МНЕНИЕ: Усталая поступь интеграции
Lõimumine — детище новояза, призванное заменить слово иностранного происхождения интеграция, пишет в ”МК-Эстонии” обозреватель Айн Тоотс.
Заменить-то оно заменило, но попутно расширило его значение, что отражено в русскоязычном и англоязычном разъяснении: ”Программа интеграции и сплочения общества Эстонии 2020”.
Из дальнейшего видно, что на первый план выходит именно сплочение общества, ибо если раньше единственную целевую группу составляли русскоязычные жители Эстонии российского подданства и не определившиеся с гражданством, то теперь первым из трех основных вызовов названо повышение открытости (т.е. толерантности) в отношении процесса интеграции также эстоноязычной части общества и лишь затем идут собственно интеграция и работа с новыми иммигрантами.
Впрочем, традиционной целевой группой интеграции все же остается некоренное население Эстонии, 59% которого (лишь или уже — как кому нравится) признают свою принадлежность к народу Эстонии.
Ученые Института международных и социальных исследований Таллиннского университета выделяют в нем по трем основным показателям (лояльность, владение государственным языком, общественная активность) пять кластеров: А — разносторонне интегрированные (22%), В — лояльные и активные, но слабо владеющие эстонским (16%), С — владеющие языком и активные, но не очень лояльные (18%), D — лояльные и владеющие языком, но пассивные (18%), Е — слабо интегрированные (26%).
Если вся программа рассчитана до 2020 года, то более конкретный план действий разработан до 2017 года. За это время намечено увеличить число натурализованных граждан на тысячу человек, до 157,4 тысячи, и уменьшить число лиц без гражданства почти на четыре тысячи (до 87,5 тысячи; в критикующей нас соседней России таковых 178 тысяч). Разница почти в три тысячи объясняется, очевидно, естественной убылью.
Доля активно владеющих эстонским языком среди тех, для кого он не является родным, возрастет с 34 до 36%. Этому, в частности, должна помочь стратегия программы языкового погружения, рассчитанная тоже до 2020 года, так что в основной школе с русским языком обучения, охватывающей сейчас 20% учащихся, тоже следует ожидать перемен.
Что касается гимназического образования, то тут все пойдет по накатанной колее, хотя устранению накопившихся проблем (качество преподавания и учебных материалов) будет уделено больше внимания. Можно сказать, что Эстония и в будущем останется многоязычной страной, за вычетом государственного языка, системы образования и службы в армии.
Трудно сказать, в какой мере процесс интеграции зависит от не так уж и дешевых действий по его обеспечению (до 2017 года запрашивается 25,4 млн евро, до 2020 года — около 40 млн евро), а в какой от временного фактора или происходящего не только у нас, но поскольку решающим фактором является смена поколений, то ставка, естественно, делается на молодежь. Именно в ее среде рождаются будущие министры и лидеры мнений, к которым со временем станут прислушиваться разные группы населения.
В программе тоже говорится о том, что сплочение общества может быть успешным лишь при наличии добровольного выбора и мотивации. Ну а то, что смена лидеров мнений началась, сомнений не вызывает. Если раньше так называемых ”интеграстов” можно было пересчитать на пальцах и измываться над ними как угодно, то теперь сам этот термин куда-то исчез. Описывать происходящее в стане здешних российских соотечественников рука не поднимается.
На спад пошла и ”борьба за русскую школу”, хотя по соглашению с Россией здесь можно было бы открыть парочку, а при наличии взаимоприемлемых отношений с нею даже больше, приличных русских лицеев или гимназий. Заметней стали и встречные шаги со стороны эстоноязычной части общества, но не менее важно, что происходящее у нас видят и за пределами Эстонии.
Вот несколько цитат из статьи российского публициста Кирилла Мартынова на сайте РБК, инспирированной конфликтом между двумя нашими министрами: ”Может быть, Осиновский, Ушаков, Лоскутов, даже Татьяна Жданок /…/ все они станут кем-то вроде первопроходцев, заново открывающих Европу для наших соотечественников. /…/ Русскоязычных в Евросоюзе пока совсем немного /…/. Но России, как и Украине в общем некуда идти в перспективе ближайших десятилетий, кроме Европы. Наши дети будут европейцами или пойдут работать на китайских товарищей”.
Тема русскоязычия в Европе не высосана из пальца, но позитивного звучания пока не получила — прежде всего из-за противостояния метрополии русского языка, использующей его в качестве инструмента для усложнения жизни бывших соотечественников. Особенно наглядно это в Украине, что породило не совсем беспочвенную нервозность и у нас, однако не верится, что усилия российских властей по завлечению своего народа в трясину непонимания и безответственности найдут отклик в душах такого уж большого числа жителей Эстонии.
