Никита Кукушкин - актёр театра и кино, ученик Кирилла Серебренникова, уехавший из России после начала полномасштабной войны. Последними картинами артиста на родине стали „Карамора“ и „Капитан Волконогов бежал“ — протестные ленты, запрещённые к прокату в России. Сам Кукушкин много лет олицетворяет протест и неприятие режима. Сегодня, как и многие его товарищи по „Гоголь Центру“, Кукушкин находится в Германии.
— В годовщину начала войны Вы опубликовали видео с очередным „Необращением Невладимира Невладимировича Непутина“. Этот ролик вызвал очень резкую реакцию одного из Ваших бывших коллег по „Гоголь Центру“, оставшихся в России. И меня поразил даже не его гневный пост в соцсети, но те комментарии, которые люди оставляли под ним. Они говорили о своём неприятии, презрении по отношению к „уехавшим“, „релокантам“. Как Вы полагаете, почему за год со многими нашими вчерашними коллегами, соратниками, оставшимися дома, произошли такая чудовищная трансформация?
— Это происходит с некоторыми людьми потому, что человек в России сегодня зажат в очень жёсткие рамки. Он не может высказываться, находясь внутри. Вернее, он может это сделать один раз, и потом его куда-то увозят либо применяют к нему какие-то санкции, в связи с чем это высказывание становится неэффективным. Эффективным для высказывания оказывается решение отойти на безопасную дистанцию и делать это дальнобойно. В том случае, если человек и этот шаг не делает, а всё в нём бурлит, он инстинктивно ищет, куда направить эту энергию, а так как он не может её направить в конструктивное русло — борьбу — он начинает её обращать туда, куда можно. А можно только в сторону „уехавших“, якобы „предателей“. По сути, человек ранит себя самого, так как больше некого — законодательно запрещено. Когда я прочитал пост, о котором Вы говорите, я проанализировал его и понял, что, почему и как. И у меня не возникает никаких чувств кроме любви, уважения, сострадания и сочувствия к человеку, который может писать нечто подобное, если конечно это не конструктивный разбор, которому я буду только рад. С точки зрения психологического разбора проблемы и персонажа на составные части я вижу абсолютно понятные для меня блоки, из-за которых происходит этот заворот психологических кишок. Когда я это понял - позвонил ему и сказал: „Привет, а чего ты мне не позвонил? Я тебя люблю“. Я в таких случаях думаю: „Ну как так? Это же наша с тобой одна нога! А ты в неё стреляешь! Потом придётся лечить эту ногу“. Мне проще на себя взять этот негатив. Я читаю комментарии, проверяю, соотношу с собой, со своими ощущениями и думаю, что я могу сделать для того, чтобы помочь человеку. Чтобы он не стрелял себе в ногу. У многих находящихся в России есть дикий страх, и он заставляет их направлять эту негативную энергию друг на друга. Я часто спрашиваю себя, что сильнее — остаться там и пережить это всё или же выбрать другой путь по направлению к победе. Понимаю потом, что сегодня гибнут люди. И каждый день моё слово или какое-то действие могут гипотетически спасти чью-то жизнь, отвести от беды. Не та история, не та профессия, чтобы просто можно было уйти в какую-то внутреннюю эмиграцию и тихо ждать. Это профессия о другом. Она может быть механической, но тогда смысл её неясен. Людям страшно, плюс комфорт и удобства тоже имеют немаловажный фактор при рассмотрении ими данного вопроса.