Между тем, Илья Яшин перемещается к месту лишения свободы. На сегодняшний день он находится в СИЗО города Ижевска, хотя есть вероятность, что его этапируют дальше по Удмуртии — в город Глазов. С самого начала этапа Илью сопровождали шесть вопросов от нашей редакции. 16 января рукописные ответы Ильи Яшина дошли до „Спектра“.

- Как выглядит современный этап в РФ? Чувствуете ли вы какое-то особое отношение к себе?

- Я ехал по этапу в общей массе заключенных и никакого особенного отношения к себе не заметил. Хотя и арестанты, и конвоиры периодически меня узнавали. Часто завязывались разговоры о войне и политике. Тюремщики, например, делились историями про своих знакомых силовиков, которые погибли или были ранены в Украине; рассказывали о своих опасениях попасть под новую волну мобилизации. Один даже фотографию семьи и детей показал, объясняя, что ему никак нельзя на фронт. Как будто это от меня зависит…

Перемещали меня из Москвы в Ижевск в классическом „столыпинском“ вагоне. В каждом купе шесть спальных мест: по три полки у каждой стены. Набивается в такие купе по 10−12 арестантов. По ходу этапа мы останавливались сначала во Владимире, потом в Нижнем Новгороде, Кирове, а дальше был Ижевск. В каждом городе часть заключенных забирали. Часть — загружали.

Я ехал двое суток, и приятного в этом мало. Тесно, накурено, постельное белье не выдают, кормят сухими пайками, в туалет выводят три раза в день по расписанию.

Но вообще тюремный этап России представляет собой очень консервативную систему, которая мало меняется на протяжении целых десятилетий и даже веков. И вагоны делают по старым „столыпинским“ схемам царских времен. И права заключенных тоже остались где-то на том же уровне.

- Обсуждают ли заключенные войну и возможную вербовку в ЧВК „Вагнер“?

- Конечно, это одна из самых популярных тем — как на этапе, так и на любой тюремной сборке. Но отношение к вербовке у зеков, мягко говоря, неоднозначное.

Многие понимают, что „Вагнер“, по сути, возродил практику штрафбатов и бросает арестантов в самые горячие точки как пушечное мясо, не считаясь с потерями и угрожая всем испугавшимся расстрелами. Повсеместно можно услышать истории о колоссальных потерях.

Например, в „Бутырке“ мужик, приехавший из Тверской колонии, рассказывал, что из его барака на войну отправилось 15 человек, а вернулся только один, да и тот безногим калекой. Всерьез обдумывают возможность отправиться на войну лишь те арестанты, кто совсем лишены средств к существованию. Они, грубо говоря, сидят за украденную палку колбасы. Их привлекает обещание больших денег.

Либо это совсем отчаявшиеся люди, получившие огромные сроки. Скажем я видел парня, осужденного за двойное убийство на 12 лет, который принял решение идти воевать и написал заявление. А вот наркоторговец, осужденный на 15 лет и собиравшийся выйти через контракт с ЧВК, в итоге передумал. Он послушал рассказы о потерях, взвесил „за“ и „против“, и решил, что лучше через 15 лет выйти живым, чем через пару месяцев вернуться домой в цинковом гробу.

- Насколько люди в СИЗО, на этапе, в колонии информированы о том, что происходит вокруг в мире?

- Информации, конечно, мало. И чем дальше от Москвы — тем ее меньше. Например, сокамерник в Ижевске только от меня в конце декабря узнал, что российские войска, оказывается, оставили Херсон. Он был уверен, что Путин побеждает и вот-вот дожмет Украину.

И это неудивительно. В столичных тюрьмах во многих камерах есть телевизоры, из которых можно выудить хоть какую-то информацию. В той же „Бутырке“ я был подписан на „Коммерсант“ и „Независимую газету“. Да и в целом там к заключенным более активно ходят адвокаты, худо-бедно новости просачиваются. В Ижевске радио включают на час в день — и там вещает „Соловьев-лайф“. Естественно, там нет ничего, кроме истерик и победных реляций. Поэтому большинство заключенных остается в информационном вакууме и плохо представляют себе реальную картину: как на фронте, так и в мире.

- Сколько, по вашему мнению, продлится ваше заключение?

- Сейчас даже строить гипотезы на этот счет бессмысленно. Слишком уж много неизвестных в этом уравнении. Одно можно сказать наверняка: поскольку мое дело и мой приговор на 100% политические, то освобождение будет полностью зависеть от политических, а не от правовых факторов.

А мы пока что не знаем, когда и как закончится война, насколько крепок будет режим Путина после окончания боевых действий, возникнут ли в кажущемся монолите власти трещины и зазоры. Попытается ли Кремль взять курс на деизоляцию страны, перезагрузку отношений с внешним миром или наоборот: опустит внешний занавес? Без ответов на эти вопросы невозможно даже предполагать, когда у политических заключенных в России появится шанс на свободу.

Проще говоря, моя личная свобода напрямую зависит от судьбы России. Как у гардемаринов, помните? „Судьба и Родина едины“.

- Чего вы ждете от 2023 года?

- Как и все нормальные люди, я жду от 2023 года мира, прекращения кровопролития и торжества здравого смысла. Эта война стала тяжелым потрясением, она унесла десятки тысяч человеческих жизней, превратила в руины целые города, лишила домов и сделала беженцами миллионы семей. Еще недавно такое варварство было совершенно фантастическим сценарием: казалось, что все мы выучили уроки Второй мировой войны и ничего подобного больше не повторится. Но реалии 2022 года оказались страшнее любых, самых больных фантазий. И, конечно, я очень хочу, чтобы кровавое безумие прекратилось как можно скорее, чтобы уже в этом наступившем году Россия и Украина вернулись к мирной жизни. А преступники, развязавшие войну, оказались на скамье подсудимых.

- К чему готовиться России? Украине?

- Драматическая разница между нашими странами в том, что после окончания войны для Украины все самое плохое останется в прошлом. А вот Россию, боюсь, ждет продолжение кошмара на другом уровне. Думаю, понятно, что я имею в виду. Путину вряд ли удастся взять Киев и навязать украинскому народу марионеточное правительство, управляемое из Кремля. Так или иначе, войну Украина завершит, отстояв свой суверенитет и сплотившись как нация. При поддержке всего мира страна начнет стремительно восстанавливаться, возродится ее экономика, укрепятся европейские стандарты жизни. Надо просто выстоять — украинцы это знают и потому так отчаянно сражаются.

А вот России после войны придется иметь дело с озлобленным и публично униженным диктатором, который усилит поиски внутренних врагов и очевидно станет срывать свою злость на обществе. Способность нашего народа к сопротивлению и готовность дать отпор агрессору во многом определит вектор развития России на ближайшие годы. Знаю, что многие, особенно за границей, не верят в наш народ. Но, оставаясь здесь, я не считаю, что все безнадежно. Люди в России долго терпят и медленно запрягают, но в какой-то момент и их терпение заканчивается.

Поделиться
Комментарии