Форма камня влияла даже на Микеланджело
Сейчас в драматическую школу при Эстонской Академии музыки и театра принято три студента, из которых будут готовить артистов для Русского театра Эстонии. Они станут учиться на эстонском языке, а некоторые предметы, прежде всего сценическая речь, будут преподаваться на русском силами признанных педагогов из Москвы. Тут можно было бы написать, что и это, теперь уже "эстонское" обстоятельство, совершенно не помешает им царить на русской сцене.
Но настаивать на таких прямых параллелях было бы несколько легкомысленно. У блистательного литератора Аркадия Белинкова есть замечательное рассуждение о времени: он говорит, что Микеланджело, создавая своего Давида, конечно, просто отсек от камня все лишнее, но, — продолжает он, — изначальная форма камня все-таки повлияла на скульптуру. То есть всегда важны не только события, но и обстоятельства, контекст, в котором они происходят.
Я все-таки обязана сказать, что русскому артисту сподручнее было бы учиться на русском языке и осваивать систему Станиславского на родине этой системы. И такой опыт был: посылали абитуриентов в Москву и оплачивали их учебу, но вот возвращались они потом (далеко не все) в родной город и в родной театр очень неохотно, всеми силами пытаясь остаться там, где прошли их студенческие годы… Можно, конечно, помечтать о том, чтобы в Таллинне вдруг открыли филиал ГИТИСа или Школы-Студии МХАТ, но, полагаю, такой возможности нет.
И вот, вдумываясь в форму времени, понимаешь, что учеба в высокопрофессиональной школе, возглавляемой признанным мастером Инго Норметом, с прекрасными педагогами — отличный эксперимент для тех, кто хочет стать русским артистом, но не хочет при этом отказываться от жизни в Эстонии.
Только очень важно, чтобы форму камня, форму времени понимали не только студенты и педагоги, решившиеся на этот непростой и благородный проект, но и сам Русский театр, который сейчас как бы застыл в нерешительности.
Каким ему быть в ближайшем будущем? Этнографическим музеем с уклоном в лубок? Частью эстонской театральной культуры — обычным эстонским театром, где просто играют на русском языке? Частью русской театральной культуры — строго русским театром, расположившимся географически на территории Эстонии?
О чем ставить спектакли? О жизни, которая, по сути, везде трагична, комична и безвыходна? Или именно о нашей жизни — о жизни людей, оказавшихся в эмиграции, в отрыве от своей культурной метрополии, переживающих свои очень специфичные трудности? Или, скажем, просто читать как-нибудь по ролям русскую классику, уповая на то, что зритель, движимый культурной ностальгией, все равно придет и приведет на спектакль своих детей, дабы они не забывали свой родной язык в его лучших и чистых образцах?
Русский театр сегодня, к сожалению, проигрывает гастрольным спектаклям, сколь бы ничтожными они ни были. Зритель хочет увидеть настоящий русский театр с настоящими русским артистами — приехавшими из России. При этом вот парадокс: артисты нашего театра востребованы в российском кино, телесериалах, театральных антрепризах. Их приглашают и в эстонские телесериалы, спектакли эстонских театров. Значит, артисты хорошие, даже отличные!
То есть, значит, все-таки дело в чем-то другом, в невнятности позиции…
Тут же добавлю: и эстонских режиссеров приглашают ставить в российских театрах. И эстонских артистов приглашают сниматься в российских фильмах. И российские режиссеры приезжают ставить спектакли в эстонских театрах. И опять парадокс: спектакль, поставленный российским режиссером в эстонском театре, всегда пользуется большим успехом, чем спектакль того же режиссера в Русском театре Эстонии.
Всякому человеку приятнее говорить о неразрешимости проблемы, чем ее решать. Первое не требует никаких усилий, второе предполагает действие, риск, успех или провал. Русская и эстонская культура исторически очень тесно связаны — и не только взаимными переводами, но и общими реалиями существования, с которыми искусство еще не рассчиталось.
И замечательно, что в нынешних сложных условиях начали в драматической школе при Академии учиться три будущих артиста Русского театра. Значит, как минимум, есть люди, которые верят в будущее Русского театра Эстонии. Хотелось бы, чтобы это будущее сопровождалось творческим подъемом, только не как в пьесах Чехова — через двести лет, а гораздо раньше.
