"Одновременно шокирующе и обыденно": эстоно-американский журналист побывал на первой за последние 20 лет казни в США

Эстоно-американский журналист Майкл Тарм стал свидетелем казни, совершенной правительством США на прошлой неделе. В США казней, совершенных федеральным правительством, не было уже почти 20 лет. Но администрация Трампа решила вернуть такую практику. Противники смертной казни пытались остановить этот процесс в судах. Но Верховный суд США дал ему зеленый свет – соотношение голосов было 5 к 4.

По закону, свидетелями федеральных казней могут быть семь журналистов. Членам семей погибших и семье осужденного также разрешается присутствовать на казни. Тарм пишет на юридические темы для Ассошиэйтед Пресс, которому, как крупнейшему информационному агентству в США, всегда дают одно место на всех казнях.

Недавно он стал свидетелем казни 52-летнего Дастина Хонкена. Осужденный был ярким студентом, особенно отличался в математике и химии, но бросил колледж и стал главным торговцем метамфетамином на Среднем Западе в 1990-х годах. В 2005 году он был осужден за убийство пяти человек, включая 10-летнюю и 6-летнюю девочек, в попытке помешать федеральной прокуратуре после того, как его уличили в незаконном обороте наркотиков.

Казнь произошла в одной из крупнейших федеральных тюрем в США, расположенной в Терре-Хот, штат Индиана. Вот что он рассказал о самой казни.

Можете ли вы описать исполнение? У Хонкена были последние слова?

Начало исполнения было немного похоже на начало пьесы. Был даже занавес, блокирующий мой взгляд на камеру смерти, когда я впервые вошел в начале пятого. Через минуту занавес внезапно распахнулся. За ним оказалась была звезда этого шоу: Дастон Хонкен. Он был всего в трех футах. Если бы не стеклянные стены, окружающие крошечную камеру смерти, я мог бы протянуть руку и коснуться стопы Хонкена.

Он уже лежал на спине, привязанный к крестообразной каталке. Над ним был бледно-зеленый лист. Его глаза были широко открыты, и он смотрел прямо вверх. Он мог бы повернуть голову, чтобы посмотреть туда, где стоял я и шесть других журналистов, смотрящих на него сквозь стекло. Но его глаза не отрывались от точки на потолке.

Хирургическая маска лежала за его головой. Должно быть, он носил его по дороге к смерти. Трудно представить, что его самой большой проблемой в этот момент была заражение коронавирусом. Мы, журналисты, должны были носить маски в течение всего времени пребывания на территории тюрьмы.

Над Хонкеном стоял высокий серьезный мужчина в черном костюме и галстуке. Он также носил черные кожаные перчатки. Он внезапно повернулся к человеку в сером костюме, стоящему у двери камеры смерти. Человек в черном костюме сказал человеку в сером костюме низким монотонным голосом: ”Есть ли какая-то причина, по которой казнь заключенного Хонкена не может продолжаться?”

Человек в сером костюме ответил не сразу. Он немедленно повернулся к стационарному телефону на стене и набрал номер. Какой-то неизвестный ответил на другом конце, хотя мы не могли слышать, что было сказано. Человек в сером костюме слушал минуту, повесил трубку и наконец ответил человеку в черном костюме: ”Нет причин, по которым казнь заключенного Хонкена не может продолжаться”.

Затем мужчина в черном костюме посмотрел на Хонкена и таким же холодным монотонным голосом спросил его: ”Вы хотите сделать заявление?”

Его глаза все еще были прикованы к потолку, и Хонкен начал читать короткое стихотворение о том, как пробежать через поле, полное лилий, где мухи не кусают. Он не смотрел на членов семьи погибших. Он не просил прощения. Он не сказал, что сожалел. Он был известен своими длинными речами во время суда. Но его выступление длилось менее 30 секунд. После прочтения стихотворения он остановился. Затем мы услышали его последние слова. Он сказал: ”Святая Мария, Матерь Божья, помолись за меня”.

Сколько по времени умирал Хонкен?

Введение смертельной инъекции началось почти сразу после последнего заявления Хонкена. Человек, вводивший ему пентобарбитал, находился за зеленой стеной. Жидкость текла по внутривенным линиям, проходящим через отверстие в стене, в левую и правую руки Хонкена. Препарат предназначен для того, чтобы сначала нокаутировать заключенного, а затем убить его, по сути отключив его мозг и закрыв его сердце. В теории, это самый гуманный способ убить.

Глаза Хонкена оставались широко открытыми в течение минуты, затем медленно начали закрываться. До этого момента он был совершенно неподвижен. Еще через минуту он начал моргать глазами. Затем его веки начали дрожать. Его пальцы тоже начали дергаться. Сначала у него было ровное дыхание, затем через пять минут его грудь начала подниматься — как будто он делает глубокий вдох, прежде чем прыгнуть в бассейн. Затем его губы начали дрожать вместе с глазами и пальцами.

