Анна Леванди: у нас в федерации все очень прозрачно, я за это боролась
(1)
Анна Кондрашова – знаковая советская фигуристка: вице-чемпионка мира-1984, мультимедалистка Евро, участница двух Олимпиад.
Ее главная награда с Игр – Аллар Леванди, советский двоеборец, сенсационный бронзовый призер Калгари-1988. Они познакомились там на вечеринке, почти 10 лет назад в интервью Sports.ru Аллар романтично вспоминал:
– Та Олимпиада знаменательна во всех смыслах. Я Аню спас от наших хоккеистов. Они все были вдребезги, выиграли золото. Пили так…
– Где это было?
– На закрытии, все вместе там сидели. Мы с Аней начали танцевать. До сих пор танцуем.
Кондрашова вышла за Аллара, взяла фамилию Леванди, они перебрались в Эстонию – и Анна стала заметным человеком в фигурном катании: уже не функционер, но тренер, мать трех сыновей, в том числе фигуриста Арлета. Корреспондент Sports.ru Майя Багрянцева поговорила с Анной Леванди.
„Выучила эстонский так: писала на листок по 20 слов и зубрила, гуляя с коляской по Старому городу“
– Советская чемпионка Анна Кондрашова стала эстонской звездой Анной Леванди. Помните, как это было?
– Надо возвращаться в 1988 год. Олимпиада в Калгари: на банкете я встретила эстонского... Хотя погодите, тогда еще советского двоеборца, завоевавшего бронзу в тот самый день. Мы тогда и познакомились.
Советская команда была огромная, в Калгари поехало рекордное количество спортсменов за всю историю. Понятное дело, я знала не всех. Я вообще только на том банкете и узнала, что есть такой вид спорта – лыжное двоеборье. Так что тот вечер стал для меня главным на Олимпиаде.
– Сам Аллар вспоминал, что отбивал вас на банкете у хоккейной сборной?
– Давайте не будем забывать, что у хоккеистов был великий день: они выиграли финал. Да и вся сборная была в счастье – у нас же тогда золото звенело, очень удачные Игры. Поэтому на банкете все были счастливые, веселые и в эйфории. Танцевали до упаду, а фигуристки, сами понимаете, красивые, танцуют тоже здорово. Конечно, мы пользовались популярностью.
Но, если честно, у Аллара конкурентов не было – с его-то внешними данными. А когда он меня пригласил на танец, да еще в паре, не просто подрыгаться – я поняла, что он и ведет здорово, и музыку слышит. Ну чем еще можно поразить фигуристку? К тому же он был такой эффектный, весь в джинсовом. Эстонские спортсмены в сборной очень выделялись внешне – не выглядели как советские люди, всегда были абсолютными европейцами.
Ну а дальше мы год встречались и решили, что жить надо вместе. Аллар сразу сказал, что в Москву не поедет: „Кому я там нужен?“ А в Эстонии он был национальным героем, его имя до сих пор работает безотказно. Так что сразу стало понятно, что ехать мне к нему, а не наоборот.
Хотя жить нам было где: и у меня квартира в Москве, и ему после Калгари подарили квартиру. Но я вообще очень любопытная, мне интересно все незнакомое, люблю учиться и пробовать новое. Я очень быстро приспосабливаюсь и переучиваюсь.
– Вас даже эстонский язык не испугал?
– Да нет, через полгода давала интервью на эстонском. Учила его так: брала листок бумаги, писала 20 новых слов и шла нагуливать километры с коляской по Старому городу. Там же брусчатка везде, и сын по три часа мог спать. А я ходила и зубрила, зубрила, зубрила. И потихоньку стала своей в Эстонии. Хотя сами понимаете, это было непросто – надо было доказать, что я чего-то стою.
Это же какое время, не забывайте – годы „поющей революции“, когда Эстония получила независимость. И тут главный эстонский герой берет в жены русскую девушку. Это был шок для многих, конечно, недовольные были. Но я понимала: это как в спорте, надо доказать, что я могу. Язык выучила быстро, показав, что мне интересна Эстония, ее культура, традиции, что хочу жить в этой стране, дыша полной грудью. И люди поняли меня.
