Однако в
почтенный автор высказал ряд мыслей, с которыми я категорически не согласен. Притом, что признаю за его рассуждениями определенную логику. Возражения на высказываемые Ч. Геваркяном взгляды я положил на бумагу еще четыре года назад, и с тех пор они мало изменились.

Идею прямых выборов Президента впервые на моей памяти я вычитал из предвыборной платформы кандидата в депутаты Таллиннского городского собрания Ш. Хендриксона, озвучившего данную идею применительно к местным выборам 1996 (могу ошибаться) года. Затем данный прожект очень активно продвигал кандидат в Президенты от Центристской партии П. Крейцберг. До абсурда его пропаганда была доведена "Умеренными", предложившими на муниципальных опять же выборах 1999 года лозунг "Таранда — в президенты!"

Мысль, которую я хотел бы оспорить, Ч. Геваркян сформулировал так: "В эстонской парламентской республике президент занимает достаточно скромное место. А ведь именно президент мог бы стать тем самым связующим звеном между властью и народом, которое обеспечивает живой интерес народа к тому, что происходит во власти, стать тем самым модератором, который обеспечивает диалог власти и народа. Мог бы — да не стал. И не в последнюю очередь потому, что не народ выбирает президента, а все те же партийные политики в Рийгикогу или, в лучшем случае, выборщики (как правило — те же партийцы из местных партийных ячеек)".

Я же считаю, что повышение уровня легитимности Президента без изменения его полномочий нанесет стране скорее вред. Вред же от столь долголетнего размусоливания темы очевиден и выражается в виде хронофагии, столь страстно бичуемой моим коллегой М. Петровым. Действительно, создается иллюзия конституционной реформы, хотя в действительности в корзину нужно отправлять всю Конституцию целиком.

В обоснование своей позиции могу привести следующие доводы.

Выборы Президента прежде всего характерны отсутствием предвыборных программ кандидатов, т.к. никакого смысла в них нет. Мнение членов Рийгикогу (в нынешней схеме) строго увязано с мнением фракции, которая голосует или за своего фракционного кандидата, или, если фракция малочисленна и не в состоянии по закону выдвинуть своего кандидата, за кандидата от коалиции, к которой фракция принадлежит. Понятно, что никакая программа чужого кандидата не в состоянии поколебать фракционного единства — отступников бьют, и жестоко, несмотря на то, что по Конституции депутат "не связан мандатом". Уточняю это с тем, чтобы показать, что никакой свободы выбора у членов Рийгикогу нет, а, следовательно, нет и свободных выборов. Отсюда, кстати, удивительная предсказуемость результатов выборов на парламентском уровне.

Относительно живой процесс начинается после того, как после очередного провала парламентской "фазы" к членам Рийгикогу присоединяются выборщики от местных самоуправлений. На этой фазе к двум кандидатам "от Рийгикогу" могут присоединиться и совершенно неожиданные персоны.

Из прочтения предыдущего пассажа могло сложиться впечатление, что предвыборных программ у кандидатов в Президенты нет исключительно в силу вышеизложенных причин, т.е. в силу их необязательности. Данный вывод при всей его справедливости следует существенно дополнить: подобных программ нет, прежде всего, оттого, что они невозможны в принципе. Действительно, кандидат в Президенты может обещать нечто, исходя исключительно из возможностей Президента, которые во многом регулируются даже не Конституцией, а конституционными обычаями. Для того чтобы смоделировать себе некую предвыборную программу кандидата в Президенты, нужно очень четко понимать, а что же реально может эстонский Президент. А может он далеко не многое.

Компетенция Президента исходит из ст. 78 Конституции, насчитывающей 20 пунктов, большинство из которых — экзотика в правовом смысле. Например, объявление военного положения и мобилизации в случае иностранной агрессии против Эстонии. Поэтому отметим лишь важнейшие функции Президента с точки зрения повседневной внутренней политики (т.е. отсечем также прием верительных грамот от послов иностранных государств и т.п. архитектурные излишества). Остается:

6) провозглашение законов согласно ст. 105 и 107 Конституции и подписание ратификационных грамот;

8) инициирование изменения Конституции;

9) назначение кандидата в премьер-министры согласно ст. 89 Конституции;

10) производство в должность и освобождение от должности членов правительства согласно ст. 89, 90 и 92 Конституции;

Плюс к этому Президент назначает или участвует в назначении председателя Государственного суда и судей, председателя совета и президента Банка Эстонии, государственного контролёра, канцлера юстиции и начальника сил обороны. Упрощая до крайности — вот и всё. Так что при анализе выходит, что у Президента Эстонии всего две важнейшие реальные внутриполитические функции — кадровая и надзорная.

Итак, что же может предложить кандидат в Президенты своим выборщикам? Назначить или протолкнуть на указанные посты соответствующих людей? Моветон. Усилить надзор (см. ниже)? Тоже слабовато. Инициировать изменение Конституции?

Безвластие Президента прежде всего определяет отсутствие у него права законодательной инициативы. В этом смысле интересно сопоставление ст. 4 и 14 Конституции. Ст. 4 делает открытие в государственном праве, провозглашая, что "Деятельность Рийгикогу, Президента Республики, Правительства Республики и судов устроена по принципу разделения и уравновешенности властей".

