"Все мы знаем, что мы родом из крепостничества, и у нас никогда не было сословного общества. Уже сама эта мысль нам чужда — как будто кто-то из нас мог бы быть лучше, правильнее, благороднее сам по себе… Нет! Такого мы сразу поставим на место, не правда ли? Идеи равенства и демократии нам вроде бы намного ближе. Но все это — только на первый взгляд".
Родом из крепостничества
При более детальном рассмотрении вопроса Тынн Сарв приходит к выводу о том, что идея собственной аристократии эстонцу не совсем чужда. Он ссылается на то, что еще в двадцатых годах прошлого столетия эта мысль обсуждалась в Эстонии "очень широко". Действительно, интеллигенцию тех лет интересовали различные способы улучшения породы эстонца. В той или иной мере евгеникой увлекались не только узкие специалисты, но и такие выдающиеся деятели эстонской культуры, как, например, композитор, дирижер, профессор и директор Таллиннской консерватории Юхан Аавик.
Некогда наш новый общественный лидер Димитрий Кленский пытался объяснить наиболее яркие особенности эстонской национальной культуры отсутствием в ее истории собственного дворянства — носителя идеалов свободы и нравственности. Например, только ссылаясь на отсутствие "благородных традиций" в эстонском обществе, можно объяснить движение националистов во главе с Мартином Хельме. В полном соответствии с собственным понятием демократии, движение начало сбор подписей против оправдательного приговора "бронзовой четверке" на том простом основании, что решение эстонского (!) суда представляет угрозу Эстонской республике и ее конституционному порядку.
Тынн Сарв предлагает нам похожее объяснение: "рабы только и делали, что ссорились, завидовали друг другу и устраивали гадости, что за неимением лучшего часто принимали за демократию". Как видим, некоторые воззрения Сарва вполне согласуются со взглядами президента Тоомаса Хендрика Ильвеса, подозревающего эстонский народ в недоверии к собственному государству, спеси, ядовитой злости и склонности поливать друг друга грязью.
Право и справедливость
Известный телеведущий Андрес Райд оказался весьма любопытным публицистом. На минувшей неделе в газете Õpetajate leht он рассуждает о соотношении права и справедливости. Райд называет Эстонию страной, в которой гуляет ветер повторений, потому что у страны нет истории, из которой бы извлекался опыт:
"Смысл, который не извлечен, и дело, которое не доделывается, будут повторяться и неизбежно порождать зло. Справедливость, к которой взывает Март Хельме, несомненно, похожа на справедливость Робеспьера — справедливость во имя государственности, т. е. справедливость мещанская, справедливость бюргера, горожанина, справедливость, которая лежит в наше время в основе всех установлений эстонского государственного порядка".
Райд пишет о том, что эстонцы мечтали построить правовое государство, чтобы жить в нем демократическим обществом и по закону. Он утверждает, что правовое государство уже построено, и задается вопросом, откуда при первых же признаках экономического и социального кризисов в обществе возникают пароксизмы справедливости:
"Такое недоверие к правовым и демократическим институтам ЭР сеет эстонская интеллигенция, унаследовавшая родимые пятна русской интеллигенции, для которой ближе всего к сердцу отвратительная идея справедливости в сочетании с болезненно развитой нравственностью, вызревшей на мыслях таких великих моралистов, как Герцен, Толстой, Достоевский. Идея справедливости — самая жестокая и самая цепкая из всех идей, овладевавших когда-либо человеческим мозгом. Овладевая умами людей, она толкает их на самые чудовищные преступления".
В позиции Андреса Райда, который, как и президент Ильвес, тоже не доверяет эстонскому народу, чувствуется сильное влияние русского интеллигента — поэта и философа Максимилиана Волошина. Любопытно, что яд и противоядие извлекаются, согласно Райду, из одной и той же русской культурной среды. В заключение Андрес Райд цитирует своего русского приятеля:
"В демократии народ подчинен своей собственной воле, а это очень тяжелый вид рабства. Правовое государство необходимо, чтобы избежать пароксизмов справедливости в годы кризиса. Требовать справедливости во имя Республики, как Март Хельме, или справедливости во имя эстлуса, как Хандо Руннель, значит нести в политику моральное безумие. Когда справедливость вселяется в сердца и мутит взгляд человека, то люди начинают убивать друг друга. Самые мягкие сердца она обращает в стальной клинок и самых чувствительных людей заставляет совершать зверства".