А потом построила и спортивную школу, и каток. И постоянно даю результат, за который не стыдно. Поэтому, конечно, я уже своя. Я была и Женщиной года, и Тренером года – то есть меня приняли. И я себя чувствую дома.
– Как решились поменять фамилию? Анна Кондрашова была советской знаменитостью.
– Тогда это было очень естественным шагом. Две фамилии – это километр, куда это годится? А Анна Леванди – сразу зазвучало так складно и хорошо, что нечего было думать.
Я влюбилась не только в мужа, но и в страну – моментально. Это началось еще с детства – меня мама часто возила отдыхать в Пярну, лет с трех. И у меня оттуда очень добрые воспоминания: как мы гуляем по старому городу, как там красиво. Эта западная архитектура для советских людей была невероятной. Так что очень быстро это все стало „моим“.
И хоть я внешне такая эмоциональная, мне нравится именно сдержанный стиль общения – без размахивания руками, с уважением личных границ. Я люблю, когда люди несколько раз подумают и только потом высказывают мысль, а не просто выплескивают эмоции. Мне это очень подходит. И за все эти годы я многому научилась у эстонцев. В стране так мало людей – 1,3 млн человек, все живут довольно обособленно, сама природа какая-то молчаливая и размеренная. Воздух невероятный... Ты живешь в полном смысле этого слова, а не выживаешь в бесконечной транспортной гонке.
У меня сын до недавнего времени занимался и бальными танцами, и катался, и играл на гитаре. Школу тоже никто не отменял – все наши спортсмены ходят в школу, как обычные дети. И школа не спортивная, а нормальная, где много языков и сильная программа. Арлет закончил 9-й класс, почти по максимуму все сдал – он максималист, хуже меня.
Здесь не тратится время на логистику, и поэтому везде успеваю. Иначе это невообразимая усталость, я по себе помню – жила на юго-западе Москвы, а тренировалась в ЦСКА. Бесконечные километры дико выматывали.
Деньги в конвертике и бой гладиаторов – как устроено финансирование в Эстонии и в чем отличие от СССР?
– Как вас отпустили из Москвы в 1989-м? И зовут ли сейчас?
– А тогда это никому было не нужно. Куда там, тогда же еле на ногах все устояли. А сейчас зачем? Там такие специалисты выросли за это время.
Лет 15 назад, правда, меня звали. Валентин Писеев (экс-глава Федерации фигурного катания России – Sports.ru) приглашал – у меня на тот момент тренировались хорошие детишки, я стала интересна. Но куда? У меня тут семья, дом, я пустила корни. Мне тут хорошо, никуда не рвусь.
– А как в 90-е в вашей жизни возникла Норвегия? Почему не Америка, где был бум фигурного катания?
– Я мужнина жена. Аллар закончил со спортом после Олимпиады в Лиллехаммере в 1994-м. В Эстонии тогда не было никакой работы, время тяжелейшее. И у него появилось два предложения – либо стать тренером сборной США, либо пойти тренером в частную гимназию в том же Лиллехаммере. Я сразу сказала: если ты примешь первое предложение – мы разводимся.
Я 5 лет жила одна с двумя детьми, пока он тренировался между Олимпиадами. У спортсменов же как – сборы 20 дней, неделя дома, а потом по новой. И пока ты спортсмен – это понятно, я как жена его только поддерживала, понимая, что когда-то это закончится. Но если ты тренер – это то же самое, по сути, только уже на всю жизнь. А Норвегия нам подходила, потому что мы могли быть вместе, всей семьей, хоть и не сразу это случилось.
Так вышло, что французский танцевальный дуэт Дюшене / Дюшене позвал меня выступать в свое шоу, в огромный тур. У меня дома дети, муж уже уехал в Норвегию, а мне колесить 4 месяца по Франции. Так что огромное спасибо свекрови, что она осталась с детьми в Эстонии. Ну а что делать, надо было зарабатывать – семья-то росла. Но жить раздельно нам не понравилось, и мы решили, что больше на такое не пойдем ни за какие деньги.
