"Советская мифология войны просто рухнет", — убежден российский писатель-историк Марк Солонин, книги которого опровергают мифы традиционной советской историографии о начале войны. Способствовать этому будут Интернет и общественный интерес к этой теме, полагает он. "Засунуть информацию назад в бутылку невозможно", — отмечает автор книги "22 июня: анатомия катастрофы" в интервью ru.DELFI.lt.
Презентация книги проходила на Международной книжной ярмарке в Вильнюсе. А после презентации Марк Солонин ответил на вопросы DELFI об отношении рядовых россиян и элиты к событиям семидесятилетней давности, работе над своими книгами и загадках, которые касаются развертывания советских войск накануне войны в Прибалтике.
Марк Семенович, какое значение 22 июня имеет для россиян?
Великая Отечественная война была всегда в центре общественного сознания, общественного интереса и, как сейчас модно говорить, национальной идентификации российского, советского народа. Это совершенно понятно, учитывая масштаб трагедии. Таких неимоверных человеческих жертв, страданий, которые пережила Россия во время этой войны, будем надеяться, нет, не было и никогда нигде не будет.
Второе, это то, что для советской пропаганды всегда образ победы в ВОВ был исключительно важным моментом потому, что это было то достижение, которое, безусловно, является достижением, успехом и победой, которая и воспринималась безоговорочно общественным, народным мнением как безусловная победа, безусловный успех, достижение.
Т.е. если гордиться тем, что в 1932 году процент коллективизации приблизился к 100%, довольно сложно, как и довольно трудно было заставить гордиться тем, что объем выплавки стали и чугуна возрос в 5,67 раза, то победа в войне с таким безусловным злом, как гитлеровская Германия — это абсолютно было созвучно народному мнению.
Поэтому для советской пропаганды подчеркивание того, что в нашей истории есть великое достижение, великая победа, которая, конечно же, является результатом руководящей роли партии и бесконечных преимуществ социалистического строя, это был главный гвоздь, на котором висела, держалась вся картина советской мифологии, советской самоидентификации, советской апологетики.
После того, как рухнул Советский союз и исчезла КПСС, можно было предположить, что что-то изменится. И оно действительно изменилось. Но оно парадоксальным образом изменилось в другую сторону. Выяснилось, что очень многие экономические достижения были мыльным пузырем, а после того, как народ начал ездить за границу и смог практически сравнить, как живут там и как живут здесь, стало понятно, что все разговоры про великие социальные достижения являются в значительной степени мифом.
Совершенно стало невозможно говорить о социальном равенстве в условиях того, что происходит в России при таком запредельном расслоении общества на сверхбогатых и нищих. И надо найти хоть какую-то твердую кочку, на которой можно посреди этого болота устоять.
В результате в нынешней России этот момент исключительности, уникальности, единственности победы во Второй мировой войне только усилился. Поэтому к нему привлечено и общественное внимание, и огромное усилие государственной пропагандистской машины. Я бы даже сказал, еще в большей степени, нежели это было в эпоху советскую.
В эпоху советскую еще предлагали гордиться тем, что у нас самый передовой строй, что мы запустили Гагарина, что мы перекрываем великие реки. Про строй сейчас лучше не заикаться, великие реки мы перекрыли — Саяно-Шушенская ГЭС…
Остается буквально единственное, вокруг чего можно выстраивать общественное мнение, апологетику советского прошлого. А для тех политических сил, как вы понимаете, в России являются правящими именно те силы, которым апологетика советского прошлого нужна, именно поэтому с каждым годом, чем дальше мы отходим от даты 9 мая, тем эта апологетика становится сильнее.
А как только мы заговорили про 9 мая, тут совершенно естественным образом в коллективной памяти народа возникает и 22 июня. Это неразрывные вещи, катастрофа в начале войны и победное ее завершение. Поэтому интерес к этому всегда будет. Совершенно не случайно постоянно пишутся книги, и совершенно не случайно и тиражи мои 195 000 (совокупные тиражи в России) это не столько достижение мое как автора, сколько значимость темы для российского читателя.
В этой ситуации, которую Вы сейчас так хорошо описали, как Вы себя чувствуете, как историк, писатель?
