Повседневная личная, семейная и общественная жизнь сотканы из множества ритуалов.
Имеет значение все: то, как вы встаете с постели, в какой последовательности одеваетесь, накладываете макияж, как завариваете чай или кофе, как провожаете в школу ребенка, прощаетесь с мужем или женой. "Встать не с той ноги" отнюдь не примета, скорее, это констатация нарушения утреннего ритуала. Даже незначительные отклонения в повседневных ритуалах способны на долгое время вывести вас из душевного равновесия.
Мы живем в государстве, в котором нарушена гармония личных и общественно-политических ритуалов, потому и нет нам покоя ни днем, ни ночью.
Pater Patriae
Принято думать, что только погребение покойных — церемония прощания и отдания последних почестей — связано с ритуальными (обрядовыми) услугами. Сам термин "ритуал" (ritualis — лат. обрядовый) приобрел в повседневной жизни какое-то мрачное, связанное исключительно со смертью значение.
Главным хранителем общественно-политических ритуалов традиционно является монарх — Pater Patriae, место которого в "демократическом" государстве занимает верховный законодательный орган, устанавливающий и силой закона через свои исполнительные органы поддерживающий соблюдение законов и общественно-политических ритуалов.
Что бы там ни говорили про пять тысяч лет землепашества, семьсот лет рабства, пятьдесят лет оккупации, континуитет, et cetera, et cetera, et cetera, а Эстонская Республика все же является государственным новообразованием с неустоявшейся государственной мифологией, в котором общественно-политические ритуалы еще только начинают складываться.
Яркий тому пример наш фактически бесправный президент, перехвативший у Рийгикогу роль хранителя и толкователя национальных ритуалов. Обратите внимание, что только он в своих речах взывает к национальным чувствам, объясняет национальные традиции и амбиции, поминает национальных героев, стыдит национальных бизнесменов и вообще напрямую обращается к "дорогому эстонцу", минуя прочие властные институции.
Президент сознательно нарушает субординацию, потому что уверен в том, что его артистическая натура позволяет ему играть роль Pater Patriae. Смысл игры в том, что президент, будучи зарубежным эстонцем, как бы сохранил то, что местные эстонцы как бы утратили при советской оккупации — национальное самосознание (гордость!), дух свободы, национальную память и приверженность национальной же демократии.
Однако роль верховного судьи лишает нашего Pater Patriae возможности активно вмешиваться в ритуал либерастического унижения выборами.
Унижение выборами
Либерастическое унижение выборами имеет в "демократических" сообществах два смысла — прямой и сакральный. Прямой смысл заключается в том, что власть делает вид, будто избрана с соблюдением демократической процедуры, избиратель делает вид, будто он эту власть избрал добровольно.
У нас не любят классиков, но без приличествующей случаю цитаты не никак обойтись:
"Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого. Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых". (К.Маркс. 18 брюмера Луи Бонапарта.)
Прямой смысл либерастического унижения в том, что, несмотря на любые общественные катаклизмы (революции!), власть всегда сохраняет преемственность. Именно по этой причине у нас в почете "континуитет", именно по этой причине последний (оккупационный!) Верховный Совет ЭССР после восстановления независимости не сложил своих полномочий, а продолжил свою абсолютно нелегитимную законотворческую деятельность.
Именно по этой причине среди наших законодателей и чиновников так много бывших коммунистов (большевиков!). Именно поэтому при любом исходе выборов избиратель есть только жертвенный материал, призванный освятить достигнутый властью результат.
Сакральный смысл выборов в том, что конкуренты оспаривают власть Творца над тварью. Этим грешат не только крупные партии, но в той или иной мере все без исключения избирательные союзы.
Ловцы человеков
Заглянем в Евангелие от Матфея. Вот, проходя близь моря Галилейского, Иисус увидел двух братьев-рыбаков Симона, прозываемого Петром, и Андрея:
"И говорит им: идите за мною, и Я сделаю вас ловцами человеков". (Матф. 4:8-19.)
Весь смысл апостольского служения заключен в этих простых словах: Петр и Андрей идут за Господом и сначала становятся его учениками, а потом проповедниками и апологетами евангельской истины — подлинно ловцами человеков. И это предназначение апостолов неоспоримо, если только речь не идет о либерастическом унижении выборами.
Смотрите, что делает лидер центристов (современных хлыстов!) — он призывает не двух бедных рыбаков, а без малого три сотни сборщиков голосов, которых самоуправно, оспаривая власть Творца, делает ловцами человеков. Если избрать их всех сразу, то хватит на четыре Таллиннских городских собрания. "Ловцы" и сами обмануты, и с помощью прямого (демократического!) обмана ловят чужие голоса.
А разве Ксения Балта или Эдуард Томан не ловцы человеков? Ловцы, с той только поправкой, что их прямое предназначение бесстыдно улавливать для хозяев не всех подряд человеков, а только русскоязычных. И они, и мы понимаем, что их смысл в эстонской партии это абсорбция русских голосов, имитация сопричастности русского избирателя к власти, внушение ему ложного представления о том, что власть над ним такова, какой он достоин.
В западноевропейских государствах механизм улавливания человеков не столь заметен, как в молодых постсоветских демократиях. Там он отлажен, доведен до статуса ритуала и украшен (замаскирован) демократическими прибамбасами, что, однако не меняет его либерастической сути.