И мы осели в Норвегии на несколько лет. Опять мне пришлось учить новый язык. Меня, конечно, сразу с руками оторвал местный клуб фигурного катания, но там ждал настоящий шок. Я даже не предполагала, что на таком уровне можно кататься! У нас в Союзе было как: катались только те, кого отбирали – селекция была ого-го. Я выросла в ЦСКА, а там бывало, что и гениальных детей отчисляли. А в Норвегии никакого отбора: кто заплатил, тот и катается. У нас в Лиллехаммере было 28 детей, и через два года я вывела клуб на первое место по стране.
И мне вдруг стало интересно тренировать. Я же с тренерским образованием, но после карьеры в спорте четко себе сказала: к бортику никогда не встану. Так, как меня тренировали, как я выросла на катке – точно не хотела. Таким тренером быть – это жить не хочется. Одна сплошная дрессировка, нервы, ор – зачем? Я мечтала стать архитектором, как бабушка. То есть на фигурном катании для меня свет клином не сходился.
Но жизнь все равно вывела меня на каток. Сначала я покаталась в шоу, и мне это безумно понравилось, это мое – артистизм, творчество. А в конце тебе еще давали мешок денег – за то, что ты обожаешь делать, за танцы!
– А в спортивной карьере платили?
– Практически нет. Даже в самый успешный год, когда я стала чемпионкой СССР, третьей на Евро, второй на ЧМ и 5-й на Олимпиаде – получила две тысячи рублей. За весь сезон. А то турне, в которое мы потом поехали всей сборной по США, – в ведомостях мы расписались, но на руки не получили ничего.
Но таковы правила: нам платили зарплаты, полностью обеспечивали тренировочный процесс. Это другая система, и я ее прекрасно понимаю. На западе спортсмены за все платят сами, поэтому понятно, что они и оставляют себе заработанное.
Думаю, в общей сложности советские спортсмены все равно оставались в выигрыше, потому что оплатить тренировки, лед, сборы, врачей, коньки, поездки мы были не в состоянии. А об этом никто не задумывался – все считали это само собой разумеющимся, будто это бесплатно. Сейчас я работаю в другой системе. У меня частная школа: я знаю, сколько заплатить за лед, сколько выделить на зарплату, сколько уйдет на налоги. Я отлично понимаю все эти цифры и вижу цену тем советским вложениям.
– И как это финансово устроено у вас? На какой-то стадии подключается государство, или все остается на родителях?
– Первые дотации выделяются на муниципальном уровне – просто за то, что ребенок занимается спортом. Ну и родители доплачивают.
На уровне федерации есть проект финансирования спортсменов, я сама написала его лет 10 назад. Он начинает работать на уровне новисов, потом юниоры и взрослые – там все подробно и прозрачно расписано: за что и сколько платит федерация, кого готова поддерживать.
Поэтому когда ты представляешь интерес для страны, показываешь результаты, то ни за что уже не платишь. Лед, специалистов, костюмы, коньки – оплачивают все. 6 лет назад в Таллине открылась муниципальная спортшкола, и если ты из нее отобрался с хорошим результатом, то для тебя все бесплатно.
– А кому тогда идут призовые?
– Все уходит спортсмену. А тренер получает выплату от федерации, спортсмен не платит тренеру ничего. И это правильно, гуманно и тактично. У нас когда-то была схема, похожая на сегодняшнюю российскую. Но мне это не очень нравится, не было мне комфортно от того, что фигурист должен приносить мне конвертик. Может, потому что я еще помню себя спортсменом.
У меня сын получает призовые за турниры – и я горжусь им как мать, что он сам себе заработал. Федерации, кстати, спортсмен тоже ничего не отчисляет – более того, я как тренер получаю от них премию за результат своего спортсмена. Схема выстраивалась долго, но я горжусь, что у нас никто не доит спортсменов.
У нас в федерации все очень прозрачно, я за это боролась. Нас мало, нам никак не выжить с подковерными интригами. У нас все построено на спортивных результатах. Отбор на Европу, например, не зависит от результата только чемпионата Эстонии. Решает не федерация, а сами спортсмены – своими выступлениями. Из трех турниров – челленджеры им достались или этапы Гран-при, не важно – выбираются два лучших результата, и по ним уже определяют.
Эва-Лотта Кийбус в прошлом сезоне попала на Олимпиаду, но на ЧМ уже не отобралась – туда поехала Нина Петрыкина. Шансы есть у всех, двери в сборную открыты. Я это называю боем гладиаторов: ты должен быть сильнейшим не в прошлом сезоне, не за былые заслуги, а сейчас. Спорт – штука быстрая и честная.