Я себя чувствую достаточно нормально. Я считаю, что мое положение, в котором я нахожусь, самое правильное. Оно нетипичное, но оно правильное. Я не состою на государственной службе, я не получаю ни копейки денег из какого-либо государственного бюджета, я не получаю денег ни от какого иностранного по отношению к России государства. И хотя все мои критики уже пересчитали все мои гранты, которые я получил, я даже слов таких не знаю и никогда близко к этому не был.
Я изготавливаю продукт, этот продукт выносится на рынок. На рынке он продается, покупается. Я думаю, что это и есть самый правильный, честный способ существования гуманитарного знания. Если ты считаешь, что то, что ты говоришь, пишешь, кому-то интересно, отнеси это на рынок. Вот если рынок за это согласится платить деньги, значит, это действительно нужно и интересно.
А ходить и рассказывать, что нужна господдержка, это не только странная мысль, это мысль, которая неизбежно ведет к превращению гуманитарного знания в то, что Владимир Ильич Ленин называл политической проституцией. Потому что невозможно получать деньги от государства и писать не то, что государство хочет. Дураков не бывает, а уж среди государственных мужей — тем более.
Поэтому мой статус независимого историка, на мой взгляд, достаточно правильный для того, чтобы (никто не способен из нас написать объективную истину) хотя бы максимально к ней (истине — DELFI) стремиться.
Сколько еще таких, как Вы, в России?
"Нас мало избранных, счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов", — Моцарт говорит Сальери. Так и должно быть. Авторов — независимых историков должно быть мало. Это нормально. Реально это от 10 до 20 человек. Это так же естественно, как и то, что фигуристов приезжает на олимпиаду не 5000, а приезжает ровно такое же количество.
Как Вы оцениваете шаги официальной российской власти по борьбе с фальсификацией истории? К чему это может привести?
Ситуация стабильная. Как только началась эта суета вокруг Комиссии по борьбе с фальсификацией, потом в Госдуму РФ был внесен законопроект о принятии Закона об уголовной ответственности за отрицание победы СССР, вообще феерическая формулировка, я уже тогда высказывал твердое убеждение, что это пустые бюрократические игры, которые не будут иметь никаких практических последствий.
Сейчас я могу с удовольствием подтвердить, что так все и оказалось, и ничего принципиально не изменилось. А именно: вся государственно финансируемая наука по-прежнему находится в руках тех же самых докторов научного коммунизма. Это было 20 лет назад, 10 лет назад, 2 года назад и сегодня. Суета вокруг комиссии ничего не изменила: те же самые престарелые доктора коммунистических наук, бывшие бойцы идеологического фронта партии, как это у них называлось, по-прежнему большая часть архивов высшего эшелона военно-политического руководства СССР наглухо закрыта от независимого историка, по-прежнему абсолютно закрыты архивы спецслужб ФСБ, КГБ, Внешней разведки, Министерства иностранных дел.
Здесь нужно важное уточнение, я не прошу, чтобы мне предъявили фамилии сегодняшних агентов в США, это понятно. Речь идет о событиях 70-летней давности. Ни одного из этих агентов, как вы понимаете, уже в живых нет. Тем более и фамилии никому не нужны. Принципиально важно для историка увидеть донесения, которые поступали, а вовсе не фамилии этой агентуры.
В этом смысле, ничего стабильно не изменилось, с другой стороны, по-прежнему работает Интернет. Я не устаю повторять, что Интернет формирует новую планету, новую Землю, новый мир и новые небеса. Пока существует Интернет, пока в России пользование Интернетом в отличии от Северной Кореи, где подключают только организацию, а разрешение на подключение к Интернету выдает лично любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир, никакие комиссии ничего кроме смехотворных телодвижений произвести не могут.
Я в этом убедился. Мне как-то случилось написать статью "Весна победы. Забытые преступления Сталина", посвященную очень трагическим событиям того периода, когда Советская армия оказалась в Восточной Пруссии в конце 1944 — начале 1945 г. Пожалуй, один из самых страшных и самых неприятных, ужасных эпизодов истории Второй мировой войны и участия СССР в ней. Статью у меня на сайте абсолютно бесплатно прочитало порядка 37 000 человек. Это, согласитесь, тираж. Это только на моем сайте, без ссылок. Наступила эпоха Интернета. Засунуть информацию назад в бутылку невозможно.
