Предвыборная кампания неожиданно обнажила любопытные процессы, которые происходят в эстонском обществе. Ярче всего эти процессы проявляются в рекламных материалах республиканцев, центристов и реформистов. Если реформисты теперь постоянно говорят о любви — Meie armastame Estimaad!, то лейтмотив центристской кампании — "Они опять обманут!". Любовь и обман — две сестры-подружки — гремучая и взрывоопасная смесь. "Вот почему, — говорят республиканцы, — мы каждый день должны бороться за нашу свободу!"
Средневековье и ренессанс
Мне не раз приходилось писать о том, что механическое перенесение окончания Второй мировой войны из 1945 в 1994 год чревато для Эстонии повторением пути, который Западный мир уже прошел — "железного занавеса", "холодной войны", гонки вооружений и всего, что с этим связано — диссидентства, цензуры, репрессий, шпиономании, затягивания ремешков с великой целью "догнать и перегнать", экстраполяции национальных сверхидей "отсюда и прямо в вечность".
Астролог Игорь Манг занимает более радикальную позицию. По его мнению, изложенному в конце января в газете Maaleht, на территории западной цивилизации заканчивается новое — рациональное дневное время и наступает иррациональная ночь. Эстонцам, пережившим ночь Средневековья, еще только следует ожидать Ренессанса и нового времени, которые Запад уже пережил. Именно этим он объясняет недавний всплеск интереса к Средневековью и ганзейским временам, апофеозом которого является популярный таллиннский ресторан в средневековом стиле Olde Hansa.
Если верить Мангу, то дальше мы станем свидетелями того, как средневековая христианская эзотерика, которой обладали рыцари-тамплиеры, сольется с достижениями современной науки, утверждая в обществе в противовес бездушной технической цивилизации средневековые жизненные ценности. Надо полагать так, что впереди нас ожидают времена нового гуманизма и сексуальная революция в стиле Ренессанса:
"А теперь представьте себе картину: бревенчатые крестьянские избы, много домашних животных, на горке — церковь и королевский замок, вокруг леса с вековыми деревьями — это и есть Средневековье".
Не правда ли, эта буколическая картина по Мангу напоминает современную рекламу популярного советского ликера Vana Tallinn?
История полукровки Локи
В книге Альфреда Розенберга "Миф ХХ века" мы находим весьма своеобразный пересказ "Младшей Эдды":
"Локи был полукровным богом. Долго совещались <боги> по поводу того, можно ли его признать в Валгалле как равноправного. Наконец, свершилось. Этот полукровка Локи играл роль посредника, когда великаны должны были заново строить замок Одина. В уплату он потребовал Фрею! Когда боги услышали об этом договоре, они отказались его выполнять. Затем Локи обманывает и великанов. Так Один, хранитель права, сам стал виновным. Возмездием стала гибель Валгаллы".
То, что для Розенберга было само собой разумеющимся, в наше время уже требует хотя бы минимальных пояснений. Локи был сыном великана Фарбаути и женщины по имени Лаувейя. Признание полукровки полноценным богом открыло перед Локи новые возможности. Обветшавший замок Одина требует перестройки, которую могут совершить только великаны. Локи — сын великана (в семье легендарного папаши Калева рождались только великаны!) — берет на себя роль посредника, требуя в уплату за услуги богиню вечной молодости Фрею. Боги, признавшие его равным, теперь не могут ему отказать, хотя и понимают, что потеря Фреи повлечет за собой их собственную старость и смерть. Отсюда драма — гибель обманутых богов.
На рекламе ликера Vana Tallinn (напиток богов!) мы видим склон холма Тоомпеа, на вершине которого красуется орденский замок (замок Одина). Бревенчатых крестьянских изб и вековых деревьев не видно. Можно предположить, что великаны вырубили окрестный лес при постройке замка. На среднем плане вместо тучных коров пасется одинокая белая лошадь — символ укрощенного единорога. На переднем плане полуобнаженный мужик (Локи?), видимо, хвативший изрядную дозу волшебного напитка, требует женской ласки. Предвкушая наслаждение, он опустил ноги в тяжелых расшнурованных ботинках в прозрачный ручей, задрал голову и нетерпеливо тянет к себе женскую руку. Прекрасная женщина за спиной мужика не спешит с лаской. С тоской она вперила взгляд в пространство. И чтобы у клиента в отношении женщины — Фреи — не было никакой ошибки, реклама в русском варианте снабжена надписью "Вечное молодость" (так в оригинале).