Сын сказал: „Мам, если бы ты работала в России, у тебя были бы очень высокие результаты“
– Кем вы себя больше ощущаете – советской чемпионкой Кондрашовой? Или Леванди – тренером и мамой главных эстонских фигуристов?
– Да все вместе, невозможно что-то исключить – одно помогает другому.
У меня нет возможности пробовать, ошибаться сильно, что-то исправлять – слишком мало нас в Эстонии. У нас нет вторых-третьих-десятых. Мой сын вообще в катании единственный. Два его старших брата не пошли по моим стопам, потому что когда им надо было определяться с выбором спорта, мы жили в Норвегии. А там это настолько не популярно, что было смешно этим заниматься. А лыжи, как папа… Так посмотрите на погоду – снега нет, как ими нормально заниматься, это какое-то искусственное дыхание.
– Эва-Лотта Кийбус, лидер женской сборной и ваша воспитанница, теперь тренируется в Голландии. Что произошло?
– У Эвы весь прошлый сезон была беда с ногами, все в кровь было стерто, дырка на дырке. Дотянули до Олимпиады, и нужно было сделать перерыв, пришлось даже на операцию пойти. А еще школу закончить. В общем, три месяца она вообще не занималась, ей нужен был отдых от катка.
Потом вышла и начала фактически с нуля, шаг за шагом. А тут еще любовь, ее молодой человек – наш лучший конькобежец Мартен Лиив, но тренируется в академии в Голландии. Я и сама хотела ей предложить поехать поближе к нему, я же помню этот возраст – прекрасно понимаю, когда крылья вырастают от любви. Она выбрала так и теперь тренируется у Карин Эррежер, которая вырастила, кстати, и Луну Хендрикс, и ее брата Йорика.
И я совсем не обижаюсь, я рада за нее и держу кулачки, чтобы у нее все получилось. Мы с ней за 12 лет такую работу проделали, столько всего заложили, что я буду счастлива, если у нее следующее четырехлетие сложится и она реализует себя. Потому что в этот олимпийский сезон, конечно, мы ждали большего, но травма, что поделать. Ноги были в мясо.
Так что как у меня как тренера сейчас главный спортсмен – Арлет Леванди, мой сын. Ему 16 лет, катает по взрослым, стал вторым в Риге на Volvo Cup, в прошлом году на чемпионат Европы отобрался. Он молодец, главное ему – делать свое, идти своим путем: что на сегодня умеешь, то и показывать.
Понятно, что мы думаем над усложнением – мы не наивные, фигурное катание идет вперед, сейчас надо владеть всеми четверными. Просто одних прыжков мало – нужно запомниться чем-то; а то прыгающих много, но среди них тоже надо выделиться. А так сейчас акцент у нас на чистом трикселе, плюс мы шлифуем технику для квадов, чтоб в тройных хватило запаса еще на один оборот. Мы не бросаемся на них, пытаясь прыгнуть по 100 раз за тренировку. Я даю ему попробовать раза 3-4 и все.
Нам спешить некуда, за спину никто не кусает, по голове не бьет, поэтому можно спокойно развиваться. Все зависит от его амбиций – куда он захочет дойти.
– А это точно не мамины амбиции?
– Нет, что вы. У мамы свои амбиции, у него свои. Это его видение, его мысли по фигурному катанию.
– Но вы как мама и как тренер не можете не думать о его возможном олимпийском будущем?
– Ну конечно, я бы иначе и не работала. Цель должна быть великая, максимальная. Но он думает не столько про медали, сколько хочет запомниться и отличаться на льду. Для этого, правда, все равно одного интересного катания недостаточно, это же не шоу. Ты должен быть и технически сильным, безусловно.
Но фишка Арлета – хореография. Тут, конечно, невозможно переоценить его работу с Бенуа Ришо. Они зеркалят друг друга на льду – так они похожи, так хорошо друг друга чувствуют. Программы они ставят моментально, потому что когда ловишь каждое слово Ришо, каждый жест, впитываешь абсолютно все – это не сложно. Конечно, для хореографа это бальзам на душу, когда попадается такой материал. Одного тела мало, еще важно богатство внутреннего мира спортсмена. Не на каждого сядут программы Ришо.