Примерно через 10 минут движение его век, губ и пальцев замедлилось, а затем прекратилось. Его грудь все еще слабо поднималась. Но через 15 минут было трудно сказать, двигался ли он вообще. Хонкен становился все более белым, потому что его кровь больше не поступала в части тела. Его губы стали слегка синими.

Человек в черном костюме все еще стоял над Хонкеном. Он, как и все мы, пристально смотрел на губы и грудь осужденного, пытаясь решить, мертв ли Хонкен.

Хонкен должен был умереть через 15 минут. Укол такого препарата обычно приводит к смерти в течение 10 или 15 минут.

Но он еще не умер. Прошло 20 минут. Потом 25. И он все еще не был мертв.

Трудно сказать наверняка. Но человек в черном костюме начал казаться немного обеспокоенным. Убийство Хонкена было его обязанностью. Если Хонкен не умрет, он не справится со своей работой. Это была странная ирония. Но это был бы скандал, если бы Хонкен не умер.

Около 4:35 другой человек внезапно прошел через дверь камеры смерти со стетоскопом. Он положил палец на шею Хонкена, чтобы проверить пульс. Затем он слушал сердце Хонкена. Он посмотрел на мужчину в черном костюме и вышел, не говоря ни слова.

Через минуту в домофонах раздался голос. ”Заключенный Хонкен скончался”, сказал голос мужчины. ”Время смерти _ 4:36”.

Хонкену потребовалось 30 минут, чтобы умереть.

Голос по интеркому добавил само собой разумеющееся: ”Казнь заключенного Хонкена завершена”. И шторы тут же закрылись, и нас вывели.

Это не могло быть легко. Как это повлияло на вас психологически?

Я никогда прежде не наблюдал, как физически здорового человека медленно убивают — намеренно — всего в нескольких футах от него. Это было одновременно и шокирующе, и обыденно. Если не знать правду, то можно было подумать, что вы просто смотрите, как человек засыпает. Видеть кого-то повешенным или расстрелянным не могло быть обыденным делом. Но способ, когда убивают с помощью инъекции — может. Нет никаких сотрясений, никаких ударов, никаких запахов, никакой крови.

Как журналист, когда все это происходит, вы думаете о записи всех деталей. Вы хотите убедиться, что не пропустили ничего важного. Одна из задач заключалась в том, чтобы точно записать последние слова Хонкена. Мне нужно было написать свою историю через 15 минут после завершения казни, поэтому я уже наполовину сделал это в своей голове.

Но уже после того, как я отправил свой текст, конечно, все это начинает звучать в голове. Я и до этого видел ужасные вещи. Но стать свидетелем того, как жизнь покидает другого человека — даже человека, который убивал детей — это событие, которое сложнее осознать.

Оглядываясь назад, я понимаю, как много странностей было во всем этом. Казнь произошла в небольшом кирпичном здании, которое расположено на внешней стороне тюремного комплекса. Что меня поразило, когда я шел к нему, так это то, как это здание, где умирают люди — или, как в моем случае, смотрят как кто-то умирает, — было полностью лишено чего-то красивого. Нет украшений, нет кустов, нет цветов, нет окон, нет цвета — ничего. Дизайнеры, должно быть, сделали это с одной целью. Зачем предоставлять осужденным на смерть то, что может утешить их в последние минуты? Должно быть, такими были их мысли.

Были и другие вещи во всем этом процессе, которые ставили в тупик. Например, тот факт, что сотрудники тюрьмы отобрали у всех журналистов ручки и тетради, прежде чем они отвезли нас в камеру смертников. Только за одну минуту до начала казни они дали нам тюремные ручки и тюремную бумагу для заметок. Зачем? Я понимаю, почему мы не могли взять с собой мобильные телефоны, камеры или диктофоны. Но запретить взять с собой собственные ручки и бумагу — бессмысленно.

Секретность действительно бросалась в глаза. Вместе с нами было семь специалистов по связям с общественностью. Один для каждого журналиста. Но они практически отказались отвечать на любые наши вопросы, например, что будет с телом Хонкена после его смерти и кому парень в сером костюме позвонил по этому телефону. Они также не рассказали, какие члены семьи присутствовали на казни. Мы знали, что некоторые родственники были там. Но они находились в комнате слева от нас за другим окном, в которое мы не могли заглянуть. Перед смертью Хонкену принесли последнее блюдо. Но чиновники не сказали нам, что это было.

