Ответ Метлеву: всем надо идти вперед, но не в отрыве от реальности
1. Наследие Советского Союза — не ручеек подлежащих ассимиляции мигрантов, а целая 1/3 готового населения c областями компактного проживания и налаженной системой образования. Что и кому было от этого хорошо или плохо — сейчас обсуждать как минимум бесполезно. Надо жить дальше, всем надо идти вперед.
1/3 — это не капля, которую можно безболезненно растворить и не заметить. Это означает отсутствие в достаточных масштабах естественной эстонской среды. Особенно очевидно это на Северо-востоке.
5% растворить, погрузить, а реально — ассимилировать в 95-ти еще можно. Но, ассимилируя 1/3 в 2/3-х, можно получить только общую ядовитую бурду с непредсказуемыми свойствами. Думаю, именно это подвигло массу трезвомыслящих эстонских родителей отдавать свои подписи в пользу сохранения школ с русским языком обучения.
2. Массовое перенесение погружения, всех этих kümblused и lõimumised, из совершенно других условий — безответственные и дорогостоящие эксперименты над целым поколением детей. Настоящее погружение — тончайшая, штучная работа. Для добровольцев, в небольших масштабах — пожалуйста, никто не запрещает. Несколько уникальных преподавателей для этого наверняка есть.
3. Частичный перевод обучения на эстонский язык — чисто издевательская тема. В школьные годы происходит не только обучение ребенка конкретным предметам. Параллельно, и в школе, и дома, происходит становление мыслящей личности. Основой для всего процесса является родной (домашний) язык. На нем и неизбежно с учетом его специфики должен выстраиваться весь учебный процесс. Если ребенок языком в достаточной мере (очень хорошо!) не владеет, то не получится ничего хорошего.
4. И русский, и эстонский языки очень сложны структурно и друг от друга при этом очень отличаются. Советская власть, хорошая или плохая, но считалась с этим и обеспечивала в тех же эстонских школах, например, качественно иную программу по пению. И происходило это не из-за особой любви эстонцев к певческим праздникам, а из-за специфической ритмичности эстонского языка. Не имея хорошего музыкального слуха, в этом языке приличного уровня грамотности не достичь. Приходилось этот слух у детей особо развивать. И, соответственно, подгонять под это все учебные программы.
Теперь у нас для всех единые программы обучения! На любую специфику, видимо, наплевать. Есть ощущение, что подход к образованию у нас крайне непрофессионален. Частичный переход на эстонский язык в случае массовой школы однозначно тормозит развитие личности.
Что делать и как без ущерба и для развития, и для обучения сделать так, чтобы практически все неэстонские дети смогли при этом и реально овладеть сложным для них эстонским языком?
Сейчас процесс пущен по экстенсивному пути: нормальным считается 5-7 учебных часов эстонского в неделю. Разумеется, за счет других предметов. Огромные домашние задания. Вынужденное репетиторство. Дети замордованы, замучены и сбиты с толку огромным количеством бессистемной фактической информации.
Огромный ресурс идет на бесконечное усложнение контрольного аппарата. Каждый новый тест — это работа, по сложности исполнения не уступающая диссертации шифровальщика. О каждом обновлении системы языковых категорий лучше и не говорить. Отточенное изуверство.
Любые попытки принудительной ассимиляции разрушительны и для самого эстонского языка. Причем, если ассимиляции подвергается русскоговорящее население только Эстонии, то обратная сторона этой медали — угроза всему эстонскому языку. Поскольку Эстония, действительно, единственное место в мире, где он вообще используется, и усиленно разбегающийся отсюда молодняк нигде больше на нем говорить не будет.
В наших общих интересах сохранить русскую школу и при этом обеспечить хороший уровень владения государственным языком для ее выпускников.
Дело не в учителях эстонского языка. Для решения поставленной таким образом задачи — обучить всех реально и распрекрасно — общепринятый подход не годится. Методический ресурс учителей, ресурс классической филологии, слишком мал. Работа учителя бесценна, но она должна стать только частью образовательного процесса. Тут нужны не новые методики для учителей, а новые образовательные технологии.
Занимаясь проблемой уже 20 лет, могу смело утверждать, что выход есть. Эстонский язык — такой же земной, как и все остальные. И при изменении подхода совершенно реально превратить его из средства запугивания в приятный и необременительный вспомогательный инструмент.