Процесс необратимый, только вопрос времени…
Да, но самое главное — вопрос общественного интереса. Если бы в обществе был большой социальный запрос на эту информацию, то мою статью бы просмотрело 35 млн., а так просмотрело 35 000.
Я хорошо помню ситуацию конца 80-х годов, когда стоило появиться очередной статье, допустим, экономиста Шмелева, и их читала без преувеличения буквально вся страна. Были "Огонек", "Московский комсомолец". Любой текст читали миллионы. Возьмем ближе к нашей теме, тот же самый "Ледокол" Суворова. Миллионные были тиражи, и еще большее количество прочитало, взяв друг у друга. Понимаете, я очень не люблю, когда историки начинаю плакаться, начинают рассказывать, что им не хватает бюджетного финансирования, что им не хватает доступа к архивным материалам.
Да, конечно, всегда не хватает, как денег. Тем не менее, работать можно и сейчас. Главным ограничителем является не позиция властей, главным ограничителем является относительно малый уровень общественного интереса. Да, конечно, существует общественный интерес в очень тонкой пленке, что раньше называли интеллигенцией, в высокообразованной, творческой в разных направлениях жизни. Вот в этой тонкой пленке есть интерес к истории, к обществоведению, к политологии, к чему угодно, в том числе к истории ВМВ.
На полмиллиметра ниже пленки — мы попадаем уже в совершенно индифферентную массу, которую вполне удовлетворяет "Первый" и "Второй" каналы Российского телевидения. У меня дома нет телевизора уже лет пять. Я не знаю этих каналов, но оказавшись в командировке в Вильнюсе, в гостинице, ну, что делать вечером, посмотрел "Первый" пять минут. Не могу, не выдерживаю, переключаюсь на "Второй", не выдерживаю и выключаю вообще. Т.е. если человек уже отвык от этой отравы, то она вообще производит просто потрясающее впечатление. И страшно же подумать, что творится в голове человека, ведь в некоторых семьях телевизор не выключают. Утром встали, включили и пока не пошли спать…
Может ли оказаться так, что интереса к этой теме гораздо больше будет не в России, а в окружающих странах? На встречу с Вами в Вильнюсе пришло много людей.
Слово "много" неизбежно требует за собой какого-то количественного уточнения. Да, пришло много людей. Мне это как автору приятно, но будем реалистами. Численность населения Вильнюса: половина взрослое население, еще одна половина взрослого — мужское население, еще одна треть — люди с высшим или средним специальным образованием. Что мы с вами получили? Мы получили, я думаю, что 100 тысяч человек. Какая часть была на этой выставке — меньше процента, какая часть была на презентации моей книги — 0,001 процента. Так что не надо преувеличивать. Будем скромнее.
Пришли, в частности, на эту презентацию те, кто эту книгу читал, кто ее и так прочитает. Мы все время рассказываем друг другу. Это извечная проблема России. Мне трудно говорить о том, что происходит в современной, независимой Литве. Но для России — это вековая проблема. Колоссальный, чудовищный культурный разрыв между элитой и основной массой, которые живут в разных измерениях, на разных планетах.
Как Вы считаете, пришло ли время вносить коррективы в школьные учебники?
Это время уже пришло, прошло. Ситуация стала совершенно нетерпимой. У меня сразу в голове появляется образ айсберга. В его основании огромное количество советских мифов, которые тиражировались непостижимыми тиражами. Десятки миллионов томов книг, учебников. Это сотни миллионов людей, которые были этим интоксицированы. На вершине этой пирамиды современное научное знание, книги, которые выходят тиражами в 10-20 тысяч экземпляров. У меня моя первая книга максимально под 70 тысяч набралось. И это, к сожалению, должен подчеркнуть, бестселлер.
В результате получается безумный разрыв. Т.е. молодой человек, если он живет в интеллигентной семье — родители чем-то интересуются, дома книги читают — дома он слышит от родителей одно, в книге, которую он может взять с полки отца, он читает другое, а в школе ему рассказывают что-то совершенно третье.
Потом он должен прийти на экзамен и, вообще говоря, ему нужно этот экзамен сдать. Там все достаточно жестко. Дискуссия не предполагается на выпускном экзамене. Поэтому ситуация, когда вызывающе наглым образом игнорируется новое знание, она вообще совершенно нетерпима. Я подчеркиваю, оно просто игнорируется.