Летом мы были у него на сборах, я там две недели преподавала – новый для меня опыт. А потом были сборы в Мадриде, которые организовывали Хавьер Фернандес с Флораном Амодио и Брайаном Орсером.
– Как вам Хавьер-тренер?
– Высший пилотаж. По моральному состоянию, по эмоциям, как достойно он себя ведет – да не только он, вся команда. Дают знания, огромный пласт навыков; при этом там уважение, понимание, что каждый спортсмен – личность. А какие у нас были мастер-классы по фламенко! Мне очень понравилось.
– Тренировать собственного сына тяжело?
– Арлета легко. Ему очень интересно, занимается с невероятным увлечением. Его не надо тренировать – только направлять. Он доверяет мне, с таким уважением к моему мнению относится, к моему опыту. Сказал мне недавно: „Мам, если бы ты в России работала, у тебя были бы очень высокие результаты“. Ну да, я это знаю. Выбора же у нас нет: кто приходит, того и тренируем.
У нас нет темпа, конкуренции, зато есть долгая жизнь в спорте. А с сыном нам даже не надо дома абстрагироваться от катания. Мы легко обсудим тренировку и за ужином, нам это в отношениях мама-сын не мешает. Мне его не надо ни ругать, ни отчитывать, ни ломать. Мне очень нравится участвовать в этом процессе – его процессе. Это его жизнь и его выбор. Например, музыку для программ он выбирает сам. И знаете, катание получается совсем другое, когда спортсмен понимает, что он катает, и чувствует музыку.
– Эстония ворвалась на карту фигурного катания: сначала ЮЧМ в Таллине в 2020-м, в прошлом сезоне сразу и чемпионат Европы, и чемпионат четырех континентов. Вы имеете к этому какое-то отношение?
– Повторюсь: нас слишком мало, и понятно, что мы используем все наши скромные возможности и людские ресурсы.
Вот например, этот самый каток в Таллине, на котором и проходят все соревнования мирового уровня. Как он появился? А мы затащили мэра города в президенты федерации фигурного катания – 8 лет он им был! Через него в спорт пришли муниципальные деньги.
Раньше спортсмены сборной тренировались по 6 часов в неделю, дай бог. Тогда как раз и было время тех самых закулисных склок. Ну я и предложила: давайте сделаем прозрачную систему оценивания, и когда это приняли – у нас полностью ушли конфликты между тренерами и спортсменами. Все если не дружат, то в хороших отношениях. Зависти нет. Выезжать на старты гораздо проще, если ты это место заслужил в честной борьбе. Тебя уважают. А уважение бесценно.
– А поста в федерации у вас нет?
– В какой-то момент я была старшим тренером сборной, а потом отказалась. Трудно иметь своих спортсменов и заниматься другими тоже. Это разрываться на десять частей, зачем? Сейчас я вхожу в техком федерации, там у нас разные специалисты, все вместе стараемся.
– Сколько ваши спортсмены тренируются сейчас?
– 20-22 часа в неделю – это включая и лед, и внеледовую подготовку. В день 2-2,5 часа льда обычно, две тренировки. И больше бы они не выкатали, школа же еще. Они отлично учатся, кстати, никаких поблажек им не делают. И то, что они при таком режиме хотят тренироваться – и много тренироваться – дорогого стоит. Это их желание и их мотивация, уговаривать не надо.
Щербакова-самурай, переломанная Забияко, игровые автоматы в Сараево
– В ком из российских фигуристок вы видите Анну Кондрашову, кто по стилю катания вам ближе?
– Анечка Щербакова. Какие у нее линии и какая сила! У нее и красота, и тонкость, при этом она больше, чем спортсменка – там глубина и характер. Я знала, что она выиграет Олимпиаду. Она боец, взяла умом, интеллигентностью, глубоким содержанием. Я была уверена на 100%, мы с вами об этом говорили еще до Пекина. Мне никто не верил: тут другие фавориты, о чем ты вообще?
Олимпиаду выигрывают именно такие, как Аня.
