Если раньше мы наблюдали восприятие истории как деструктивного начала (оккупации, депортации, рабство, перманентная борьба за свободу) исключительно у представителей эстонской культурной и политической элиты, испытывавший экзистенциальные фобии при столкновении с историческими событиями, то нечто подобное мы можем теперь наблюдать и у "продвинутой" части русскоязычного населения (интеллигенции?), начинающего рассматривать новейшую историю, как деструктивное начало (причину унижения и дискриминации), подвергающее каждодневному испытанию их личную судьбу. Таким образом, "количество истории", которое повседневно присутствует в нашей жизни, негативным образом влияет на психологическое состояние (здоровье) эстонской и русской общин.
Деструктивное начало
Тема не переваренной и не усвоенной совместной истории, разлагающейся и отравляющей наше настоящее и будущее, неоднократно поднималась в прессе. К сожалению, право знать и право помнить постоянно подменяются обязанностью знать и обязанностью помнить. Право не знать и право не помнить игнорируются.
Чем больше педалируется обязанность знать об "исторической победе советского народа в Великой Отечественной войне", тем больше в эстонском обществе педалируется обязанность знать о негативных для стран Балтии последствиях пакта Молотва-Риббентропа, советских оккупациях 1940-го и 1944 годов, депортациях 1941-го и 1949 годов. Чем больше педалируется тема победы над "фашизмом", тем далее отступает в тень цивилизационное значение победы над Германией, уступая место ничего не значащей для стран Балтии победе одного тоталитарного режима над другим. Замалчивание цивилизационого аспекта победы над Германией влечет за собой отрицание сопричастности эстонцев к этой победе, переводящее их из разряда соучастников победы в разряд жертв чужой истории.
Выпячивание одной стороны истории и замалчивание другой уже привели к тому, что окончание Первой мировой войны для Европы становится более значимым событием, чем победа во Второй мировой войне. Если окончанию первой войны придается цивилизационное значение, то победа во второй войне рассматривается как решающее участие США и Великобритании в разборках между двумя тоталитарными режимами, как вынужденный выбор между бóльшим и меньшим злом.
Отношение официальной России к Первой мировой войне позволяет сделать вывод о том, что она рассматривается лишь как пролог к двум русским революциям и гражданской войне, что вполне вписывается в ленинскую концепцию превращения войны империалистической в войну гражданскую (классовую). Отсутствие единого подхода Запада и Востока к оценке двух важнейших исторических событий ХХ века неизбежно запускает механизм двойной стандартизации.
В общественное мнение на Западе активно внедряется представление о том, что Компьенское перемирие 1918 года, положившее окончание военным действиям между странами Антанты и Германией, знаменует собой окончание Первой мировой войны. Между тем известные события 1917 года в России лишь отсрочили справедливое разрешение мирового конфликта. Революции в России привели к тому, что в 1939 году военные действия возобновились с новой силой и в них приняли участие практически все основные государства, принимавшие участие в "первой" мировой войне и государственные новообразования, возникшие на обломках рухнувших после нее империй.
Наиболее адекватное объяснение запредельной жестокости в предстоящей войне дал наш общий земляк Альфред Розенберг в книге "Миф ХХ века". Кстати, его невозможно упрекнуть в игнорировании цивилизационных причин "второй" мировой войны:
"Мировая война как начало мировой революции во всех областях выявила тот трагический факт, что, несмотря на то, что миллионы пожертвовали своими жизнями, эта жертва пошла на пользу не тем силам, за которые массы были готовы умереть. Погибшие на войне являются жертвами эпохи катастрофы, потерявшей ценность <…> Кровь, которая умерла, начинает оживать. В ее мистическом символе происходит новое построение клеток души германского народа. Современность и прошлое появляются внезапно в новом свете, а для будущего вытекает новая миссия. История и задача будущего больше не означают борьбу класса против класса, борьбу между церковными догмами и догмами, а означают разногласие между кровью и кровью, расой и расой, народом и народом. И это означает борьбу духовной ценности против духовной ценности".
Понятно, что историческое сознание реликтового этноса, существующего на границе двух цивилизаций, в лучшем случае раздваивается. В худшем — история перестает рассматриваться как цельный и объективный процесс и начинает восприниматься лишь в качестве отдельных угроз языку, национальному самосознанию, культуре. История рационализируется до состояния вредной (чужая) и полезной (своя). Своя история почти всегда полезна, чужая история по большей части деструктивна.