Открытие заключается в том, что к трем традиционным ветвям власти — законодательной, судебной и исполнительной "народ Эстонии" добавил еще власть президентскую, причем, исходя из смысла данной статьи, это должна быть именно власть (характер власти такого рода принято называть гибридным), иначе как она сможет уравновесить остальные три классические ветви? Однако в ст. 77 и в целом в пятой, "президентской" главе Конституции о власти Президента нет ни полслова, сказано лишь, что Президент Республики — это глава государства. Понимай, как знаешь.

А вот в ст. 14 сказано, что "Обеспечение прав и свобод является обязанностью законодательной, исполнительной и судебной власти, а также местных самоуправлений". А куда же девалось знаменитое ельцинское "Президент — гарант Конституции?"

Если это понимать как вопрос, то ответ на него — нет. Таким гарантом в нашей стране является канцлер юстиции. Покопавшись в Госархиве, я обнаружил, что в качестве одной из версий проходило двуединство канцлера юстиции и Президента в деле провозглашения законов. Вероятно, отсюда компетенция Президента в части надзора за законодательством достаточно экзотична. Согласно ст. 107 Конституции Президент может в двухнедельный срок вернуть уже принятый Рийгикогу закон обратно вместе с мотивированным решением. Если парламент вновь принимает закон в неизменном виде, Президент или провозглашает закон, или обращается в Государственный суд с предложением признать закон неконституционным.

Экзотичность компетенции Президента в части надзора заключается в том, что Президент имеет право обращаться в Государственный суд (точнее, в его коллегию по конституционному надзору) только в части принятых, но еще не провозглашенных законов, или (позволю себе выкрутасы) законов, не обязательных к исполнению. В отношении иных актов права надзора у Президента нет.

Отсюда следует случайность, даже хаотичность президентского надзора. Особого аппарата, как, например, у канцлера юстиции, у которого для этих нужд есть целый штат советников, у Президента нет, т.е. отследить ВСЕ принимаемые Рийгикогу законы он не в состоянии, тем более в такие сжатые сроки. Просмотрев опубликованные в Riigikohtu lahendid решения коллегии по конституционному надзору Государственного суда, можно придти к выводу, что где-то четверть решений, вынесенных Госсудом по инициативе Президента Л. Мери, так или иначе касались собственно института Президента Республики, т.е. Президент главным образом бился за то, чтобы парламент не ущемлял его права. В остальных трех четвертях решений, а их в целом сравнительно немного, какой-либо системы выявить не удалось, т.е. непонятно, какой из отраслей права Президент отдавал предпочтение. Понятно, что данной надзорной функцией Президент наделен исключительно из-за своей принадлежности к процессу законодательства, а именно — провозглашения законов. Целесообразность такой компетенции представляется спорной.

В этом свете интересно также сравнить, какие требования закон предъявляет к канцлеру юстиции, а какие — к Президенту. Ст. 6 Закона о канцлере юстиции определяет, что означенный канцлер должен быть дееспособным гражданином Эстонии, свободно владеющим государственным языком, с высокими профессиональными навыками (не уверен в переводе — kõrgete kõlbeliste omadustega), с высшим академическим юридическим образованием, а также он должен быть опытным и признанным юристом. Ст. 79 Конституции гласит, что "Кандидатом в Президенты Республики можно выдвигать гражданина Эстонии по рождению, которому исполнилось по меньшей мере сорок лет".

Из этого сравнения видно, что никаких профессиональных требований, необходимых для производства надзора, к Президенту не предъявляется. Не говоря уже о дееспособности. Зато к Президенту предъявляется требование гражданства Эстонии по рождению, что говорит о нем скорее как о символе нации, а не как о главе государства — в этом я с Ч. Геваркяном согласен. Возникает вопрос — нужен ли нам вообще Президент и, в частности, его прямые выборы?

Конечно же, это тема для дискуссии. Свое же мнение выражу так: такой Президент при таком парламенте нам просто необходим. В условиях непримиримого фракционного противостояния в Рийгикогу, которое мы наблюдаем перманентно, парламенту жизненно необходим сторонний модератор, коим и является Президент. Без его решающего слова все кадровые назначения практически нереальны. К компетенции Президента отнесено также самое главное внутриполитическое решение — выдвижение кандидата в премьер-министры с поручением ему сформировать Правительство. И это единственный пункт, который говорит о реальной власти Президента, так как этим Президент еще и косвенно влияет на конфигурацию парламентской коалиции.

И последнее. В нынешней схеме, как странно бы это ни звучало, Президента избирают неграждане и иностранцы. Действительно, соотношение парламентариев к выборщикам в где-то 10/25, т.е. голоса выборщиков являются решающими. Выборщики же избираются собраниями местных самоуправлений, которые, в свою очередь, избираются, в том числе иностранцами и негражданами. В этом смысле он все-таки отчасти является президентом народа Эстонии. Ч. Геваркян же предлагает нам эстонского Президента, что для русских очевидно хуже.

Умозрительно хуже, так как мы видели на последних выборах, как русские распоряжаются своими голосами.

Оффтопик: Ч. Геваркян — классный псевдоним. Но вот недавно на витрине одного магазинчика в центре города увидел маечку с изображением до боли знакомой ушастой физиономии и надписью Че Бурашка.

Какое впечатление оставил у вас этот материал?

Позитивно
Удивительно
Информативно
Безразлично
Печально
Возмутительно
Поделиться
Комментарии