Мне Каролис (владелец литовского издательства Briedis — DELFI) дал учебник, я прочитал рецензию на русском языке к учебнику. И там какой-то местный товарищ возмущено пишет: "Как это можно говорить, что существуют какие-то данные, подтверждающие, что СССР собирался начать войну против Германии". Вот это я и называю наглым игнорированием документов.
Тебе не нравится их интерпретация, скажи. Документы, которые я держал в руках, собственноручно написаны Василевским. Ты считаешь, что это фальшивка? Ну, хорошо, скажи, докажи, предъяви документы. Но так вот нагло игнорировать весь огромный объем документов, который введен в научный оборот, это абсолютно нетерпимо и с точки зрения науки, и с точки зрения элементарной добросовестности и, тем более, с точки зрения школьного образования. Их не то что пора менять, их давно пора менять.
За то время, которое Вы посвятили работе над этой темой, ситуация менялась?
Подвижки произошли только в одном смысле — то, что называется русской поговоркой: "Капля камень точит". Количество совершенно отчетливо переходит в качество. У нас есть такая мудрость, что всякая новая идея проходит три этапа. Первый — этого не может быть потому, что этого не может быть никогда, второй этап — в этом что-то есть, третий этап — но кто же этого не знает.
Моя книга вышла на Украине в 2004 году. За 6 лет наблюдаю до смехотворности точное повторение этого цикла. Когда она вышла, то первые отзывы, отклики, обсуждения на Интернет-форумах примерно так проходили: несколько фраз из моей книги, хохот, возмущение, "как на бумаге можно написать такой бред, какой пишет Солонин?". Прошло несколько лет, и мы уже полностью находимся в зоне, которая называется "в этом что-то есть". Эти концепции уже вызывают бурные обсуждения, уже кто-то поддерживает, кто-то ссылается. Я думаю, что через 6 лет мы придем в точку, которая называется "кто же этого не знает".
В этом смысле подвижки происходят. Не я же один работаю, работает много авторов в России и не в России. Постепенно в этом тонком слое людей, которые чем-то интересуются и что-то читают, происходит переворот. И я убежден, что он завершится в ближайшие 5-6 лет, и советская мифология войны просто рухнет, в сознании этого тонкого слоя.
Все остальное делается другими механизмами, и это другая песня.
О каком объеме документов, к которому Вы не можете получить доступ, может идти речь?
Вы, конечно, хотели сказать не про объем, т.к. в данном случае переход количества в качество абсолютно не существует. Если мне сейчас предложат миллион первичных документов на уровне роты и батальона, я смогу сказать с точностью до часа и минуты, когда такая-то рота такого-то полка получила новую смену портянок, это мне ничего не добавит.
Поэтому, конечно же, вы имели в виду не объем, а уровень и содержание. Я могу сказать, чего мне не хватает абсолютно точно. Есть и был Генеральный штаб Красной армии. В этом Генеральном штабе есть Оперативное управление. Это та структура, которая занимается планированием будущей войны. Был май 41-го года, был июнь 41-го года. Я ничего не прошу лишнего. Я говорю: "Ребята, пожалуйста, покажите мне опись дел оперативного управления Генштаба за май-июнь".
На это мне дословно отвечают так: "Мы ее вам не покажем никогда".
Можно предположить, что это не более ста документов, т.е. директивы на уровне оперативного управления, сводки, доклады, донесения, какие-то там исходные материалы для принятия решений.
Далее, мы знаем, что был нарком обороны Тимошенко. Был начальник Генерального штаба Жуков. Мы знаем, что в мае-июне происходила крупномасштабная передислокация войск. Это очевидный, безусловный факт. Известно, что она была очень большой. Известно, что войска группировались не случайным образом. Происходила стратегическая перегруппировка войск в соответствии с некоторым замыслом. Если это так, значит, были директивы и приказы наркома обороны. Не могли просто так поехать. Вот, ребята, пожалуйста, полный перечень директив наркома обороны за май-июнь 41-го года. Вот такие мои скромные пожелания.
А пока комбинируете архивные материалы с мемуарами?
Я этим очень активно пользуюсь, т.е. менее активно, чем надо. Сейчас работаю над шестой по счету книгой, которая будет по содержанию перекликаться с книгой "На мирно спящих аэродромах". Тема та же: советские ВВС накануне войны и их разгром в первые недели войны. Я привожу данные архивных документов и тут же вспоминаю и соотношу, и предлагаю читателю посмотреть, как мемуары и архивы пересекаются. Как документ, составленный в ту эпоху, перекликается с воспоминаниями, написанными позже.