Своя история и чужая история
Яркий пример деструктивного исторического начала "чужой истории" мы находим в итоговой резолюции региональной конференции российских соотечественников, состоявшейся в Вильнюсе. По сравнению с предыдущими документами того же наименования нынешняя резолюция менее всего похожа на документ, позволяющий однообразно регулировать некие общественные отношения, имеющие место быть в "Прибалтийских странах". Здесь не место подробному разбору документа и объяснению причин, почему авторы резолюции вместо современного "страны Балтии", употребляют архаизм "Прибалтийские страны", однако уместно обратить внимание на некоторые, бросающиеся в глаза параноидальные параллели. Так, в резолюции российских соотечественников находим:
"Особо следует отметить, что правящие круги Прибалтийских стран постоянно уклонялись и продолжают уклоняться от честного диалога с русскоязычным населением, навязывая обществу миф о его разобщённости, подменяя факт реального единства русского населения в отношении своих прав и интересов аргументом нездорового соперничества между многочисленными лидерами общественных движений и организаций".
Сравним это с цитатой из отчета Полиции безопасности за 2008 год:
"ФСБ играет ведущую роль в антиэстонской подрывной деятельности, поскольку у нее разработана четкая стратегия, как нанести вред эстонскому государству и расколоть общество Эстонии. Деятельность по воздействию, осуществлявшаяся через общины местных национальных меньшинств".
Если соотечественники говорят о попытках государства расколоть единство "русскоязычного населения" Эстонии, то полиция ведет речь о попытках расколоть "общество Эстонии". Лукавят те и другие. В русскоязычном обществе нет и никогда не было единства. Оно разделено по принципу правопреемственности, натурализационной процедуре, гражданскому состоянию, из него вычленены национальные культурные общества и охраняемые законом национальные меньшинства. Разобщенность не является мифом, она является фактом, навязывать который бессмысленно. Речь может идти только о препятствовании объединительным и интеграционным процессам со стороны государства.
Что касается "общества Эстонии", как единого целого, то его не было до апреля 2007 года, нет и сейчас. Не просматривается оно и в ближайшем обозримом будущем. Если говорить о единстве "эстонского общества", то упрекать российских соотечественников в попытке расколоть его и смешно и глупо. Эстонское общество раскололось по идеологическим причинам почти столетие назад, а эффективных попыток примирения до сих пор не предпринято. Кроме того, существует и мировоззренческий раскол: государство позиционирует себя как христианское, а более половины современного эстонского населения отождествляет себя с язычниками.
Задачи соотечественников
Из прочих особенностей резолюции соотечественников отметим лишь указанную третьим номером в перечне задач "активизацию деятельности по налаживанию с властями стран проживания диалога о соблюдении норм международного права в отношении национальных общин и меньшинств".
Похоже, что местных российских соотечественников заботит лишь соблюдение норм права в отношении национальных меньшинств. Тема социальной справедливости и восстановления формального и реального равенства замалчиваются, и понятно почему: в руководстве "прибалтийских соотечественников" преобладают лица с национальным гражданством стран Балтии — общественные деятели, политики, предприниматели, перед которыми проблема равенства не стоит столь остро, как перед прочими.
В числе задач, поставленных резолюцией, подготовка к III Всемирному конгрессу соотечественников в Москве вынесена на первое место, празднование 65-летия Победы в Великой Отечественной войне — на второе. Таким образом сохранение и воспроизводство национальной идентичности оказывается гораздо менее важной задачей, чем подготовка к двум парадным мероприятиям. О предстоящем трехсотлетии присоединения к России Эстляндии и Лифляндии не сказано ни слова, хотя помнится, что наш главный соотечественник Андрей Заренков еще год назад начал собирать идеи и предложения. Идеи не подходят или предложений не поступило?
Не нашла отражения в задачах соотечественного движения проблема преодоления государственной русофобии в странах Балтии. Видимо, числиться "пятой колонной" пусть еще не почетно, но уже и не зазорно. Нет в резолюции ни слова о преодолении институциональной сегрегации, зато много слов сказано о фактическом сохранении и углублении национальной изоляции, через систему половинчатого русскоязычного образования. Сохранение ублюдочной иноязычной школы традиционно мыслится соотечественниками как величайшее национальное благо. Хотя именно это "благо" запускает механизм производства не помнящих родства Иванов.
В ситуации с повседневным преобладанием негативного "количества истории" право не знать и не помнить (забывать!) представляется гораздо меньшим злом, чем обязанность помнить то, что и знать-то не обязательно.
