ТОЛЬКО НА DELFI | Последнее интервью Владимира Этуша
Сказаны тысячи искренних слов. Отзвучали прощальные аплодисменты. Брошена последняя горсть земли. Но он всё равно остался с нами.
Это интервью взято незадолго до кончины Владимира Абрамовича. Разговор шел о войне, вспоминать которую он не любил. Предполагалось опубликовать материал к 9 Мая. Но жизнь внесла свои коррективы.
Итак, последнее интервью Владимира Этуша…
- Посмотрела, Владимир Абрамович, в «Википедии», какими орденами и медалями вы были в разное время награждены. Половина - за вклад в искусство, а вторая половина - воинские…
- А вы знаете, когда мне в Кремле вручали орден «За заслуги перед Отечеством», один из молодых офицеров, которого награждали вместе со мной, подошел поздравить. Смотрю, а у него на кителе Звезда Героя России. Спрашиваю: «За что?» И он мне: «За взятие Грозного»…
- Так ведь, если не ошибаюсь, вы свой первый орден получили, когда обороняли во время войны Грозный?
- Ну да. А он - за то, что его взял. Вот такие настали времена. Я ему так и сказал… Он ничего не ответил, кивнул - и всё. Но, мне кажется, мы с ним друг друга поняли.
- Наверняка. Хотя, мне кажется, то, что происходило на фронтах Великой Отечественной, намного страшнее.
- Вообще-то, я думаю, понять войну можно только на уровне чувств. Правда, чтобы понять, как всё это досталось людям, надо жить в то время. Сказать вам, какое у меня было в те годы главное ощущение?
- Конечно!
- Усталость. Нестерпимая усталость, когда ноги свинцовые, и ты хочешь одного - спать. Мы ведь никогда не высыпались, вши не давали. Помыться ж было некогда, да и негде. А еще мы никогда не ели досыта.
- Про то, как голодали, рассказывают многие ветераны.
- И это правда. Мы ведь даже Эльбрус штурмовали на голодный желудок.
- Вам не подвезли продовольствие?
- Подвезли одну гречневую крупу. Один из солдат напек из нее оладьи, но во время подъема в горы он где-то отстал, и мы остались без еды.
- Как отстал, почему? Дезертировал?
- Кто ж знает, что с ним стало… Расскажу вам один случай, чтобы вы поняли. Мы переходили через Кавказский хребет. Там по соседству есть два перевала - Тунгус-Арун и Мегет. Через который из них шли, честно говоря, не знаю, но, когда к нему подходили, попали под сильнейший ливень, и вся одежда промокла насквозь. А как начали подниматься в горы, гимнастерка прямо на теле замерзала, как белье на морозе.
- Страшно представить!
- От всего этого у людей начало отключаться сознание, а ведь шли-то мы по самому краю расщелины. Не шли даже, брели. Ночью, километр за километром, по карнизу, вдоль отвесной скалы.
В общем, не знаю, кто как, а я тогда видел перед собой только спину солдата, который шел передо мной. Вдруг гляжу - спины-то нет! Исчезла! Потом только сообразил, что заснул на ходу и не заметил, как тот человек провалился в пропасть. Тоже, видимо, задремал.
- Как в песне: «Отряд не заметил потери бойца».
- Да… Чего тогда стоила жизнь солдата?..
- Увы… Но вы сказали, что гимнастерки замерзали прямо на теле, и вы продолжали идти. Не во что было переодеться?
- Какое там! У меня в какой-то момент отлетела подошва на сапоге. Ни новые взять, ни эти починить негде. Надо было думать, что делать. И тогда я разрезал подсумок для гранат…
- Кожаный?
- Нет, брезентовый, а внутри - перегородки, чтобы каждая граната лежала по отдельности. В общем, получился такой мешочек, я его надел на сапог, примотал проволокой, так и ходил.
Да что там сапоги! В горах, вы же знаете, климат особый - днем жара, ночью жуткий холод, а наше обмундирование к таким перепадам было совсем не приспособлено. Иной раз доходило до смешного. У меня был случай, который помню до сих пор. Я ведь заканчивал курсы военных переводчиков, знал немецкий, поэтому меня вызывали проводить допросы пленных. И однажды ночью прихожу я в командирскую избу… Кстати, вы представляете, что такое командирская изба?
- Не очень.
- Это такая большая комната с печкой и перегородкой, за которой вповалку спали офицеры штаба.
В общем, зашел я в офицерскую избу, вижу: повар жарит на печке блины, а за столом сидят командир полка и командир дивизии. Не знаю, зачем в тот раз этот генерал приехал, но, когда увидел меня, чуть не потерял дар речи…
- Почему?
- Потому что я был похож на пузатый самовар с картошкой вместо заварочного чайника наверху.
- Простите, не поняла…
- Зима стояла лютая, ветер ледяной, вот и приходилось натягивать на себя все, что было под рукой: белье, летнее обмундирование, сверху зимнее, а поверх - телогрейку и шинель. Вообще-то привести себя в порядок удавалось очень редко. Но в тот раз попало мне от командира полка здорово.
- А какие во время войны применялись наказания к тем, кто нарушал дисциплину?
- Я, например, однажды стал случайным свидетелем того, как командир дивизии расстрелял солдата за то, что тот тренькал на гитаре.
- Да в чем же тут нарушение дисциплины, Господи?!
- Как же! Все силы надо было отдавать наступлению.
- Надо, кто ж спорит! Но ведь хоть ненадолго отвлекаться от всего этого кошмара тоже надо было! Кстати, артисты к вам приезжали?
- За все время, что я воевал, только один раз приезжал певец. Фамилии его я уже не помню, но, когда он выступал, было здорово заметно: парень очень бережет свой голос. Честно говоря, и голоса-то у него не было… Но он что-то пел, и люди отвлекались от всей той жути. Это действительно было очень важно.
- Вы ведь воевали против дивизии «Эдельвейс», куда брали только тех, кто имел опыт ведения боевых действий выше снеговой линии? А наши солдаты проходили перед отправкой на Кавказ какое-то обучение?
- О чем вы говорите? Нет, конечно!
- Вот слушаю вас сейчас, Владимир Абрамович, и думаю: как все-таки ужасно, что мы сегодня вспоминаем о ветеранах и говорим им спасибо только в День Победы, ну, и в какие-то другие особо памятные даты!
- Да уж точно неплохо было бы, если бы Отечество вспоминало о них почаще…
Автор и редакция благодарят за помощь в создании этого материала представителя по международным делам Таллинского общества участников Второй мировой войны Андрея Лазурина