Все дороги из города Терре-Хот, которые вели в тюрьму, также были заблокированы, и на блокпостах стояла вооруженная полиция. Это также имело мало практического смысла. Здание, где проходила казнь, уже и так было внутри тюремных стен. Они действительно думали, что кто-то попытается ворваться в тюрьму, чтобы спасти или, может быть, попытаться убить Хонкена до того, как его убьют?

Я думаю, что это просто универсальный бюрократический инстинкт: сделайте секрет абсолютно из всего, что вам не хочется обнародовать. Я уверен, что тюрьма предпочла бы, чтобы журналисты не были свидетелями казней. Но закон гласит, что хотя бы несколько журналистов должны быть свидетелями. Они также знают, что все может пойти не так. В государственных казнях были случаи, когда заключенные внезапно просыпались через 10 или 15 минут после смертельной инъекции, корчась от боли. Для чиновников подобные вещи стали бы проблемой. Я думаю, что они хотят, насколько это возможно, ограничить возможности журналистов увидеть что-то нетипичное и записать это. Может быть, поэтому они взяли наши ручки.

Кроме того, может быть, это была попытка быть пошутить или выглядеть солидно, я не уверен, что именно. Но дорога, по которой ехал наш тюремный водитель и которая проходила через тюремный комплекс и заканчивалась в здании казни, была названа ”Правосудие”. Я не знаю, как это интерпретировать.

Была еще одна вещь, которая добавила странности в тот день. Через несколько часов после казни, когда я остановился на парковке моего отеля в центре города Терре-Хот, я поднял голову и увидел знакомое лицо. Сначала я не мог его разглядеть. Затем меня осенило: это был мужчина в черном костюме. Его галстук был расстегнут, а черное пальто было переброшено через плечо. Он выглядел уставшим. Он прислонился к своей машине, опустив голову, разговаривая по мобильному телефону. Он, конечно, выглядел так, словно день у него был хуже, чем у меня.

В чем обвиняли Хонкена и каков был мотив? И было ли разумное сомнение в том, что он совершил преступления?

Федеральный судья, приговоривший Хонкена к смертной казни 15 лет назад сказал, что он вообще выступает против смертной казни. Недавно он заявил, что если кто-то и заслуживает смерти за свои преступления, то это Хонкен. Я думаю, что многие чувствовали также.

Хонкен был необычным наркобароном. По общему мнению, он был чрезвычайно умен. Он был красноречивым и хорошо писал. Он получал самые высокие оценки, когда изучал химию в колледже в начале 1990-х годов. Но он решил использовать свои химические знания, чтобы разбогатеть, делая кристаллический метамфетамин. Поэтому он покинул колледж и начал его производить.

Его преступления были ужасны со всех точек зрения. Двух девочек школьного возраста, Амбер и Канди Дункан, он застрелил в затылок. Это было похоже на казнь. Они были убиты в лесу в тех же купальных костюмах, в которых они играли ранее в тот жаркий июльский день 1993 года. Он также убил их мать Лори Дункан и ее парня Грега Николсона.

Главной целью Хонкена в тот день был Николсон, который жил с Дунканами а небольшом доме в Айове. Николсон был одним из наркоторговцев Хонкена, и тот узнал, что Николсон разговаривал с федеральными следователями по делу о незаконном обороте наркотиков против Хонкена. Итак, Хонкен хотел его смерти. Он взял Дунканов на прицел пистолета и заставил пойти в лес, потому что им не повезло быть дома, когда Хонкен приехал за Николсоном. Хонкен подсчитал, что если бы девочки и их мать остались вживых, они были бы свидетелями убийства Хиккена Николсона.

Позже Хонкен убил еще одного из своих наркоторговцев, Терри ДеГеуса, который также разговаривал со следователями. Он ударил его по голове битой, разбив череп. Затем он выстрелил в него.

Хонкен ранее сообщил судье по делу о наркотиках, что признает себя виновным. Но через несколько дней после убийства Николсона и Дунканов Хонкен заявил суду, что будет отстаивать свою невиновность. Обвинения в наркоторговле против Хонкена были позже сняты, потому что два ключевых свидетелей, Николсон и ДеГеус, исчезли.

Следователи обнаружили тела Николсона и Дункана только через семь лет после убийства. Тела девушек были брошены в канаву прямо на тело их матери. Хонкен был осужден за убийство и похищение в 2004 году.

Находясь в камере смертников, Хонкен обратился в католицизм и начал встречаться с монахиней, сестрой Бетти, каждый месяц в течение десятилетия до самой смерти. Я разговаривал с сестрой Бетти в пятницу утром, за несколько часов до запланированной казни Хонкена. Хонкен позвонил ей из тюрьмы в прошлую среду, чтобы попрощаться с ней. Она рассказала, что Хонкен был уверен, что после смерти он попадет на небеса.