Наше стремление к обороне, как шерстный покров ежа, — жиденькое
Меня призвали на учения ”Еж” в совершенно новой роли — в качестве офицера психологических операций, сокращенно psyops. На прежних учениях (их было в районе десяти) я был командиром пехотного взвода и офицером разведки при штабе батальона.
Не позволяйте громким названиям вводить себя в заблуждение. Я достиг верха некомпетентности сразу же после окончания первых курсов переподготовки офицеров резерва в 1997 году.
В этом смысле два года, проведенные в Советской армии, были полезны, поскольку помогли понять армию как систему. Включая специализацию. Я служил в войсках противовоздушной обороны. Меня обучали эксплуатировать ракетную систему, которой эстонские Силы обороны никогда не располагали.
И вот тогда в военной школе в Мегомяэ за двадцать дней из меня подготовили пехотного офицера. Нонсенс.
Во время Первой мировой войны до получения офицерских погонов британские аспиранты проходили курс продолжительностью в четыре с половиной месяца. В армии царской России на это уходило девять месяцев, у немцев — целый год. Заметим, что во время мировых войн, по причине чрезвычайно высоких потерь, офицерские курсы проходили в ускоренном порядке. Как гром и молния.
Я справился с этой задачей со скоростью, превышающей скорость света. 20 дней и все — господин прапорщик готов (В отличие от некоторых других стран, в Силах обороны прапорщик или lipnik — звание младших офицеров, а не звание унтер-офицеров. Код по классификации НАТО — OF-1. В ВС СССР и РФ этому званию соответствует младший лейтенант. В Силах обороны звание прапорщика присваивается аспирантам срочной службы. Из военной академии выпускают офицеров в звании младшего лейтенанта и это звание соответствует званию лейтенанта в ВС России. — прим. редактора).
Тогда, в 1997 году, у меня даже произошла небольшая перепалка с однокурсниками. Я предложил единодушно отказаться от офицерских погонов, согласившись на более скромный титул — резервист. Но этого не произошло. Как мне помнится, Индрек Таранд, например, обвинил меня в попытке уклониться от ответственности.
Позднее, будучи прапорщиком резерва, я написал генералу Йоханнесу Керту, который в то время являлся командующим Силами обороны — предложил сформировать отдельное подразделение из офицеров резерва. То есть, чтобы нас не ставили на те должности в подразделениях, для которых у нас на самом деле нет подготовки. В своем письме я дошел до таких деталей, что предложил назвать компанию из резервистов-интеллигентов ”ротой Еж”. С соответствующей эмблемой. Я не думаю, что на военной символике небольших государств должны присутствовать орлы, львы, грифоны, драконы — это как если бы боксер в категории ”веса мухи” одевал бы набитый ватой костюм, чтобы притвориться бойцом тяжелой весовой категории. Еж, оса, гадюка — подходящие существа для символизации желания защищать страну.
КОНЕЧНО, ИЗ ЭТОГО НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО. Я даже не знаю, прочитал ли Йоханнес Керт мое письмо.
Эта предыстория — объяснение, почему я пошел на учения ”Еж”, почти что будучи преисполненным энтузиазма.
Казалось, что заниматься психологическими операциями — открывшаяся впервые возможность заниматься теми вещами, в которых я действительно мог быть компетентен. Ну и название учений — ”Еж” — тоже подняло настроение.
Я представил себе лекции, может быть даже от американцев, на которых объяснили бы используемые в современных конфликтах методы психологических операций. В целом, эти представления оказались крайне нереалистичными. Вплоть до того, что такое штаб бригады и как он работает.
В лесу выяснилось, что все как обычно. Как это было всегда: ”полундра” вперемешку с ”тактическим ничегонеделанием”
Но были и такие вещи, которые оказались для меня совершенно новыми. Во-первых, качество офицерского корпуса штаба бригады — в нем были собраны мужчины с большим опытом службы в вооруженных силах, ушедшие в запас несколько лет назад и нашедшие применение себе в частном секторе. Настоящие профессионалы — без всяческих сомнений, они были способны выполнять свои обязанности на должностях, на которые были назначены.
У КАЖДОГО СВОИ ИСТОРИИ. В том числе и о том, почему они ушли из армии. Один сказал нечто следующее: для того, чтобы оставаться профессиональным офицером в наших условиях, ты должен быть либо помешанным на армии или любить леса (учитывая зарплаты и социальные гарантии, среднестатистический мужчина в армии работать не хочет).
Для меня всегда было так, что самой ценной частью учений была возможность услышать различные истории. Такие истории, о которых журналистам обычно не рассказывают. В активе этих маневров различные воспоминания о всевозможных зарубежных миссиях, от Ливана до Афганистана, а также доскональным обзор того, в каких условиях находятся люди, занимающиеся охраной судов от пиратов в Индийском океане.
Или как организованы учения в Финляндии.
Начнем хотя бы с того, что неразбериха и анархия на маневрах в Финляндии сведена к минимуму. Финские учения — отлично работающая и отшлифованная система. Критерий оценки в этом случае очень простой — сколько спят в сутки ответственные лица.