Я видела все тренировки, как у нее ничего не получалось, как на нее никто толком не обращал внимания, она ходила одна и вжимала в себя слезы, падала по миллиону раз, но не сдавалась. Она готовила себя к победе, шла напролом, стены рушила, камни разламывала. Когда она вышла на лед, у нее не было страха, она катала программу как настоящий самурай. А это для меня эталон спортсмена.
– В женском катании СССР единицы выдающихся спортсменок. И катались они долго. Сейчас – бешеная конкуренция, мотивирующая девочек, но вряд ли кто-то из них сможет выступить на двух Олимпиадах, как вы. Какой путь проще?
– А как тут рассуждать? Что есть, с тем и работаем. У меня в принципе никогда не будет много спортсменов. В стране катается много детей – массовое, так скажем, катание популярно, но идти на гладиаторство никто не хочет. Жизни класть, убиваться – зачем?
Понятно, что в России это и социальный лифт, и другие перспективы; а у нас учишься ты хорошо – и жить будешь хорошо. Приобретай специальность – любую – и ты состоишься как профессионал, будешь зарабатывать. 10-летние девочки в России живут на льду, причем не просто фонарики катают, а рубятся. Их родители полностью вовлечены, жизнь в семье останавливается – и все работают только на ребенка, подающего надежды. В Эстонии к этому не готовы ни общество, ни родители.
В сильные секции фигурного катания идут в основном русские дети. Они следят за тем, что происходит в России, а эстонцы нет. Поэтому подъем в российском фигурном катании приводит детей и в наши эстонские секции. Эва-Лотта редкое исключение. Ну и надо понимать, что русские родители готовы дважды в день возить детей на тренировки и вместо семейного отпуска ездить на сборы, а эстонские родители – нет, жить-то когда? Нормальной обычной жизнью. В 6 утра уже тренировка перед школой – кто это выдержит?
– Российские фигуристы просились к вам под эстонский флаг? Почему бы не взять сильную девочку – и она тут же принесла бы медали.
– Нет. Это позиция нашей федерации, и мы очень ей за это благодарны. Если бы в свое время страна встала на легионерский путь, наше фигурное катание сразу бы умерло. Потому что если на главные старты ездят другие, у тебя нет стимула расти. Для себя можно делать и фонарики, а в спорте на результат тогда смысла нет. Это дало нам возможность внутреннего развития и долгой перспективы.
При этом для парного катания, для танцев нам пришлось взять ребят-легионеров. Мы хотим команду, потому что когда в танцах в стране всего один дуэт – это бессмысленно. Без конкуренции ничего не движется. Какая бы хорошая пара ни была.
У нас есть и обратный пример. Наташе Забияко, которая в детском возрасте была моей ученицей, мы искали партнеров – переубивали ее практически, а что сделаешь? Такую девочку жалко было бы оставлять и удерживать, ее бы вообще переломали тут. Она два раза была с серьезной травмой позвоночника. Зачем? Ее надо отдавать в сильную школу, в систему, в сильный парный центр с лучшими специалистами, где все сделано для парного катания.
Это был, безусловно, правильный шаг. Я сожалею, что Наташа тогда потеряла 4 года. Могла бы добиться гораздо большего, приняв это решение пораньше.
– Когда вы едете на Олимпиаду как тренер, личный опыт помогает? Есть что передать фигуристам?
– Безусловно. Я начала рассказывать им заранее, что и как устроено на Играх. Та же олимпийская деревня – она может стать шоком для неподготовленного спортсмена. Хорошо, что я знаю, как это выглядит, и пытаюсь научить их на своих ошибках.
Рассказать, как проиграла бронзу в 1984-м. У меня, например, тренера рядом не было. Эдуарда Плинера, моего тогдашнего наставника, поселили вне олимпийской деревни, и я была одна. А мне 18 лет, глаза с блюдце, голова выключилась. Вот я и профукала медаль – чисто эмоционально; хотя ехала на Игры в шикарной форме, должна была бронзу брать без вопросов. Через месяц на ЧМ стала второй. Некому было в нужный момент меня встряхнуть, поддержать, придержать.
Советские мальчики и девочки тогда попали в такой невероятный заграничный мир, на другую планету. У нас парни как увидели игровые автоматы в Сараево – им голову снесло, они на этих автоматах стирали руки до кровавых мозолей, ну цирк же. Поэтому важно, чтобы наставник был рядом и чтобы знал, как тебя эмоционально сохранить. Все, кто доехали Игр, тренируются с утра до ночи. А выигрывает один.