Аристократия — власть лучших
Суммируя Сарва и Райда, получаем, что отсутствие собственной истории и собственной аристократии приводит к тому, что ложно понимаемая демократия бесконечно гоняет по кругу идею национальной справедливости — единственную идею, которую акцептируют все эстонцы.
Собственно эстонская часть истории закончилась с присоединением страны к Европейскому союзу. Однако современный эстонец живет ожиданием истории. Подтверждение находим у Сарва:
"Аристократия как раз и означает власть лучших. Было бы странно, если бы власть досталась глупым, слабым или бедным. Или, упаси Господь, решения стали бы принимать народные массы. Разумеется, нет! Власть, принятие решений и управление — это удел тех, у кого есть для этого способности и естественное призвание".
По Сарву власть в Эстонии это удел тех, у кого есть врожденные способности и естественное призвание. Власть — это принятие решений и управление, т.е. действия, вершащие историю. История не делается глупыми, слабыми или бедными!
Сарв подразделяет аристократию на сословную, служивую и духовную. В сословной аристократии он находит единственный недостаток — склонность к вырождению, сводящую на нет все ее достоинства. Для современного эстонского аристократа не столь важно происхождение из знатного рода. Главное, утверждает Сарв, чтобы тебя заметили и отметили:
"Важно то, что тебя признали, в тебя верят, с тобой считаются. И это уже делает тебя аристократом… Каждый должен сам заслужить признание. Что-то подобное происходит сейчас в Эстонии. Взять хотя бы всех кавалеров знаков отличия, орденов, получателей государственных наград. Большинству из них никто не помогал продвигаться в жизни, не назначал на высокие должности, не платил ни пособий, ни стипендий. Их просто выделили за их заслуги. И это — тоже своего рода аристократия… Но вместе с властью приходит и ответственность. Noblesse oblige".
Одного из предшественников нынешнего президента Эстонской Республики критиковали именно за то, что он раздавал государственные награды, не задумываясь над количеством отмеченных заслуг. Посмотрим, сколько наград служивому сословию и аристократам духа в этом году раздаст Тоомас Хендрик Ильвес.
Noblesse oblige
Понятное лукавство Сарва в том, что элита, основанная на заслугах, выделенная знаками отличия, орденами и государственными наградами, постепенно утрачивает связь с остальными выходцами из крепостничества и становится современным служивым дворянством. Если хотите, то это первый робкий шаг к сословной аристократии и национальной монархии. Начинает сбываться заветная мечта раба о господине не из беглых, вольноотпущенников или из тех, чья власть основана на справедливости по заслугам, но о господине, чье право является природным. Если тенденция сохранится, то Фридрих Энгельс со своим "Происхождением семьи, частной собственности и государства" будет изрядно посрамлен.
Разумеется, мечты о национальном нобилитете бесконечно далеки от равенства и демократии, выходцев из крепостничества. Вот и президент наш в новогоднем обращении к народу советовал оглянуться вокруг себя, еще раз взглянуть на тех, кто пока еще вместе с нами. Мы этот совет воспринимаем с юмором, в контексте известного фразеологизма, но эстонскому народу, похоже, предлагают подвергнуть ревизии равенство равных.
Аристократия из сталинской шинели
Мне уже приходилось писать о том, что современная эстонская история (не путать с "историей Эстонии") на практике реализует сталинское учение об усилении классовой борьбы по мере укрепления социализма. Так и у нас: национальное противостояние усиливается по мере укрепления национального государства. Различие в том, что Сталин регулярно перетряхивал свою опричнину под лозунгом "Незаменимых нет!", выкорчевывая любые поползновения к образованию большевистского сословия.
Мы же этого позволить себе пока не можем, потому что наличный слой аристократического гумуса тонок, связь с основой имеет слабую, а на скамейке запасных пусто. Именно слабая связь между новой аристократией и выходцами из крепостничества инспирирует президентское недоверие к народу. Это еще одно свидетельство в пользу сталинской шинели — хозяин тоже не доверял своему народу.
Помните, как Галич пел про хозяйскую шинель:
Оправдательный приговор "бронзовой четверке" — кайлом по сапогу! — это тоже эстонское ожидание истории без Андруса Ансипа.
