Помните "бессмертные" строки? Ну, мои сверстники уже, может быть, и не помнят. А вот те, кто постарше — те помнить должны. Написал это стихотворение Сергей Михалков, главный кремлёвский поставщик политической символики. В любую эпоху, любым властям. Тот самый, который в 1943 году создал гимн со словами: "И Ленин великий нам путь озарил. Нас вырастил Сталин — на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил". Когда генералиссимуса выселили из Мавзолея, под художественным руководством нового вождя, поэт вычеркнул строки про Сталина, зато вставил про то, что "в победе бессмертных идей коммунизма мы видим грядущее нашей страны", а также про то, как "красному знамени славной Отчизны мы будем всегда беззаветно верны!". Когда же судить стали и того, "кто поднял народы на правое дело", зато из руин восстановили православный храм, на тот же мотивчик появились новые строки гимна уже "новой" России: "Одна ты на свете! Одна ты такая — хранимая Богом родная земля!".
Я не случайно начал свою статью с пересказа истории полувекового лицемерия и угодничества. Ибо музейная экспозиция, которую мне довелось увидеть в только что открывшемся выставочном зале, посвящена целиком и полностью именно этому. Нет, не эпопее с гимном и не "великому" поэту Михалкову. А многочисленным примерам советской и фашистской пропаганды, призванным оправдать самые тяжёлые преступления против человечности.
Идея посетить музей оккупаций новейшей истории созрела у меня давно. Только вот повода отправиться туда, не подворачивалось. А тут мне позвонил мой знакомый, назовём его Имре. Ему 75 лет. Отец был арестован и казнён красноармейцами, а июльской ночью 1941 года его с матерью НКВД выслало в Сибирь. Вот с ним-то мы и решили, наконец, посетить выставку. Не скрою, я был очень обрадован, что всё так удачно совпало, и я получу возможность написать о музее оккупаций статью, опираясь на комментарии живого свидетеля событий тех лет. И вот мы отправились с ним на экскурсию…
"Надо бы сюда и Гитлера поставить, для симметрии", — говорит Имре, увидев бюст Ленина, стоящий позади огромного паровоза с красной звездой. Рядом такая же машина, но со свастикой. Действительно, пропорция несколько нарушена. Имре прав: "Не вижу между ними разницы".
На стендах лежат экспонаты: наручники образца 40-х годов, агитационные плакаты, сообщения о казнях инакомыслящих, разрешение на покупку сахара, протоколы КГБ с грифом "совершенно секретно", радиоприёмник, вынесенный из дома на Рауа 52 во время бомбёжки 9 марта 1944 года, разрешение на радио… "У нас такое было", — вспоминает мой собеседник, "коммунисты ввели". Потом, правда, вообще приёмники конфисковали. Ещё Имре узнал военный русско-эстонский разговорник, говорит, что даже держал, в своё время такой в руках. А вот акт о национализации имущества, также выставленный за стеклом, им не предъявляли: "Просто пришли ночью вооружённые люди, приказали собраться и отправили на поезде на восток. Куда — не знаю. Если бы доехали, то сейчас мы бы с Вами вряд ли разговаривали… Везли в обычном вагоне для скота: окошко с колючей проволокой, закрытые двери и охрана: НКВД-исты с пистолетами. Такие вот люкс-условия". Имре считает себя баловнем судьбы. Вызвавшись помогать солдатам носить похлёбку для узников, им с матерью удалось бежать: "Видите вон там isikutunnistus (удостоверение личности)?", — Имре показывает на ещё один экспонат за стеклом, "вот почти такой же был у моей матери, когда мы нелегально проникли на пароход, шедший по Каме. Когда нас нашли, я сумел убедить советских офицеров, что мы — эвакуированные, которые отбились от своего эшелона". "Как вам это удалось?", — спрашиваю. "Воспользовались неразберихой и паникой начала войны. Видите ли, я в школе в эстонское время очень хорошо изучал русский язык и знал его на сносном уровне ещё до того, как коммунисты отправили меня на "курсы погружения", — отвечает мой собеседник. Кстати, по-русски он и сейчас говорит отлично, отказываясь отвечать мне по-эстонски. Говорит, что больше на русском языке ему общаться не с кем.
