История Эстонии последних лет может представить добротный сюжетный материал для десятка мистических триллеров или пьес театра абсурда. Один из таких сюжетов: монумент на площади Свободы в Таллинне.
В рейтинге рождественских базаров, составленном "Таймс", Таллинн занял первое место, обогнав все традиционные рождественские базары городов "старой" Европы. На Ратушной площади эстонской столицы можно слышать восторженные восклицания на многих языках.
Рядом, на площади Свободы, романтическое северное путешествие в Рождество продолжается — там поставлены чумы, прогуливают натуральных лаек, готовых прокатить малышню на санках. Но над всей этой рождественской идиллией нависает крест странной формы. Это сооружение, открытое летом уходящего года, должно, по идее, стать главным визуальным символом свободной Эстонии. Официальное название этому соответствует: "Крест Свободы". Но соответствует ли все остальное?
Начнем с начала. Создание официальной государственной мифологии — одна из необходимых составляющих стран, недавно получивших независимость. Для Эстонии наиболее логичным было использование событий Освободительной войны, когда страна столь удачно ускользнула из-под обломков рухнувшей Российской империи. Собственно говоря, формально Крест Свободы посвящен именно этим событиям.
Но перед установлением столь значимого для идеологии государственности памятника совершенно необходимым и естественным является проведение широкой общественной дискуссии. Ее не было. Конечно, в жаргоне эстонских политиков самым ругательным словом является "популизм". Видимо, под этим понимается все, что связано с открытым обсуждением, а не с решениями, принятыми за плотно закрытыми дверьми чиновных кабинетов. В таком случае никакой дискуссии вокруг памятника просто не может быть. Все было сделано "в духе добрых традиций".
Однако это еще далеко не все. В Эстонии сложилась достаточно уникальная ситуация, при которой решения о сооружении (или демонтаже) наиболее значимых с точки зрения общественных интересов монументов возложено… на Министерство обороны. А приказы, как говорится, не обсуждаются. Хорошо, широкое общественное обсуждение почему-то не подходит. Но есть, в конце концов, и более узкий круг, который включает хотя бы тех, кто плохо знает воинские уставы, но кое-что соображает в отношении правил "золотого сечения", в законах композиции и прочих эстетических мелочах. Да и мнения историков стоило послушать.
Конечно, с историками дело обстоит примерно так же, как с юристами: где их собирается двое, существует, по меньшей мере, два мнения по одному и тому же вопросу. Но факт остается фактом: слишком тучный крест наверху слишком хлипкой для него колонны имеет к тому же явные признаки старого доброго тевтонского креста. Тевтонский орден, насколько мне известно, в завоевании независимости Эстонии не участвовал. Совсем напротив, именно тевтоны и их потомки держали в ежовых рукавицах автохтонное население в течение целых 600 лет. Местные знатоки фалеристики могут сколько угодно убеждать самих себя, что форма креста имеет чисто эстонское происхождение и соотносится с наградами времен Освободительной войны. Для всего остального мира стилистика креста однозначно связана с тевтонской традицией.
По идее инициаторов этого проекта, монумент на площади Свободы должен был стать многофункциональным не только в буквальном смысле возможности проведения вокруг него различных праздничных мероприятий. Воздвижение такого памятника в контексте всех событий последнего времени преследовало цели политические, идеологические и эстетические. Во-первых, команда Андруса Ансипа решила вписать себя таким образом в историю. Во-вторых, крест должен был заполнить идеологический вакуум, возникший после снятия памятника советским воинам на Тынисмяги, поменяв все на противоположный знак. В-третьих, монумент призван развеять подозрения в эстетическом бессилии официальной идеологии, которая не может вдохновить на создание художественно значимых артефактов.
Ни одна из этих целей не была достигнута. Ломать — не строить. Все, в конечном счете, превратилось даже не в мистический триллер о роковом стечении обстоятельств, а в трагикомедию, перерастающую в фарс. Особенно если вспомнить ссылки некоторых сторонников монумента на то, что Эйфелеву башню в Париже тоже поначалу ругали, а потом полюбили. Забываются некоторые существенные отличия: Эйфелева башня была революционным вызовом традиционной архитектуре французской столицы, прорывом в будущее. Крест Свободы ведет в прошлое, причем самым странным способом: с помощью знака, напоминающего, кто был хозяином на этой земле долгие века рабства эстонского народа.
