Ранее в интервью RusDelfi Данил Полянский рассказал, что его задержали 16 июля и он получил 30 базовых штрафа (295 евро) после задержания на акции протеста. Суд посчитал его участником той акции, хотя он и стоял в сторонке и всего лишь передавал информацию в редакцию.

Имена героев изменены по понятным причинам.

”Доснимался”


В нашей стране стать несвободным до омерзения просто. Вот, ты стоишь на улице, вполне себе добропорядочный гражданин, фотографируешь происходящее событие, пишешь комментарии к фото для редакции… А вот, вдруг, от черно-синей толпы отделяется десяток безликих людей в масках, окружают тебя плотной стеной, вежливо берут под руку и: ”Мужчина, пройдемте…”

До кунга автозака — метров сто. Серое пятно в темно-синем окружении, гул голосов. Бешеные взгляды из-под чёрных масок. Ярким мазками — одежда задержанных. Кто-то из них требует представиться и объяснить причины задержания.

В ответ глумливо-безличностное: ”там разберёмся”!

Где-то за спиной крики людей ”Позор!”, громкие аплодисменты…

-Я — журналист, который работал на событии. Вот мое служебное удостоверение.

– Доснимался, — маленький майор с какой-то необъяснимой ненавистью сверлит меня взглядом из-под маски.

Улыбаюсь ему в ответ. Я лица не скрываю.

Комфорт по-белорусски


Коробка автозака разделена на несколько отдельных клеток. Каждому задержанному — клетка индивидуальная. Комфорт по-белорусски.

-Телефоны, колюще-режущие — оставляем здесь! Откуда-то из генной памяти выползает липкое слово ”шмон”, когда человек в форме быстро пробегает руками по одежде.

-Пройдите.

Узкое железное помещение с решеткой на двери. Всё.

Машина очень быстро заполняется. Только мужские голоса.

Кто-то пытается ”качать права”, кто-то читает лекцию о жизни насекомых, кто-то требует соблюдения ПиКоАП. На все один монотонный ответ:

-Там разберёмся.

Чей-то монотонный голос просит закурить. Надоел. Вспоминаю Солженицына. Цитирую громко и вслух:

”Не верь, не бойся, не проси!”

Возымело действие. Голос замолкает. Эта фраза стала девизом, на протяжении всего времени общения с нашей системой наказания.

Было — не было… Какая разница?


-Подпишите протокол административного задержания.

-Что это за статья?

-Вы принимали участие в несанкционированной акции, активно выражая собственное мнение.

-Нет, этого не было. Я работал. Наблюдал за событием, фотографировал происходящее и писал в телефоне статью…

-Напишите, что не согласны с протоколом.

Полуслепая лампочка, как тут можно что-то написать или прочесть, безликий участковый — потенциальный клиент офтальмолога — необходимо за ночь написать десятки протоколов. Вызвали сотрудников даже с выходных — очень много задержанных. Ломаю глаза. Вчитываюсь в округлый детский почерк. Размашисто подписываюсь — категорически не согласен.

Дьявол кроется в мелочах


-Снимите шнурки. Ремень. Колющие, режущие…

Дежурный в звании майора вежлив и корректен. Иногда кажется, что говорит на полном автомате. Поверхностный обыск — просит достать из кармана сигареты.

-Проходите, — приглашающий жест в сторону железной двери с решеткой.

-Подскажите, надолго эта канитель?

-Ждём дактилоскописта. Он откатает вам пальцы, и если все будет нормально — пойдёте домой.

Уверенный тон, четкие жесты внушают доверие.

Сотрудники вообще стараются внушить доверие. Доверие — база надежды. А когда надежда сталкивается с реальностью и вдребезги о неё разбивается — человек теряет равновесие. И им проще манипулировать.

Это лишь маленькая деталь, в мире искусственной несвободы, созданной государством для перевоспитания преступников. А в остальном составе этого блюда — огромное количество ингредиентов.

Узкое длинное помещение. Две пары настороженных глаз. Худенький мальчишка лет двадцати и подтянутый седой мужчина, с модной стрижкой.

-Политический?

Слово из книжек о дедушке Ленине и тиране Сталине вызывает улыбку:

-Наверное — да…

Друзья по несчастью


Антон — мальчишка в свитере фанатов ”Динамо Брест” с возмущением рассказывает о том, как сидел на скамейке с другом, разговаривали на какие-то свои очень важные темы. Когда к ним подошли люди в форме — отнеслись к этому спокойно.

А вот предложение пройти другу в машину восприняли с удивлением. Как так — мы сидим и болтаем вдвоём, а берёте одного? Милиционеры не мелочатся. В автозаке нашлось место обоим.

