ниже плинтуса, то усилиями другой он может и подняться выше крыши. Чія влада, того й мова, – говорит Галиция из своего опыта. Чья власть, того и язык.

Наконец, не знали они и того, что эти вещи понимает даже обрусевшая часть Украины. Она не лишена к тому же чувства простой справедливости. Это чувство говорит ей, что украинизация, при всех её неудобствах, – дело законное. Законна даже жёсткая украинизация. Ибо если палка была долго перегнута в одну строну, то, чтобы выправить её, приходится перегибать в другую. Признавая эту мудрость (её любил напоминать в своих революционных целях Николай Чернышевский), почти обруселая Украина и готова была принять вторую и последнюю украинизацию. Первая была в 1920–1930-е годы прошлого века. Эта готовность дала себя знать в зимние дни Майдана-2. Раньше всех, даже раньше новой киевской власти, её уловил Кремль. В Крым были посланы „зелёные человечки“, в Донбасс – тоже не бесцветные.

Отряд Ходорковского в Киев посылать не пришлось – собрался и отправился сам. О чём говорилось в этом отряде в те дни? О том, что если Украина, делаясь всё более свободной, продолжит свой путь на Запад, то в неё непременно хлынет всё самое свободолюбивое и продвинутое из российского человеческого материала. „Вся профессура МГУ будет в Киеве!“ – делился своим видением будущего бывший вице-премьер РФ Альфред Кох. Так, по его прикидке, в столице демократической Украины образуется костяк Новой России. Это скопление всего лучшего самим своим существованием и сотворит поистине небывалую Россию, рассчитывал он.

Да, небывалую Россию на пространстве Украины, где и так большинство говорит по-русски. „Это же Тайвань напротив маоистского Китая! – восклицал Кох. – Только бы националисты не порвали эту нить!“ Имелись в виду, конечно, украинские националисты. Коха особенно обнадёжило то, что, прогуляв целый вечер по Киеву, он не услышал украинской речи.

Не надо, говорю теперь себе, возводить напраслину на этих вождей несостоявшегося „Русского Тайваня“. У них не было намерения окончательно извести украинский язык, а с ним и всё украинство. Они были уверенны, что остатки украинства и украинская русскость, усиленная миллионами переселенцев из России, будут мирно, цивилизованно сосуществовать, даже обогащая друг друга. Они не допускали, что в таком случае от украинства в считаные годы ничего не осталось бы, оно было бы окончательно и бесповоротно поглощено русскостью.

Ничего такого, хочется повторить, не было в мыслях тех людей. Политолог Татьяна Кутковец, тем не менее, слов не выбирала. Замысел Коха она назвала „мечтой русского имперца, проигравшего в России более удачливому и сильному конкуренту-силовику свой проект как бы либеральной империи“. Теперь-де этим „находчивым, талантливым, но невезучим парням и девам русским“ потребовалась „территория для самореализации“. Ну, неохота-де им „прозябать ещё какой-никакой кусок жизни под пятой чекистской в собственно России“, если можно „устроить филиал её в Киеве“. Об этом городе она отзывалась как бы их словами: „Град стольный, престижный, с богатой историей… природа, климат, отсутствие сапога – это ли не красота с лепотой и Днепром в придачу?“, всё так и просится под „light оккупацию“ во главе с „конкистадорской командой“ из людей, для которых само собой разумеется, что „Украина – это Россия, отколовшаяся от метрополии по недоразумению“.

Кутковец могла бы сравнивать „Русский Тайвань“ Коха с тютчевским „зудом перенесения столицы“: сначала в Киев, а там и в Константинополь. „Вот что делает время! – воскликнул бы читатель. – Вот как снижает оно аппетиты. В позапрошлом веке Киев видели столицей такой России, в которой были бы английские, немецкие, французские и пр. губернии, а тут какой-то Тайвань“. В той команде Коха-Ходорковского тогда не нашлось смельчака, который бы сказал во всеуслышание: „И пусть! Пусть украинство принесет себя в жертву. Это будет великая и почётная жертва. Если на месте Украины поднимется новая, подлинно свободная Россия, то это будет прекрасно. Своим исчезновением украинство возвестит миру рождение новой, на сей раз действительно великой России. Такая игра стоит свеч!“

За минувшие девять лет такие появились. Они, разумеется, порицают путинизм, но не так, как остальные. Путинизм своей глупостью, говорят они, погубил великое дело. Оно было уже на мази. Надо было набраться терпения и подождать, но не тупо, не бездеятельно, а что-то делать: прежде всего, демократизировать Россию. Демократизировать, облагородить её – и тогда она, при благожелательстве преемников Петра Порошенко, отбросивших его Армовіру (армія, мова, віра), расположилась бы на месте Украины со всеми удобствами. Они страшно сожалеют, что путинизм не придал должного значения тому, что после Порошенко к власти пришли люди, не приемлющие ничего украинского не как-нибудь, а по самому факту своего рождения в Украине. Это о них надо было знать, с ними надо было лучше, тщательнее работать… Э-э – да что там говорить! Теперь – фсё. Русского Тайваня не будет.

Не будет больше и таких людей в Украине, которые не принимали бы „всего украинского“ по самому факту своего рождения в ней. На первых порах их можно будет встретить, но они будут опасаться быть узнанными. Гибкие по своей природе, они в любых обстоятельствах хорошо чуют свою выгоду-невыгоду. Уж они-то знают, что переть против того, что круто, – дураком надо быть, а украинство на их глазах вносится именно в этот перечень. И в упомянутом отряде тоже, судя по их речам, состоят не простаки. Во всяком случае, уже трудно представить себе их десант, направляющийся в Киев с той же целью, что и весной 2014 года. „Слава Украине!“ – так теперь заканчиваются ФБ-заметки Альфреда Коха.

* Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

* Редакция RusDelfi приглашает к сотрудничеству авторов, имеющих собственное мнение по политическим, экономическим, социальным и культурным вопросам. Пишите нам на адрес [e-mail] с пометкой „в рубрику мнений“!