Правда, на истории с побегом злоключения его семьи не закончились: в России они столкнулись с одной женщиной, которая их узнала и написала в НКВД донос, что видела двух высланных из Эстонии. Помог начальник местного отделения, который вовремя предупредил мать Имре об опасности, и им удалось бежать. Вернувшись после войны в Эстонию, спокойная жизнь тоже длилась не долго. В Таллине их снова узнали, и снова была ссылка. "Когда вернулся — узнал, что брат ушёл в Швецию. Тогда я попал в подвалы КГБ на Пикк. Вот там мне глаза и испортили", — Имре показывает на толстые стёкла очков. Когда департамент полиции открыл к какой-то дате выставку в подвалах бывшего здания госбезопасности, я спросил у Имре, почему он отказывается туда идти. Сильный, на первый взгляд, человек, перенёсший долгие годы ссылки и тюрьмы мне ответил: "Если я туда ещё раз войду, то выйти уже не смогу никогда".
Идём дальше — начинается экспозиция послевоенного времени: профиль Ленина и Сталина на красном полотне, поздравительная открытка к 28 годовщине независимости Эстонской Республики, изготовленная литовцами в военном лагере США во Франции, газета "Слово Свободной Эстонии", изданная в Соединённых Штатах в 1956 году, ватник, алюминиевая брошь, подаренная лесным братом девушке (датируется 1950 годом), оружие лесных братьев, штык…
"Вновь констатируем уже неоднократно излагавшуюся позицию России в том, что присоединение Эстонии к Советскому Союзу осуществлялось в соответствии с нормами действовавшего в то время международного права"
А.В. Яковенко, официальный представитель МИД России
(опубликовано на домашней страничке посольства)
"Российская позиция по вопросу о т.н. "оккупации" хорошо известна и остается неизменной. Считаем, что заявления эстонских властей о намерении развивать отношения с Россией, параллельно предъявляя ей политические и материальные претензии, лишены всякой логики"
Комментарий Департамента информации и печати МИД России
(там же)
Очевидно, что великие историки из российского внешнеполитического ведомства не собираются признавать очевидные факты. В их глазах, в которые хоть плюй, "товарищ" Жданов, приветствовавший марионеточное правительство Йоханнеса Вареса-Барбаруса с балкона посольства на Пикк, является примером для подражания будущим "квартирантам".
– Имре, а Вы подавали заявление на выплату компенсаций?
– Нет. Во-первых, я не верю в то, что получу их в этой жизни, так зачем тратить бумагу? Потом никакие материальные компенсации не вернут мне отца, которого они расстреляли. Деньгами это не измерить.
Что же, в этом тоже есть какая-то логика. Имре рад тому, что сегодня он может рассказать о том, что пережил. Может сказать властям — своим и чужим — что он о них думает. Думает он, как правило, критично. Это мягко говоря. Стоит какому-нибудь политику высказаться в духе: "Тартуский мир — это сегодня утопия" или "Советы принесли Эстонии процветание" — Имре начинает кипеть. Как активист многих обществ памяти, Имре носит с собой целую подборку книг и брошюр об истории оккупаций и о преступлениях советского и фашистского режимов. "Это нельзя забывать", — говорит он, пожимая мне руку при прощании. Я смотрю ему вслед: 75 лет, в сильных очках — пенсионер, один из многих тысяч. Президент не удостоил его памятным знаком, его имя не внесено в книги памяти и не выбито при жизни на мраморных плитах, но он не жалуется. С палочкой, но идёт очень бодро. Он знает, что он прав.
"Начиная с 1940 года, когда в Эстонии началась советская оккупация, за которой в 1941 году последовала немецкая и в 1944 году снова советская оккупация, советские и немецкие оккупационные власти репрессировали и принудили покинуть родную землю более 20% жителей Эстонии.
Помня о жертвах этих преступлений и исходя из того, что
Рийгикогу объявляет совершившие эти преступления коммунистический режим Советского Союза и насильственно осуществлявшие его органы Советского Союза, такие как НКВД, НКГБ, КГБ и другие, а также основанные из этих учреждений трибуналы, спецсоветы, а также истребительные батальоны и батальоны народной защиты и их деятельность — преступными"
Из заявления Рийгикогу о преступлениях оккупационных режимов в Эстонии
(перевод с эстонского — автора)