Могу сразу сказать, что никакого единообразия тут нет. Тенденции нет. И, наверное, это объяснимо. Потому что и в том, и в другом случае и оперативную сводку, и мемуары писал человек. Причем, человек, имеющий сильную личную мотивацию. Т.е. на этапе, когда он писал оперативную сводку, у него была сильная личная мотивация, ему надо было отчитаться перед вышестоящим руководством о том, что он выполнил поставленную перед ним задачу или найти объективную причину, почему он ее не выполнил.
Поэтому представление об абсолютной достоверности архивных материалов — это один из наиновейших и наивреднейших мифов. Люди почему-то ставят знак равенства между словами "достоверная информация" и "архивные документы". Это непостижимая чушь, однако, она очень сильно засела в умах людей.
Причем, иногда люди, которые хотят похвалить Солонина, говорят, что у него под каждым словом ссылка на архивные документы. И это при том, что в предисловии книги, которую издали сейчас, я пишу: "В этой книге нет ни одного нового факта, автор ни одного дня не работал в архиве". Но те, кому нравятся мои книги, смотрят и не видят потому, что существует вот этот миф: если информация достоверная, она должна быть в архиве и, наоборот, если она в архиве — она достоверная. Это абсолютный бред.
Архивный документ составлен людьми. Единственное, что гарантирует архив — это его подлинность. Он никогда в жизни не занимается проверкой достоверности информации. Он гарантирует подлинность бумаги, носителя.
Архивы применительно к тому периоду, которым я занят, переполнены сообщениями о немецких десантах, если мы говорим про первые дни войны. Сейчас мы знаем доподлинно, что всякое сообщение о десанте неверно, оно переполнено какими-то мистическими вещами: летает немецкий истребитель "Мессершмитт 115" с красными звездами на крыльях и т.д., и т.д.
Что документ первичный, что мемуары, написанные 30 лет спустя, — это субъективное мнение человека, человека весьма мотивированного, имеющего личную заинтересованность в той или иной трактовке. А дальше все зависит от этого человека.
Некоторые люди и сводки писали правдивые, и мемуары написали правдивые, а некоторые — наоборот. Но в любом случае, это сравнение очень интересно и для меня как автора и, думаю, для читателя. Я стараюсь по возможности в той книге, над которой сейчас работаю, это активно делать.
Приходилось ли Вам ошибаться и признавать эти ошибки, корректировать работу над той или иной книгой?
Ошибаться мне приходилось. Именно поэтому моя первая и, скажем так, основная книга существует в нескольких вариантах. Первый вариант — "Бочка и обручи", потом, как я его для себя называю первый российский вариант "22 июня, или Когда началась Великая отечественная война" и сейчас — третий вариант, который издан и у вас в Вильнюсе, у которого я даже немножко изменил название, чтобы они отличались, "22 июня: анатомия катастрофы".
От первого варианта одной и той же книги, заметьте, до третьего, думаю, что 40% слов изменилось.
Конечно же, я непрерывно занимаюсь апгрейдом. Точно так же у меня идет апгрейд моей второй по счету книги "На мирно спящих аэродромах". Вышел первый вариант, сейчас в России издан второй вариант, на 20% отличающийся. И сейчас я фактически работаю над той же темой, но это уже будет абсолютно другая книга по содержанию, по словам, но тема — та же.
Я придирчиво к этому делу отношусь, поэтому стараюсь исправлять, скорее, дополнять. У меня файл такой есть, я там прямо записываю: "Мои ошибки". Уверяю, сейчас их там, наверное, не больше десятка. Иногда бывают безобразные, а где-то ошибся в подсчете. Какие-то были неточности с указанием каких-то характеристик систем вооружения, но в любом случае, с другой стороны, я абсолютно точно знаю, что мне не пришлось ничего менять концептуально.
Более того, если бы это надо было, я бы это сделал, но я бы ни в коем случае не стал бы и не стану морочить голову читателю, предлагая ему под одним или схожим названием концептуально разные вещи.