КОГДА НА НАЧАЛЬНОЙ СТАДИИ ”ЕЖА” МЫ ДОСТИГЛИ разбитого в Тапа штаба бригады, узнали, что отвечающий за развертывание инфраструктуры лейтенант был на ногах вот уже 60 часов подряд (у меня есть личный опыт одного пятидневного лагеря, за время которого удавалось поспать в сутки по два-три часа. Сначала это спровоцировало повышенную раздражительность, затем я начал видеть галлюцинации). Мириться с недостатком сна должен был не только этот лейтенант тыловой службы, но и большинство ”боссов”, державших машину учений на ходу.
Вы скажете, что условия на учениях должны быть как на войне? Не должны. Стресс ужасающим образом стачивает людей. Люди незаменимы. В финской армии на учениях люди спят практически столько же, сколько и в повседневной жизни. Они могут помыться, даже ходят в баню.
Благодаря тому, что инфраструктура для учений развивалась десятилетиями, планы упражнений известны, число сюрпризов доведено до минимума (готовиться к неожиданностями нет никакой необходимости, поскольку, скажем прямо, вероятный противник — российская армия — знаменита стандартными решениями).
Один из участников ”Ежа” сказал мне, вздыхая, что мы, может быть, догоним финнов лет через пятьдесят. К слову, он не имел отношения к Силам обороны вот уже на протяжении почти десяти лет, но с удивлением обнаружил, что в армия наступала на те же ”грабли”, что и во времена его службы.
Слаженность системы войсковых учений в Финляндии также выражается и в том, что гражданский и армейский мир контактируют в соответствии с четкими правилами.
У НАС ЖЕ ИМПРОВИЗАЦИЯ — ВСЕМУ ГОЛОВА. Поскольку я не стал офицером психологических операций (эту часть исключили из повестки учений), меня отправили наблюдать за работой команды CIMIC. Это сокращение образовано от civil-military cooperation. В условиях Эстонии это означает, что армия, перед тем, как направиться в леса и поля, идет и договаривается с владельцами земли о том, что и как могут делать вооруженные силы на их территории.
Естественно, в военное время никто ни о чем договариваться не будет — армия пройдет там, где необходимо. В мирное же время так нельзя. Во время ”Ежа” армия пыталась быть дружелюбной к природе настолько, насколько это возможно. Однако смена позиций зачастую проводилась ночью, в условиях, когда ни черта не видно, что тебя окружает. Перемещаешься по наитию. Более того, даже самые новые и наиболее точные топографические карты не отвечают истинному ландшафту. Каждая карта устаревает в течение четырех лет.
Подразделения могли оказаться в районе, где не были обговорены никакие условия. Представители CIMIC были теми, кто несся в точку за несколько часов до передвижения армии, пытаясь найти дороги и маршруты, использование которых вызвало бы наименьшее недовольство. Земельный кадастр, телефон, вежливые беседы глаза в глаза… со знанием того, что если тебя пошлют куда подальше, в штабе батальона, сидящие за картами люди должны будут придумывать новый план действий. Некоторые не давали разрешения и они изобретали.
Эстония — одна из наименее густонаселенных стран Европы, но армии негде проводить учения. Сооружение стрельбищ и полигонов идет как и административная реформа, ни шатко, ни валко. Зато наше стремление к обороне такое же высокое, как и сосновый бор.
В контексте этих учений — такое же плотное, как шерстный покров ежа
С САМОГО НАЧАЛА УЧЕНИЙ СКАЗАЛИ, что цель ”Ежа” — отработать мобилизацию и, конечно же, продемонстрировать обороноспособность. Единодушная оценка — это удалось очень хорошо.
Одна из цифр, которую я услышал в штабе 1-й пехотной бригады, все же заставляет задуматься. Подразделения резервистов были укомплектованы на 82-84 процента. Что, без сомнения, является хорошим результатом. Но здесь есть одно но.
К слову, обычно на учения мужчин призывают с определенным запасом. Для достижения более-менее приемлемого результата повестки рассылают числу лиц в размере 110% от штатной численности подразделения. Зная о статистике не явившихся, с небольшим ухищрением достигается результат, за который потом не будет стыдно.
На ”Ежа” призывали с беспрецедентно большим запасом — 160-170% от фактической необходимости. Поскольку ”Еж” ни при каких обстоятельствах не мог провалиться — все это уже исключительно мое предположение.
И если теперь посмотреть на результат, получается, что каждый второй призванный проигнорировал защиту родины. Половина не явилась (а может и должна была остаться дома, поскольку никаких психологических операций не проводилось?).
Я не знаю, являются ли эти цифры государственной тайной. В них выражается наше стремление к обороне в полной красе. Или может быть все работают в Финляндии и пора бы сформировать дружину Кайтселийта Uusimaa. Почему-то у меня появилось ощущение, что эти цифры вероятному противнику известны. Из-за чего я полагаю, что народу Эстонии знать о них тоже не помешало бы.
Шерстный покров нашего ежа жиденький.
