Иван, за три года на вашем счету в Русском театре числится уже не одна роль, но ни про одну из них, так уж получилось, не было столько толков, сколько про Степана, который в списке действующих лиц стоит последним. Почему столько разговоров?

Не знаю. На самом деле, когда прочитал распределение на спектакль, то, конечно, немного расстроился, но потом подумал, что раз ставит Игорь Владимирович (Лысов, худрук театра — прим. ред.), то, наверное, будет не так, что просто зашел-ушел, был уверен в этом.

Тут стоит, вероятно, уточнить, что вы ведь не только закончили театральную Академию в городе на Неве, но однажды выигрывали чемпионат Петербурга по бальным танцам. Игорь Владимирович был в курсе вашего танцевального прошлого?

Вряд ли знал много, но про то, что танцую, думаю, слышал. Когда мы начинали репетировать ”Женитьбу”, он спросил: ты петь можешь? Я ответил, что я не поющий, а танцующий. А на каком-нибудь инструменте играть можешь? Я опять свое: я не поющий, ни на чем не играющий, я — танцующий.

Не получается ли из этого, что Степан, возник таким, каким мы его увидели сечас на сцене, в процессе работы над спектаклем?

Именно так. На одной из репетиций мы поняли, что за месяц суметь заиграть на каком-то инструменте как следует я не сумею, потому что разучить что-то качественно в один момент не получится, придется заниматься месяца два. А музыке в ”Женитьбе” отводилось важное место, к тому же предполагалось, что мы с отлично поющей Катей Кордас составим музыкальную пару. Но не сложилось. И слава Богу. Было другое. Время от времени Игорь Владимирович говорил: тут вот хотелось бы… Я выходил и импровизировал танцевальные движения. Он смотрел, подходит-не подходит, годится-не годится. Один раз говорит: уж больно хорошо ты здесь танцуешь, а мне надо, чтобы тут танец был кривой. Танцующие люди меня поймут: нет ничего сложнее, чем специально танцевать хуже, танец внутри тебя протестует. Проще тогда уж взять человека с улицы…

Ваша, Иван, хореографическая судьба складывалась прекрасно, но вы выбрали путь драматического артиста, а не танцевального. Не наступали, делая окончательный выбор, на горло собственной песне?

С танцем я был связан немало лет, хотел дальше пробовать себя тренером, уже занимался с детьми, но получилось иначе: я практически случайно попал в театральную Академию, где спектакли у нас были разные, танцевальные тоже, и танец помогал мне больше раскрываться.

В ”Женитьбе” вы явились нам добрым духом, камертоном спектакля о желании любви, счастья, хотя каждый из персонажей и понимает их по-своему. Насколько тут помог танец?

Танец, который видит зритель на сцене, это практически каждый раз импровизация, как идет, так идет. Сегодня одно настроение, завтра другое, нет ничего постоянного, нет ни одного движения, которое всегда выполняется так, и только так. Вот вы о желании счастья, любви, а ведь на самом деле без них и любая роль не в радость. Когда тебе не диктуют ногу влево, ногу вправо, а позволяют делать, что хочешь и как чувствуешь, и это совпадает с тем, что надо спектаклю, тогда роль начинает жить, играть разными красками. Танцующие люди меня поймут.

Вы не впервые говорите: танцующие люди меня поймут. Так вы танцующий артист или драматический артист.

Я драматический танцующий артист. Словом, слуга двух господ…

Поделиться
Комментарии