-Мне раньше вообще чхать на политику было. Лукашенко-Бабарико. Какая разница? Я специальность получил, отработка или армия, а там — куда угодно. Россия, Польша — везде можно деньги заработать. А теперь… Теперь понял…

Мальчишка замолкает.

-Мама, наверное, волнуется…

Стучит в дверь, хочет просить дать позвонить маме. Голос из-за двери сообщил, что все всё знают, а вот телефон давать не положено…

Сергей — второй обитатель КПЗ (так называется это помещение).

-Я работал тут. Правда, лет пятнадцать как уволился. Но с таким беспределом сталкиваюсь впервые. Изменилось все. Даже тогда для посадки в автозак нужно было оооочень отличится. А сейчас стою у машины, жду сына. Он в кафе ходил. Подошёл милиционер — что делаешь?

-Сына жду — сейчас должен подойти.

-Уходите.

-Две минуты

-Тут в диалог вступил омоновец, который не мудрствуя отвёл меня в машину. С омоном. И вот я здесь.

Картинно взмахивает чёлкой.

Делюсь своей историей. Разговор трёх ”сидельцев” после обсуждения происходящего затихает.

Дактилоскопист как надежда на свободу


Мостимся на узенькой скамейке. Шириной сантиметров 20. Дико хочется спать и курить. Спать можно. Курить — нет.

Вежливый голос из-за двери сообщает нам что в туалет будет можно. Но позже. Замена привычных часов и минут на ”позже”, ”скоро” либо, в ответ на ”который час” — ”зачем вам” — тоже мера воздействия.

Монотонность гасит волю. Ты — мясо в мясорубке, которая медленно крутит твою жизнь в непонятный и бесформенный фарш.

Лязг замка. Выводят Сергея и Антона. Надеюсь, что загадочный дактилоскопист появился, и ребята, пусть и с чёрными от мастики пальцами — отправляются домой.

Тягучее время. Тяжёлая дрёма. В приоткрытое маленькое окошко под потолком камеры, раздвигая мелкую решётку, просачивается рассвет. Лязг замка:

-Выходим!

Этот дактилоскопист, видимо, очень важная персона: дорога к нему ведёт в подвал и перекрыта несколькими железными дверями.

Физкультура без трусов


”Честный” майор передаёт мои вещи в окошко очередного дежурного

-Я могу позвонить? — стараюсь выстраивать фразы так, чтобы они не звучали просьбами. Понимаю, истерики и требования этим людям привычны. Спокойный тон — нет.

-Вашим родным сообщили.

Тон уверенного человека, не умеющего лгать. Вспоминаю. Точно таким уверенным тоном, не дающим ни малейшего сомнения, этот майор говорил о дактилоскописте.

-Разденьтесь.

-Я должен раздеться полностью?

-Да

Моя одежда тщательно перебирается быстрыми скупыми движениями.

-Снимите трусы. Присядьте три раза.

Выполняю. Кажется, что все это унижение происходит не со мной.

-Одевайтесь. Достаньте руки из карманов. Возьмите сигареты.

-Зажигалка?

-Не положено. Все перемещения по ИВС — руки за спину.

Сворачиваю в рулон тонкий матрас.

Короткие команды:

-Направо. Лицом к стене.

Открывается дверь в камеру. Буквально бочком пробираюсь внутрь — дверь не распахивается на распашку. Стопорится где-то на треть открытия.

Признать вину в обмен на свободу?


Яркий свет. Три двухэтажные кровати. Умывальник. Параша. Три человека. Одного видел при оформлении в толпе задержанных. Второй — Антон. Майор ”сказал правду”.

Олег вышел за сигаретами. Он живет на углу Машерова и Куйбышева. Прошёл через милицейскую цепь, но остановился взглянуть на происходящее. Эта секундная остановка привела его в камеру ИВС.

Зарешеченный колодец. Место для прогулок. Тут собралось население нашей камеры. Голос из-за железной двери с глазком:

-Всем отойти от двери.

Заходят два сотрудника. Один в гражданском. Бодрый голос:

-Кто признает себя виновным — есть возможность уже сегодня оказаться дома.

Мы с Антоном вскидываемся возмущённо — в смысле ”признать вину”?! Нет!

Олег — да, я согласен. Виновато смотрит в нашу сторону:

-Мне очень нужно на работу — завтра смена.

Забегая вперёд скажу. Он весь день просидел со свернутым матрасом. И в суд попал всего на час раньше меня. И размеры штрафов были одинаковы. Одна разница. Он признался в вине, которой не было.

