МНЕНИЕ | День политзаключенного и ночь России
Когда в 1991 году новая российская власть с мародерским вдохновением украла День политзаключенного, превратив его в День памяти жертв политических репрессий, с этим мало кто спорил. Политзаключенных тогда оставались считанные единицы, новых не сажали, и многим в нашей стране казалось, что на смену политическим репрессиям идут свобода, демократия и права человека, пишет российский журналист и правозащитник Александр Подрабинек.
Однако не на пустом месте родилась пословица „Не говори гоп, пока не перепрыгнешь“. Из тоталитаризма в демократию Россия так и не перепрыгнула. По правде говоря, даже и не пыталась. Она медленно и нехотя ползла, временами имитируя решимость доползти до светлого будущего, но в конце концов замерла на полпути в сумерках средней тяжести авторитаризма с отчетливой перспективой возвращения в ночную тьму тоталитарного прошлого.
Новые поколения российских правозащитников, избравшие защиту прав человека своей основной профессией, охотно приняли участие в играх власти под названием „Будем плакать о прошлом, а не думать о будущем“. Значительная часть правозащитных сил и ресурсов были посвящены безопасным воспоминаниям о трагическом прошлом, а не созданию надежных инструментов по защите прав человека.
Открытие памятников, чтение имен, таблички на домах, горькие воспоминания, молитвы, слезы, цветы — все это было восхитительно эмоционально, душевно, трогательно и давало ощущение правильно сделанного большого дела.
Лицемерные слезы о былых грехах
Власть до поры до времени смотрела на это снисходительно, иногда даже участвовала в подобных начинаниях. Апофеозом лицемерия стало участие Владимира Путина в открытии мемориала памяти жертвам политических репрессий „Стена скорби“ на проспекте Сахарова 30 октября 2017 года.
К тому времени политзаключенных уже снова было немало по всей России, а власть и прикормленные ею правозащитники все сокрушались о прошлом, старательно игнорируя настоящее. Конечно, не все правозащитники вели себя подобным образом, но размеры общественной энергии, направленной на воспоминания о прошлом и заботу о будущем, удручающе несопоставимы.
Власть между тем, проливая лицемерные слезы о былых грехах, стремительно наращивала обороты машины репрессий. Количество политзаключенных росло в соответствии с ужесточением режима, ограничением гражданских свобод и неизбежной международной изоляцией России. Закономерным и ожидаемым стал новый вал репрессий после начала вторжения в Украину.
Политзэков было бы больше, если бы граница была „на замке“
Сделав большой и смачный плевок в сторону мирового сообщества с его международной юстицией, конвенциями, законами и правилами поведения, российская власть облегченно вздохнула и стала сажать критиков режима, уже вовсе не задумываясь о соответствии приговоров нормам международного права. Если можно тысячами убивать ни в чем не повинных людей в Украине, почему нельзя посадить сотню-другую неудобных людей у себя в России? Такова логика авторитарной власти, у которой агрессивная внешняя политика всегда идет рука об руку с репрессивной внутренней.
Сегодня количество административных дел против оппозиционеров исчисляется тысячами, уголовных — сотнями. Три четверти нынешних политзаключенных осуждены за мирную религиозную проповедь, как правило, даже непубличную. Количество политзэков уже который год только растет. Вероятно, их было бы еще больше, если бы граница была „на замке“.
Однако в отличие от советской власти нынешняя предпочитает отпускать своих противников в эмиграцию, а не перегружать ими лагеря и тюрьмы. Это вовсе не свидетельствует о ее гуманности. В конце концов, долгое время выезд из нацистской Германии тоже был свободным, а десятки тысяч немцев были даже лишены немецкого гражданства. Все это не сделало Третий Рейх менее опасным или более миролюбивым.
Наличие в стране политзаключенных — это, конечно, прежде всего проблема самой страны, ее общества. Но это также и проблема всего мира, потому что режим, начавший с политзаключенных, почти всегда становится международной угрозой и при первой же возможности учиняет кровопролитную бойню.