– Где тяжелее – за бортиком или на льду?
– Мне гораздо легче было кататься, потому что там все зависит от тебя. Там ты рулевой. А за бортиком остается только доверять спортсмену и отпускать, потому что все, что от тебя зависит, ты сделал дома. И да, за бортиком нервничаешь в разы сильнее, сердце заходится иногда.
– Вы тренировались у легендарных советских наставников – Станислава Жука, Эдуарда Плинера, Станислава Леоновича. Кто сделал из вас ту спортсменку, которую обожал весь Союз?
– Плинер, без сомнения. В нем было столько творчества и идей. Да, может, он не очень дисциплинированный, где-то с обязательствами не дружил, но какая же творческая личность, сколько придумок! А сколько у него было видео по фигурному катанию. Пленка 16 мм, качество вы можете представить, но именно он познакомил меня с легендами фигурного катания.
Когда я увидела Джанет Линн, то замерла. И поняла, что хочу кататься только так. А где еще я могла это увидеть, как? В моем детстве и телевизора-то не было, плюс мы никуда не выезжали – все было закрыто. Так и варились в собственном котле.
А Плинер показал мне красоту: Пегги Флеминг, Карен Магнуссен – тех, кто невероятно катался. Не прыгал, а именно катался. И вот тогда я очаровалась фигурным катанием. И стала показывать то, что и стало моей визитной карточкой и почему я запомнилась – творчеством и катанием.
– Поддерживаете связь со спортсменами той своей эпохи?
– Нас сильно раскидало, время такое было. Но когда встречаемся, всегда друг другу рады. Соцсети в этом очень помогают, все друг у друга на виду. Это нам позволяет общаться больше, чем если бы мы все жили в Москве. Кто в Москве успевает нормально общаться при таком ритме, я вас умоляю. Все пашут, пробки, расстояния.
С Леной Водорезовой всегда рады встретиться. Если мы были в Москве и надо потренироваться, то естественно, я шла в родной ЦСКА, и Лена всегда находила возможность моим спортсменам там покататься. Я нейтральный человек, меня все принимают, и я готова со всеми работать. И так приятно, что никаких барьеров и отчужденности между нами нет. Я легко со всеми общаюсь и бесконечно уважаю их труд. Потому что работать в такой безумной конкуренции – это подвиг.
***
– Вы никогда не думали отправить своих спортсменов потренироваться в Россию? Понятно, что не в этом сезоне, но до него.
– А мы часто обращались к российским специалистам за консультациями. У Мишина были на сборах, в свое время Эва-Лотта ездила к Этери Георгиевне на недельку. Алексей Николаевич, кстати, и в этом году успешно провел сборы во Франции, потому что Мишин – это Мишин, Профессор. К нему всегда будет отдельное отношение – он вне конкурса.
В прошлом сезоне у Ришо на сборах был Сергей Розанов. В этом году его уже не было, кстати. Думаю, что не только потому, что не смог, – как-то пропало, видимо, желание у организаторов. Потому что методы, которые он вроде как перенес от Тутберидзе, не работают на свободных людях. Нельзя орать, нельзя материться на детей. Нужно учить, уважать. И не все это умеют делать. А зачем, если к тебе толпой приходят готовые спортсмены, со всеми тройными? Ты на него тявкнешь – и он с перепуга, что его выгонят, идет на четверные.
У нас нельзя так. Надо учить, надо лепить. Я Эву-Лотту с фонариков вела – с первых шагов, 12 лет. А в России один поломался – миллион желающих придет со всей страны, все только об этом молятся и мечтают.
– Успеваете смотреть российские соревнования в этом сезоне?
– Стараюсь, но не очень получается. Пролистываю, что мне надо – смотрю. Что могу сказать – молодцы, что организовали эту серию, что ребята соревнуются. Спортсмены должны быть в форме, никогда не знаешь, что там дальше.
– А если закрыть глаза и представить, что вот он, каток „Хрустальный“ в вашем распоряжении – тренируй не хочу. Пошли бы?
– Да зачем гадать? Я выбрала семью. И я счастлива.
