В Киеве - городе карих каштанов с полуприкрытыми зелеными веками - прошла молодость моих родителей. Я когда-то часто ездила в Киев: были живы друзья родителей, потом мои друзья. Потом все смыло временем, и с Владимирской горки уже ничего нельзя было разглядеть, кроме общего открыточного вида.
Но есть, конечно, и то, что не может умереть, и время только служит подручным у бессмертия. Как сказано в стихах киевского поэта Леонида Киселева:
Была в Киеве такая литературная семья: Владимир Киселев – прозаик, Леонид Киселев – поэт, Сергей Киселев – журналист. И так выпало Лене Киселеву, что он погиб в двадцать два года, в 1968 году. Что мог сделать в поэзии этот мальчик? И, главное, что он мог такого написать за свои 22 года?
Он сочинял на двух языках – на русском и украинском, оба были для него одинаково родными, и его книги, которые выходят вот уже сорок лет, составлены на двух языках.
Он, думаю, начал бы писать и на третьем – английском, которым владел в совершенстве и был запанибрата с английской классикой, как, впрочем, и с русской, да и вообще мировой, посылая в стихах парафразные приветы то одному гению, то другому:
Новую книгу из наследия Леонида Киселева «…все на свете только песня на украинском языке» успел выпустить за месяц до своей смерти Сережа Киселев. И именно близкие Сережи прислали эту книгу сейчас мне.
Масштаб дарования Лени Киселева становится понятным только теперь; в дни нашего знакомства, подростком, я думала: «Наверное, Леня гений, какие замечательные у него стихи!» Прошла огромная жизнь, почти все было переоценено и переосмыслено, а эта фраза осталась неизменной.
Он знал, что умирает, и писал об этом в 1968-м так просто и мужественно, как, думаю, никто:
Это последнее стихотворение Леонида Киселева.
А чуть раньше он написал:
…Всякий поэт – часть речи, часть своего языка. Но одновременно – часть человеческой речи вообще, возвышенный залог понимания между людьми, говорящими на самых разных языках. Выдающийся эстонский поэт Юхан Вийдинг утверждал: поэт всегда эмигрант, где бы он ни находился, у себя ли на родине или на чужбине. И от этой бесприютности, может быть, он находил столько читателей и среди эстонцев и среди русских.
Его часто переводили на русский язык. Как-то, уже после его трагического ухода из жизни, был устроен вечер переводчиков на русский язык стихов Юхана Вийдинга.
Поэтические судьбы Леонида Киселева и Юхана Вийдинга кажутся мне схожими. Не только потому, что они были ровесниками, не только потому, что оба обидно рано ушли из жизни (у них была трудная с ней совместимость), но потому, прежде всего, что движущей силой их стихов была неизменная солидарность с теми, кому горше, хуже, мучительнее. Шестидесятническая эта страсть – милость к падшим призывать – не обязательно носила публицистические формы, она могла быть сугубо лиричной, трепетной.
У Киселева:
У Вийдинга:
По-моему, давно пора заботливо отобрать лучшие переводы на русский Вийдинга - поэта мирового уровня - и выпустить книгу, которая ничего бы, конечно, не могла изменить, но могла бы многих утешить. Как новая книга Леонида Киселева, изданная с таким вкусом и тщанием.
Юхан Вийдинг писал:
Масштаб дарования Юхана Вийдинга медленно становится понятным только теперь. Но уже в детстве в нашем дворе у него была кличка: «Гений».
Когда приходят черные мысли, нет сомнения, нужно открывать маленькие сборники стихов отличных поэтов: впервые открывать для себя или открывать на привычных страницах, и тогда выстраивается правильная иерархия ценностей и на смену черным мыслям приходит раскаяние, нежность и жалость.