Запястья на стену


Жизнь в камере регламентирована. Обыденные в свободной жизни вещи здесь становятся неким благом. Ручка, книга, зажигалка, полная кружка чая… Это, почему то-нельзя.

Время делится на ”день-ночь” утренним и вечерним шмоном, во время которых переворачивается все в камере. Да выключением лампочки. Одной из двух. Выход из камеры, возвращение в неё — личный досмотр

-Лицом к стене, руки на стену.

Привычная по фильмам поза злодея тут иная. В действительности требуется прижать к стенке наружные части запястий.

-Вперёд. Налево. Аккуратнее. Проходите.

Как госдеп довел до изолятора


Человек в гражданке. Заполняет протокол административного ареста. В очередной раз пытается узнать, откуда я узнал об акции. Судя по всему, мой ответ — ехал-увидел-остановился-выполнял профессиональный долг — его не удовлетворил. Называет какие-то телеграмм каналы. Отрицаю участие в них.

Начинается лекция о сложной ситуации, которой хотят воспользоваться страны соседки. Ну и, конечно, госдеп США. Переключаю разговор.

-Вы понимаете, что ваши действия, де-юре защищающие систему — де-факто ее подставляют. Непрофессиональные задержания людей, которые не принимают участия в акциях протеста сейчас у очень малого процента вызывает страх. Зачем вы подставляете руководство страны?

В ответ тишина. Пауза затягивается.

-Вас больше ничего не интересует?

-Вы на всё ответили.

Внимательно читаю запись. Вношу коррективы. Так как статья участия в несанкционированном митинге не фигурирует — подписываю.

-Прямо. Лицом к стене. Проходите.

”Феня” на генном уровне


Камера. Просим кипятка. В пластиковом контейнере из-под шашлыков завариваем крепкий чай. Чай — можно. Кружки — нельзя. Посуду приносят и уносят на приёме пищи.

Еда… обыкновенная. Много хлеба. Мало еды. Но родственники очень быстро отреагировали — не голодаем. Открывается окошко — вызывают. Распишитесь, вам передача. Дочка. Все уходит на общий стол. Есть в гордом одиночестве — не правильно.

Отношения в камере без ”блатного флера”, правда в речи появляются слова ”фени”. Память о тюрьме на генном уровне?

Дверь впихивает нового сидельца. Это старый знакомый. Сергей. Целую вечность его знаю. В КПЗ познакомились. Камера взрывается радостными возгласами. Его уже осудили. Дали трое суток. За то, что в прошлое воскресенье попал на видео тихаря, снимавшего ”цепь солидарности”.

За нынешнее задержание суд — завтра. Справедливый и беспристрастный суд влепит ему 15 суток. И видео не понадобилось. Достаточно было показаний ”свидетеля”. Но это будет завтра. Сегодня — долгие разговоры ”за жизнь”. Гаснет одна из двух лампочек. Отбой.

Не с кофе…


Утро начинается с шмона. Тщательный обыск. Завтрак. Опять выводят из камеры в допросную.

-Распишитесь.

-Я бы хотел ознакомиться с материалами дела

Мой вопрос застаёт человека в гражданке врасплох. Ему неудобно — все нужно делать быстро. Машина работает. Нужно успеть очень много. Законное требование вызывает раздражение. Медленно перелистываю белые листы с казенными фразами. Любопытно.

Рапорт участкового, который в период с 19 по 23 часа нёс свою службу на вверенном ему участке, и своими глазами видел, как я, неоднократно предупрежденный сотрудниками, продолжал громко выкрикивать лозунги, активно демонстрируя свои политические взгляды.

К делу подшита толстая пачка скринов из телеграмм каналов. Неторопясь перелистываю их. Подождёшь, гражданин начальник. Подождёшь…

Выходите с вещами! Получаю вещи. Зашнуровываю шнурки.

-Плохая примета, — усмехающиеся глаза из-под медицинской маски.

-Плохая примета, когда на зоне птицей породы куриных считают, — к месту вспоминается услышанный в камере анекдот, — остальное не важно.

Дома покурите


Легковая машина несётся через город. В машине два арестанта — со мной едет Сергей на второй суд. Въезжаем в дворец правосудия. Машина с ОМОНом, обыкновенные молодые лица, даже с модной бородкой, смотрят в нашу сторону настороженно. Проходим прохладными коридорами в подвал. Чувствуется, деньги налогоплательщиков освоены немалые. Индивидуальные стаканы камер.

-Где можно покурить?

Прапорщик с извиняющимися нотками.

-В здании курить нигде нельзя. Тут везде датчики. Да не переживайте, потерпите часок, а после суда покурите.

Ну не внушаю я доверия конвоирам. Сигареты и зажигалку у меня отбирают. Пообещав вернуть по дороге на суд.

Нельзя на сутки — надо копать палеолит


В голове тяжелым комом перекатываются мысли. Должны были с дочкой в пятницу стартовать на Гомельщину, к моим знакомым — ребятам археологам — копать палеолит. Что будет сейчас? Если влепят сутки — десятилетняя девочка очень расстроится. Это не правильно.

Может послушать совет одного из тех, кто выпускал меня — сказать так, как они хотят? Нет. Не верь. Не бойся. Не проси.

Суд


Зал судебных заседаний в богатой отделке. Вспомнил термин ”сталинский ампир” Как назовут стиль этих роскошных зданий историки будущего, изучающие нашу эпоху? Агрогламур с элементами хай-тека?

Здоровых мужиков конвойных сменила девочка в форме. Видимо, эстетика — наше все.

Встать, суд идёт. Ого! Все по-взрослому. Судья в мантии. Задаёт фактически те же вопросы, что звучали в кабинетах РОВД. Изучает мое служебное удостоверение. Приглашает свидетеля. Свидетель — участковый.

Подглядывая в портмоне (шпора там у него, что ли?) рассказывает, что в период с 19 до 23 видел меня в строю протестующих. Видел, как ко мне неоднократно подходили сотрудники милиции, и в ответ на их законные требования я разражался политическими лозунгами.

Терпение их было безгранично. Они занимались моим увещеванием раза два. Или три.

Нет-нет. Где, кто и как меня задерживал, наш зоркий участковый не видел. Однако зоркость его была очень своеобразна.

С разрешения судьи задаю вопросы

-Во что я был одет?

-Я не помню, это было 14 числа.

Возможно. Много работы. Масса людей. Детали стираются.

-Была ли на мне маска?

Ответ абсолютно идентичный первому. Человек помнит только дату.

-Если вы не помните даже того, был ли я в маске — как вы меня опознали?

-По силуэту.

Уникальные люди служат в нашей милиции. Зоркие. Внимательные. Честные.

Перерыв. Оглядываюсь назад — за спиной небольшая группа людей. Журналисты. Родные. Коллеги.

Через минут десять выбегает судья. Жесты суетливы. Глаза не поднимаются от листка приговора.

Встаём. Суд нужно приветствовать стоя. Протокол? Традиция? Сейчас в руках этого человека последняя — очень призрачная — надежда на то, что в моей стране осталась возможность законно отстоять свои права.

Что скажете, ”ваша честь”? Обращение из далёкого прошлого. Сейчас эта формулировка не подходит. ”Гражданин судья” — в лучшем случае… Да и гражданин…

Виновен… Штраф… 30 базовых…

Возмущённый гул голосов за спиной. Улыбаюсь. Я выполню обещание, данное дочке.

PS


Не верь.
Всякий раз, когда тебе предлагают компромисс — это игра в одни ворота. Шулера интересуют исключительно его гешефты. Они — шулера. Участливый тон, советы полушепотом, уверенные обещания — ложь. Краплёные карты, которыми играют с тобой. Для их выгоды. Для них ты мясо. Из которого нужно быстро сварганить блюдо. И сожрать. Точно так же их коллеги в 37-м шли на все, чтобы был подписан протокол. Обязательно с формулировкой ”с моих слов записано верно”. Только 80 лет назад это оканчивалось расстрельном рвом — сейчас штрафом либо сутками. Стоит ли бояться этого, если на кону — уважение к себе?

Не бойся.
Если ты оказался в условиях несвободы, будь спокоен. Вникай во все детали на бумаге. Общайся с ними ровно. Не давай им шанса поверить в то, что тебя можно запугать. Эмоции — непозволительная роскошь. На них они умеют играть мастерски. Ты временно здесь. Они — на всю жизнь. Ради заветных ”папяцсот” одни рисуют ложь на бумаге. Другие неусыпно наблюдают за тобой в камере. Кто-то скажет ”такая работа”. Интересно, в детстве они действительно мечтали перебирать чужие шнурки, ковыряться в носках и заглядывать в задницы?

Не проси.
В условиях несвободы ты зависим от них. Так выстроена система. Но идеального не бывает. Они зависят от тебя. У них есть сроки делопроизводства. Начальство мылит шеи за их нарушение. А это премии и прочие плюшки. Признался? Молодец. Помог заработать премию. Тебе это надо? Даже в камере у тебя есть права. Минимум. Но есть. Используй их по максимуму. А просить…

У предков были слова в обиходе ”гордость, честь” может пора ввести их в обиход? Каждому.

Поделиться
Комментарии