Нет, безусловно, концептуально ничего изменить не пришлось. И в целом, с каждым переизданием я еще более убеждаюсь в правоте предложенных мной гипотез и выводов. В этом смысле у меня нет ни малейших сомнений. Это, может быть, говорит о моей твердолобости, но это так.
Что происходило в Литве в то время, есть ли у Вас интерес к литовским архивам?
Здесь было очень много интересных событий. Дело в том, что в настоящий момент рассекречен, введен в научный оборот некий объем документов, касающийся последних дней фактически перед началом войны, начиная с 15 июня, которые свидетельствуют о том, как реально происходило развертывание войск и приведение их в состояние полной боевой готовности.
Речь об оперативных сводках №1,№2 и №3 от 20 и 21 июня. Почему-то это все связано с Прибалтийским округом. Если два раза, то это совпадение, а если это 20 раз, то это странно.
Я никак не могу понять, в чем причина. Случайным образом в разных местах, в разных архивных фондах всплывают вот эти документы, касающиеся приведения войск в боевую готовность в последние дни перед войной, когда якобы все спали мирным сном. И почему-то все эти документы — Прибалтийского округа.
Пока я не берусь делать никаких выводов. Мы еще слабо понимаем весь сталинский план или всю степень сталинского бардака, в силу которых одно и то же указание по-разному реализовывалось на местах.
Может быть, действительно процесс вот этого самого стратегического развертывания войск в Прибалтике чем-то отличался от того, что происходило на других участках советской западной границы. Поэтому, может быть, здесь и спрятаны какие-то любопытные вещи. Здесь много загадок.
Но с другой стороны, вы должны понимать, что, конечно, это была одна страна на тот момент и, безусловно, все сугубо военные оперативные документы находятся в двух московских архивах.
Кто-то из писателей 19 века сказал: "Суровость российских законов смягчается их невыполнением". Бюрократическая сталинская машина плодила такое количество бумаги… Она ее, правда, непрерывно секретила. Когда я работал над книгой "25 июня" по второй советско-финской войне с документами Карело-Финского тогда ЦК партии, там была сводка о ходе заготовки сена с грифом "Совершенно секретно".
Т.е. с одной стороны, они все секретили, то, что в нормальном обществе вызовет просто хохот, но с другой стороны, они плодили эти бумаги в таком количестве, пересылали их друг другу, обменивались, оправдывались друг перед другом, что иногда всплывают самые удивительные вещи, в самых неподходящих местах.
Например, мне один читатель на сайт прислал письмо. Вроде там просто школа в Карелии, но в соответствие с мобилизационным планом эта школа на такой-то день мобилизации должна была быть превращена в госпиталь. Но для того, чтобы ее перевести в госпиталь и отчитаться перед местным мобилизационным отделом военкомата и партийными органами, надо было починить кран, где-то повесить радиатор. А где же это взять в условиях советской экономики? И переписка о том, что школе номер такой-то нужно поставить два крана и один радиатор, дошла до Москвы, до совнаркома.
В результате эта бесконечная переписка накопилась, и она отложилась даже в документах районного отдела народного образования. Ну, кому в голову придет искать! Но в результате в районном отделе народного образования, в его архиве никому не нужном, отложился документ о том, что уже в мае 41 года школу такую-то готовили к превращению в полевой госпиталь. А это интересно.
Приходилось ли Вам сталкиваться с работой "Министерства правды", если об архивах говорить?
На этот вопрос есть ответ. Никакое "Министерство правды" не может не то что работать, не может даже существовать без "Министерства любви", возвращаясь к Оруэллу.
Если нет "Министерства любви", в котором крысами пользуются в определенном смысле, никакое "Министерство правды" ничего сделать не сможет. Только при наличии "Министерства любви"…
Поэтому, когда говорят, что народ верил советской пропаганде, я сразу говорю, да, конечно, народ верил, он стоял в цеху, слушал, что ему докладывает парторг, но при этом за спиной парторга, или физически стоял человек с наганом, либо виртуально присутствовал. Просто все знали, что с парторгом спорить не надо, иначе завтра утром к тебе придет человек с наганом.
Как только человек с наганом исчез, вот и обрушился СССР, обрушилась партийная идеология, потом обрушилась сама КПСС. Поэтому пока обстановка стабильная. Пока нынешние элиты в России не приняли решение о создании "Министерства любви", я думаю, что можно совершенно спокойно писать книги, читать книги, и нужно это делать.