Низкие истины
Ч. Геваркян в рассуждениях о "роли личности на выборах" (Delfi, 13.09.2009) приводит высказывание некоего неглупого и "совершенно адекватного эстонца" (охотно допустим, что есть и такие):
"С какой стати мы, эстонцы, должны что-то делать, что касается специфически ваших, русских интересов? Занимайтесь ими сами — это пойдет на пользу всей Эстонии".
Проблема лишь в том, что пожелание не осуществимо на практике: "специфические русские интересы" обставлены дискриминационными законами и процедурами (почти ритуалами). Даже либерастическое унижение выборами разделено по национальному признаку в соответствии с принципом институциональной сегрегации.
Больше всего от этого проигрывает само эстонское государство. Отсутствие единого либерастического ритуала унижения лишает любые выборы флера справедливости, свершенной по инициативе снизу. Народ отнюдь не заслуживает такое правительство, какое у него есть. Это правительство de facto имеет такой народ, какой ему нужен, чтобы оставаться правительством (властью). В нас говорит гордыня, когда мы унижаемся готовностью потерпеть от "своей" власти, — т.е. жрать картофельную кожуру! — и никогда не благодарить "чужую", за то, что кормит (кормила) досыта.
Все эти "низкие" в прямом смысле слова истины нам крайне неприятны и вызывают реакцию отторжения — "наши помыслы чисты", "кто, если не мы", "это наш долг перед будущими поколениями", "автор весь в белом", и т.д., и т.п.
Два ритуала
Государство фактически устранилось от продуцирования и поддержания ритуалов. Гораздо чаще оно выступает в роли их разрушителя.
Показательна история так называемого Бронзового солдата. В годы, непосредственно предшествовавшие обретению независимости, в сквере на Тынисмяги сложилось две взаимодополняющихся традиции — ритуал поругания и ритуал поклонения. Оставаясь "освободителем", бронзовый монумент приобрел вполне закономерный в глазах эстонцев статус "оккупанта". Начало раздвоению сущности было заложено еще в 1947 году, когда надгробный, по сути, памятник отделили от братской могилы, превратив в некий абстрактный символ "освобождения".
Переместив в 2007 году монумент из центра города на воинское кладбище, государство насильственным путем положило конец ритуалу публичного поругания Бронзового солдата и значительно усилило ритуал поклонения. Теперь ритуал поругания совершается тайно и не только в отношении самого монумента, но и в отношении окружающих его воинских захоронений. Государство больше не контролирует лишенный публичности ритуал поругания.
Если мы посмотрим на современные эстонские мемориалы, например, в Синимяэ или на Маарьямяги, то мы увидим, что ритуалы неформального поклонения там еще не сложились. "Часы свободы" не стали новым ритуальным местом — местом встреч или свиданий. И, хотя "часы" и "крест" расположены в самом центре города, они все же не лежат на путях ежедневных миграций горожан, подобно знаменитому "Утюжку" (угол на пресечении Пярнуского шоссе и улицы Виру) или скверу на Тынисмяги.
Новоделы, оставившие поклонников Бронзового солдата равнодушными, обречены на прозябание и забвение. Никто не выразил желания создать в отношении них ритуалы публичного поругания. Например, никто не носит венки из колючей проволоки на Маарьямяги. Никто не обливает памятник адмиралу Питке синей краской, но и никто не приносит к нему цветы в день свадьбы или просто так. Да и какой это Питка? Японские туристы, спускаясь с Тоомпеа, любят фотографироваться на фоне стального "дедушки Ленина".
Умное государство само выбирает, с кем солидаризироваться народу — с жертвами, палачами или героями. Точно так же, как памятники жертвам увековечивают память о палачах, памятники палачам немыслимы без присутствия жертв. Памятник герою это еще и памятник злодею, которого он победил. Так, изображение святого Георгия немыслимо без змея, которого он поражает копьем. Памятник бойцам Omakaitse это еще и памятник их многочисленным жертвам. Памятник жертвам концлагеря в Клоога увековечивает их палачей из 287-го полицейского батальона, и т.д.
Мораль такова, что памятник без освященного государственной традицией ритуала рискует со временем обнаружить и выпятить свою вторую сущность, alter ego, если хотите. Однако вернемся к предстоящим муниципальным выборам.
Стыд и бесстыдство
Мы существуем в государстве, которое отдает предпочтение закону перед ритуалом. Общество же по младости лет и незначительности культурного слоя неспособно само поддерживать ритуалы без помощи государства. В предвыборные периоды противоречия между последствиями применения закона и не примененными ритуалами обостряются до крайности. Таковы, например все цветные и цветочные "революции" на постсоветском пространстве. И никакие "пакеты законов бронзовой ночи", водометы, ножные кандалы, электрошокеры и т.п. не гарантируют власть от местного варианта "майдана незалежности".
В заключение сошлюсь на авторитет Конфуция, который учил, что власть, улаживающая проблемы с народом только посредством законов, воспитывает в нем осторожность и бесстыдство — стыд и покорность воспитываются добродетельным ритуалом.
Полной уверенности в том, что спрос на ритуальные услуги в эстонском обществе возрастет уже завтра или в ближайшем обозримом будущем, к сожалению, нет.
