Воскресенье, которое начинается слишком рано для выходного дня. Воскресенье, которое обязательно будет холодным, а потом начнется настоящая весна. День, в который мы все резко вспоминаем о своей религиозной принадлежности, идем в церковь, жертвуем деньги на ее развитие, подаем бездомным и пытаемся соблюдать традиции своих предков. Пасха.

Когда мне было пять лет, я ездила на Пасху в село к бабушке. Я проводила там целую неделю: от Вербного воскресенья до Светлого воскресения Господнего. В четверг мы обязательно "смывали с себя все грехи" до восхода солнца, а потом пекли куличи: от совсем маленьких, которые святили дети в церкви, до огромных, которыми можно было накормить нашу большую семью. Бабушка замешивала тесто, раскладывала его по формам и обязательно сопровождала весь процесс готовки молитвой: чтобы куличи не пригорели, чтобы пища пошла во благо. Потом мы варили глазурь и обязательно посыпали готовые пасочки разноцветными палочками карамельного происхождения.

В субботу все обязательно шли в церковь на Всенощную: в маленьком селе сразу замечали, если кто-то остался дома и приходил святить куличи только рано утром, - так было не положено. Каждый должен был отстоять ночь в церкви, послушать проповедь священника, помолиться и попросить прощения за все свои грехи, а также поблагодарить Бога за то, что послал нам своего сына для искупления грехов простых смертных.

Около восьми утра воскресенья начиналось самое веселое, по моим тогда еще своим детским представлениям, действо: битва яйцами и конкурс на самую красивую крашанку. Тогда я не особо понимала, что такое разговение и почему на столе было такое огромное количество мясных блюд. Я восхищалась вкусно приготовленными яствами и обязательно увозила самую красивую паску домой, чтобы похвастаться перед друзьями во дворе, и конечно же, угостить их домашней выпечкой.

Когда мне было тринадцать, я впервые осталась праздновать Пасху в Киеве. Занятые на работе родители купили куличи в ближайшем супермаркете, крашенные яйца нам передали все из того же любимого в детстве села, а корзинку мы собирали в 7 утра воскресенья: о том, чтобы пойти в церковь на всю ночь, не было даже разговора. В церкви мы встретили своих соседей, которые предложили продолжить празднование в парке недалеко от дома. Мы отказались, они нашли более сговорчивую компанию. Как сейчас помню: в церковь никто не заходил, люди толкали друг друга, чтобы поскорее посвятить содержимое своих корзин и уйти домой досматривать сны, каждый пытался прыгнуть выше головы, чтобы на него попало побольше святой воды, и с гордым видом бросив 5 гривен на восстановление/поддержку церкви, удалялся, набожно трижды перекрестившись.

Мне было семнадцать. Подруги возле церкви долго спорили, почему в такой холод надо было обязательно надеть юбку, и на скорую руку вытирали красную губную помаду. Красивые плетеные корзинки сменились бумажными пакетами, а святая вода портила утренний макияж, смывая пудру с щек, покрывшихся румянцем от утреннего холода. Соблюдение поста переименовалось в "подготовительную к лету диету", а процесс разговения - в обсуждение, где бы лучше выпить вечером, ведь понедельник – выходной. Сейчас мне кажется, что вряд ли хоть одна из них могла прочитать "Отче наш" на память или вспомнить, какой рукой правильно креститься.

Мы вспоминаем о Боге, когда в жизни происходит что-то плохое. Мы ходим в церковь один раз в году – на Пасху, потому что так делают все. Мы не ставим свечки за упокой и за здравие, не обустраиваем в квартире домашний иконостас, потому что он противоречит фен-шую, красим яйца ярким порошком из пакетиков и покупаем куличи в субботу вечером втридорога. Мне почти двадцать один. И я не знаю, хочу ли я встретить такой светлый праздник в компании людей, которые отмечают его по инерции, а не по велению сердца.

Поделиться
Комментарии