Локи красив собою, но злобен нравом, он мудр, но коварен и далек от постоянства. Однако у Локи есть одно несомненное достоинство: полукровка официально признан богами Валгаллы настоящим богом. Вот так затейливо переплетаются в нашей повседневной жизни обреченные боги Валгаллы с семьей папаши Калева, местные амбиции свободы, равенства и братства с реалиями Европейского союза, а писатель Фридрих Рейнгольд Крейцвальд, имя которого не случайно отсылает нас к легенде о золоте Рейна, с идеологом расизма, нашим общим земляком Альфредом Розенбергом.
Поразительно, сколько тайного смысла можно вложить в обыкновенную рекламу не самого лучшего в стране спиртного напитка!
В поисках тотема
Тотем — понятие до конца не проясненное. С одной стороны, распространено мнение о том, что понятие и культ тотема связаны исключительно с животным миром. С другой стороны, известны тотемы, связанные с другими объектами природы и даже стихиями — деревьями, камнями, дождем (водой), ветром (воздухом), землей, огнем, и т.д. Отсюда представление о том, что тотемом в принципе может быть любой объект, любое природное явление.
Проблема нового родового тотема остро встала перед эстонцами в середине XIX века, когда стало понятно, что связь с землей утрачена надолго, если не навсегда. Став раньше всех в Российской империи свободным от крепостной зависимости, эстонец перестал быть maarahvas. В этом смысле показательна история эстонского мистика Юхана Лейнберга (пророка Мальтсвета), едва ли не первым осознавшего, чем грозит народу утрата родового тотема. Народу земли, утратившему связь с землей, он предложил новую землю за морем и "белый корабль" как средство доставки. Поистине этот гениальный эстонец заслуживает того, чтобы память о нем была увековечена не только на библиотечной полке. Юхан Лейнберг как никто другой достоин памятника на склоне Ласнамяги!
Проблемой нового родового тотема для эстонца был озабочен ряд эстонских литераторов, наиболее результативным из которых в плане тотемизации был упомянутый выше Фридрих Рейнгольд Крейцвальд:
Много сыновей и дочек
Линда Калеву родила <…>
Щедрой грудью материнской
Сильных сыновей вскормила,
Вырастила, воспитала
Витязей, отца достойных,
Дивной силой богатырской
Мускулы их одарила,
Разуму их научила.
Налицо все признаки тотема: эстонцы — племя великана Калева. В древнейшие времена наследование тотема происходило по женской линии, поэтому детей в эпосе Крейцвальда воспитывает не Калев, а Линда — хранительница родового тотема. Папаша Калев только производитель, и не более того. Он дает детям великанское происхождение, но формирует мускулы и научает детей разуму именно Линда. Любопытно, что дети Калева, заселившего Европу великанами, в эпосе остались безымянными. Более того, все дети изгонялись из дома — "пашня скудных урожаев, всем им дать была не в силе хлеб и место для жилища".
Умирая, Калев завещает "волость эстов" не родившемуся еще сыну, чтобы "вотчина навечно оставалась неделимой". И хотя он обставился жребием, решать вопрос наследования все же предоставил верховному богу Тааре. Папаша Калев у Крейцвальда поступает вопреки эстляндским реалиям, в которых еще сохранилась память и не только память о майорате — обществе, в котором имущество и вотчину наследует старший сын в семье, а младшим в лучшем случае достаются ослы или коты без сапог.
Забавно, что Линда и Калев, в эпосе изгоняющие детей из дома, поступают вполне по Фрейду, полагавшему, что основное назначение тотема связано с боязнью инцеста:
"Самые старые и важные запреты табу составляют оба основных закона тотемизма: не убивать животного тотема и избегать полового общения с товарищем по тотему другого пола". (З.Фрейд. "Тотем и табу".)
Конкуренция тотемов
Далеко не все эстонские партии заняты поисками нового родового тотема, но те, что заняты, усердствуют. Иногда даже слишком.
Национал-патриоты из IRL настойчиво предлагают в качестве родового тотема свободу, точнее, перманентную за нее борьбу (свобода как функция и как фикция). Несколько лет назад была сделана попытка визуализировать тотем в виде "часов свободы". В апреле 2007 года неожиданно выяснилось, что идея свободы, будучи вложена в материальный объект (часы), делает его объектом двойного назначения, что для тотема неприемлемо. Общество испытало шок, когда цветы и венки, предназначенные "Бронзовому солдату", вдруг понесли к "часам свободы".
Нынешний "крест свободы" — это еще одна попытка визуализировать тотем и укоренить его в массовом сознании. Единственная функция, которую он сегодня выполняет безупречно, это отпугивание чужаков: к его подножию не принесут цветов чужие и свечи они там не зажгут. "Крест свободы" либо стерпится–слюбится, либо останется памятником уходящей эпохе, видимо, не самым удачным и долговечным.
В этой связи любопытно поведение реформистов. Осуществив вместе с IRL проект "крест свободе", они неожиданно ударились в любовь. Люди любви любят свою землю, при этом они не имеют ничего общего с идеями свободной любви 60-х годов прошлого века и движением хиппи. Люди любви визуализированы, как представители среднего класса — собственники земли, домов, автомобилей, приличных счетов в банках, и т.п.
Люди любви — это потомки гернгутеров, для которых внешнее приличие (благопристойность), соблюдение общественного ритуала важнее их собственной внутренней сущности. Внутреннюю жизнь нельзя выставлять напоказ — это табу. Скрытый грех гернгутера наполовину прощен. Вспомним, например, историю десяти миллионов Сийма Калласа. В целом визуализированный тотем реформистов напоминает цветные и весьма реалистичные картинки из "Сторожевой башни" свидетелей Иеговы.
Одной любви мало, считают центристы — надо дело делать! Тотем, который предлагают они, можно описать как делание, и даже как великое делание. Нас не должно пугать сочетание хлыстовства с масонством, ибо то и другое "делание" делается втайне. Главная идея центристов заключена в том, что "делание" должно совершаться без участия посторонних.
За что центристы критикуют реформистов? За обман. С их точки зрения, любовь это всегда обман. Если посторонний политик клянется в любви к народу, то он непременно лжет. Ложь политика корыстна. Обещали же реформисты расплатиться за народную любовь местом в первой пятерке самых богатых стран Европы, но обманули. В чем-то они даже уподобились русским, которые выдумали любовь, чтобы не платить за секс.
Великое делание как тотем плохо сочетается с местными реалиями. Признаем, однако, что переделка реликтового этноса в "людей делания" хлыстам-центристам явно не по силам.
Люди Бронзового солдата
Людям свободы, любви и делания в жизни как бы противостоят инородцы — люди могущественного Бронзового солдата. Тотем солдата унижен, но до конца не повержен. Окончательно повергнуть "бронзового" значит отказаться от идеи перманентной борьбы за свободу, лишить людей любви стимула любить членов своего клана, а людей делания — преград на пути к великим свершениям.
Однако мы вынуждены признать, что попытка тотемизации Бронзового солдата не привела к желаемым результатам: события 2007 года не стали причиной возникновения клана инородцев. Трансформации надгробного памятника в тотем русскоязычного населения Эстонии не случилось, хотя и была сделана результативная попытка создания клана ночных дозорных. Нынче клан Бронзового солдата (ночных дозорных) это всего лишь миф, необходимый для функционирования других государственных мифов. А на смену ему уже идет миф о клане российских соотечественников — людях Пятой колонны.
Если бы оба тотема — Бронзовый солдат и Пятая колонна — существовали de facto, то за исход любых выборов русской общине можно было бы не беспокоиться. Пока же любопытно наблюдать, как порожняки, пустым железом гремящие по рельсам новейшей истории, созидатели тотемов пытаются грузить мелкими и мелочными "балтийскими" сущностями под ритуальное заклинание: "Meie armastame…"
