Утро. Местное время 06.20. Мобильник заиграл мелодию Deep purple "Smoke in the water". Пора вставать на работу, хотя совершенно не хочется отрываться от мягкого дивана. В голове прокручиваются остатки сна. Слава богу, что в последнее время перестали сниться кошмары. Сны стали добрее, но совершенно не запоминающие. Странно, почему все хорошее не держится в памяти, а плохое надолго врезается в нашу черепную коробку. Вообще удивительная эта штука сны. Они, мне кажется, дают нам шанс заглянуть в будущие. Во сне можно посмотреть небольшой фильм под названием
"Что тебя ждет". Я очень хорошо научился отгадывать сновиденья. И с каждым разом стал понимать — сон это судьба! Что тебе приснилось — неизбежно произойдет. Как бы ты не крутился и не вертелся, пытаясь изменить ситуацию, посланную сверху — бесполезно. За нас уже все решили. По крайней мере, на несколько дней вперед. Машина времени давно существует — она в нас, только надо научится водить ее.
Сейчас, пока остатки сна не улетучились в теплое, туманное, летнее утро, я напряг мозги, чтобы вспомнить его подробности. Кое-что удалось. Березы. Мне снились березы. Стройные и необычайно красивые, березы. Прокрутив фотографию сна, захотелось подойти к одной из них и обнять. Обнять так, как это делал Вася Шукшин в "Калине красной". Но труба зовет на работу. Времени остается все меньше и меньше. Дальше лежать уже бессмысленно. Этим только усугубишь свое положение. Усилием воли, я отрываюсь от подушки и одеваюсь. Березки пропали. Быстро позавтракав, хватаю телефон, сумку и выхожу из квартиры. В голове зазвучала песня Виктора Цоя: "Между землей и небом война".
Он, Цой, всегда мне помогает в трудную минуту. Его уже давно нет, но песни… Когда тяжело на душе, плохое настроение, я их напеваю про себя. Помогает лучше всяких таблеток от депрессии и прочей гадости. Цой, Высоцкий, Тальков и Есенин — мои кумиры. Но я не поклоняюсь им, как и не поклоняюсь Богу. Люблю их песни, читаю стихи и молитвы. Но каждому из них свое время и место. Это утро я начал с песни Виктора.
Громко хлопнув дверью подъезда, не оттого, что ненавижу соседей, а потому, что задумался, выхожу на улицу. Сделав несколько шагов в направление автобусной остановки, вдруг останавливаюсь. Какая — то неведомая сила заставляет меня посмотреть в сторону Даугавы. Мой дом находится в двадцати метрах от этой "латвийской Волги". Взгляд останавливается на одинокой березе, стоящей на противоположном берегу. Сколько себя помню, она всегда там была в одиночестве. Как это получилось, никто не знает. В двадцати метрах от нее было множество деревьев, но она, почему-то росла в стороне. Сколько раз в молодости, я мечтал переплыть эту широкую реку и подойти к березке. Просто подойти к ней и обнять. Мне казалось, что ей очень трудно одной, стоять так годами, вдали от всех. "Одиночество всегда трудно переносить — не только людьми, но и растениям" — думал я. Поэтому, каждый раз приходя к речке и вглядываясь в противоположный берег, меня одолевало желание броситься в воду и плыть, плыть к этому одинокому дереву. Но почему-то в последний момент что-то меня останавливало от этого безрассудного поступка. И я молча возвращался домой с чувством полного отчаяния, ненавидя себя за очередную слабость и трусость. Не знаю, что сегодня так подействовало на меня — может песня Цоя, или расположение звезд, вдруг я развернулся на 180 градусов и направился к Даугаве.
"К черту работу, к черту проблемы! Я жив! Снимите черные повязки!" — сказал я вслух и стал раздеваться. Через минуту я уже плыл в направление другого берега. Холодная, утренняя вода заставила содрогнуться тело — оно покрылось мурашками. Физически переплыть Даугаву оказалось намного трудней, чем мысленно. Чем ближе я подплывал к противоположному берегу, тем меньше у меня оставалось сил. Последние метры проплыл почти на "автопилоте". Ничего не соображая, греб руками до тех пор, пока они не уткнулись в берег. Едва почувствовав перед собой твердую почву, я не смотря на усталость, поднялся на ноги и подошел к березе. Нежно обняв ствол двумя руками, я поцеловал ее в чистую белую "кожу". Сердце мое стучало так, что казалось вот-вот разорвется грудь. Но в душе появилась необыкновенное чувство легкости и наслаждения. Наслаждения оттого, что еще одна цель преодолена и достигнута. Не важно, что потом, узнав про этот случай, кто-то скажет: "Дурак! Зачем тебе это надо! Ты подумал о детях , о жене! Сколько тебе лет?
На это у меня уже есть ответ, который появился после того, как я осуществил свою маленькую, может кому-то покажется, глупую мечту. И ответ этот выльется небольшим, может быть наивным четверостишьем:
