"Я хочу быть счастливой, я хочу мужчину!" Очень женская роль актрисы Лилии Шинкаревой
В поставленном Иваном Стрелкиным спектакле Русского театра ”Дом Бернарды Альбы” по пьесе Федерико Гарсиа Лорки актриса Лилия Шинкарева сыграла небольшую, но абсолютно запоминающуюся роль 80-летней Марии Хосефы, бабушки большого семейства, человека не от мира сего, или, проще говоря, не в себе.
Лилия, Федерико Гарсиа Лорка был великим лирическим поэтом ХХ века. Что, по-вашему, отличает пьесу поэта от пьесы, написанной не поэтом?
Наверное, такую пьесу нельзя поставить в обыкновенных театральных декорациях: вот вам стенка, вот две двери… А ”Дом Бернарды Альбы” — действительно, пьеса поэта, она звенит, переливается, иногда светло, иногда зловеще… В нашем спектакле есть сцена, где девушки в своей спальне готовятся ко сну, сидят на постелях, у каждой свечка, и все они словно горящие свечки. Режиссеру хотелось, чтобы в этот момент прозвучало несколько странных, как будто из сна, поэтических строчек. А я подумала, почему же странных? Только вслушайтесь, что же тут странного:
И тополя уходят,
Но путь их весенний светел.
И тополя уходят,
Но нам оставляют ветер…
Сколько здесь чувства, сколько прощания, конечно же, это пьеса поэта.
Как складывались ваши отношения с Марией Хасефой?
На самом деле, мне действительно хотелось сыграть не просто выжившую из ума старушку, всегда запертую подальше от людей в сарае. Вероятно, со временем любому актеру хочется уже не просто выходить на сцену, но каждый раз решать: зачем выхожу, что важно сказать? И тогда в рамках роли не очень нормальной бабушки уже становится тесно. Я рада, что здесь мы нашли общий язык с режиссером Иваном Стрелкиным. Он, во-первых, сильно меня не терзал, а, во-вторых, ему хотелось, чтобы наша Мария Хосефа стала воплощением невысказанных мыслей, желаний, тревог дочерей Бернарды, ответом на мучающие их вопросы.
А в чем ответ?
В том, что надо просто жить каждую минуту, секунду.
Вообще-то, может показаться, что в этом спектакле именно странная Мария Хосефа и является едва ли не единственным нормальным человеком.
А знаете почему? Потому что она уже не заблуждается, в ней нет, как ни странно, этой самой ”энергии заблуждения”. Все вокруг живут в сочиненной жизни, живут в заблуждении, а Мария Хосефа со всем своим жизненным опытом чиста и бесхитростна, как ребенок. В детстве и старости люди нередко освобождены от шелухи условностей и часто поступают вопреки им. Они ни в кого не играют, никем не представляются, они искренни и выглядят такими, какими есть на самом деле. Потому как раз именно Мария Хосефа олицетворяет собой реальность этого дома, того, что происходит в нем на самом деле.
Ключевая фраза в роли Марии Хосефы: ”Я хочу быть счастливой…”
Да-да, я хочу быть счастливой, я хочу мужчину!.. На самом деле, Иван, как мне кажется, меньше всего хотел делать спектакль про политику, про фашизм, про непокоренных или еще каких-то. Нет, наш спектакль про нехватку счастья, про то, что мешает быть счастливым, про то, что нельзя убивать в человеке природу, и если так происходит, то все получается наоборот, шиворот-навыворот. Мария Хосефа всегда жила вольно, по сердцу, она любила, рожала детей, была в гармонии с собой. А Бернарде выпала другая жизнь, много забот, чувство, что не на кого положиться, все приходится тащить на себе одной, какое тут веселье. Потому и дочки с нею всегда настороже, в боязни очередного выговора, потому и тянутся они к бабушке.
Отдельная тема — подвенечное платье Марии Хосефы, сдвинутая набок фата… Это была авторская подсказка?
Костюм — идея Стрелкина и художника по костюмам из Петербурга Сережи Илларионова. Мы с Сережей сразу нашли общий язык, а если бы еще получилось все, что он задумал… По его замыслу, Мария Хосефа должна была быть огромной, такой большой, как та невеста в белом подвенечном платье, что на афише спектакля пытается разорвать невидимые путы. У меня была высоченная ”платформа”, и я на нее согласилась, но тут начались проблемы: хождение по сцене на такой ”платформе” оказалось сопряжено с немалым риском. В общем, когда на глазах постановщиков я несколько раз упала, они все это от греха подальше отменили. Теперь о платье… То, что свое подвенечное одеяние Мария Хосефа соорудила из большого белого покрывала, подсказывало зрителю, что она действительно не совсем здорова, но при этом платье с фатой рождало и образ ожидания очень желанного, но так и не пришедшего женского счастья.
Зрители со стажем наверняка помнят, как много лет назад вы, Лилия, незабываемо играли в Русском театре в музыкальном спектакле ”Тощий приз” многодетную, с огромным бюстом, куму Хуану, воплощавшую собою такие жизнелюбие и мощь, и страсть, что просто дух захватывало. И вот теперь Мария Хосефа с ее сумасшествием и мудростью. Так что в остатке?
Однажды Марина Цветаева писала дочери, что жить надо на всю катушку, жизнь коротка и промчится быстро. Все связано, и ничто не кончается. В ”Тощем призе” мы танцевали неистовую румбу, здесь звучат страстные испанские мелодии. Только тогда двери не запирали, а сейчас запирают. Тогда у моей Хуаны было шестеро детей, а сегодня иногда мечтается хотя бы об одном. Значит, что-то ушло, но так хочется, чтобы вернулось. Потому столько надежды в звучащих в спектакле словах: я люблю, когда женщины баюкают детей, а мужчины прохлаждаются у ворот…
Материал вышел в рамках совместного проекта Delfi и Русского театра под названием ”Роль”. Речь идет о серии интервью с актерами театра. С каждым из наших гостей мы будем говорить об одной из ролей, которую он играет на сцене Русского театра. Роль эта может быть большой или маленькой, главной или неглавной, спектакль — совсем новым или из тех, что идет уже не первый сезон.
Нашим прошлым собеседником был актер Александр Жиленко, рассказавший о ”собачьей жизни”. Интервью читайте здесь.
