Диктатура рынка труда: что искажает картину безработицы и что с этим делать
Виноватых искать не стоит — их нет, хотя объяснение происходящему, конечно, имеется. В пик бума в конце 2007 — начале 2008 года, когда уровень безработицы опустился до 4% и на работу брали абы кого, доля экономически активного населения составляла 65-66%, а доля занятости желающих работать — 63%. Сейчас эти показатели 68% и 61%, т.е. вроде бы желающих работать стало больше, но реально работающих — меньше (примерно на 30 тысяч).
Число считающихся безработными возросло более чем на 40 тысяч, хотя если в пик бума Департамент рынка труда ежемесячно предлагал 8-10 тысяч вакансий, то сейчас их у Кассы по безработице тоже более 9 тысяч. Получается, что работа есть, желающие работать есть, однако встретиться им между собой не получается. В чем дело?
Кто и что искажает картину?
Больше всего картину происходящего искажает статистика лиц, не работающих в течение долгого времени. Если в период бума больше года не имели работы 10-14 тысяч человек и больше двух лет — около 8 тысяч, то сейчас эти цифры 37 и 24 тысячи. Немало среди них тех, кто пошел работать в период бума ради высокой зарплаты, а затем так и остался на учете безработным. По оценке специалистов, из тех, кто утратил трудовые навыки или не имел таковых, привлечь на рынок труда удается не более 40%.
Еще одна причина несостыковки в том, что не хватает именно нужных специалистов, на что в предыдущем номере ”МК-Эстонии” обратил внимание и ректор института Ecomen Ханон Барабанер. Эстонии недоступно то, что практиковал СССР с населением почти в 300 миллионов человек, которых обучали множеству специальностей и затем раскидывали по всей огромной территории страны. Сейчас нужных Эстонии специалистов приходится искать по всему Евросоюзу, а то и за его пределами, что пугает тревожащихся за судьбу эстонского народа.
Третий момент — бегство работников в богатые страны, с чем при отсутствии железного занавеса ничего не поделать. Ситуацию усугубляет то, что чаще уезжают молодые люди, да и внутри страны они перебираются из провинции в крупные города, что лишь обостряет проблему старения населения и деградации окраин. Происходит все это на фоне продолжающегося мирового финансового кризиса и растущего самодовольства в структурах здешней власти.
Что делать?
Найти выход из лабиринта структурной безработицы нелегко, но искать стоит именно его. Структурная безработица давно является одной из главных бед Эстонии — и в хорошие, и в плохие времена. Среди бизнесменов популярна идея ввоза рабочей силы из-за рубежа, но она не находит поддержки со стороны властей ввиду неясности состава и намерений гастарбайтеров.
Из опыта других стран известно, что второе и третье поколение иммигрантов отличается от первого не в лучшую сторону. Кроме того, гастарбайтеры оставляют без работы часть местного населения, да и со временем сами становятся пенсионерами, поэтому энциклопедист Хардо Аасмяэ советует следовать примеру Японии с ее тоже стареющим населением, где почти самая высокая в мире продолжительность жизни, но нет никакой иммиграции: требующие автоматизма работы просто делегируются роботам.
Больше, чем предпринимателей, структурная безработица должна волновать работников, ибо сейчас важно не ”ходить на работу”, а иметь работу. Это требует некоторого переосмысления представлений о ней. В ЕС в среднем в 2011 году неполную рабочую неделю были заняты 18,8% работников (в еврозоне — 20,3%), у нас — 9,3%. Рекорд принадлежит отнюдь не бедствующей Голландии — 48,5% (!), причем среди женщин — 76,5% (у нас — 13,5%).
Хотите верьте, хотите нет, но у нас чуть ли не самый крупный в ЕС промышленно-строительный сектор, где занято 32,6% работающих (крупней он только в Чехии и Словакии). В среднем в Евросоюзе этот показатель 25%, а вот в сфере обслуживания там занято 70% (у нас — 63%), в том числе до 85% работающих женщин (у нас — 78,5%). Доля обеспечивающих самих себя работой в ЕС — 15%, у нас — 8,2%, так что ресурс для разумного трудоустройства в Эстонии далеко не исчерпан.
Все это говорит о жесткой диктатуре свободного рынка труда как инструменте приобщения к более продуктивным формам трудовой жизни. В каком направлении идет развитие, догадаться не сложно: если в России (включая Эстляндскую губернию) до конца XIX века рабочее время не нормировалось и составляло 14-16 часов в сутки и лишь в 1897 году его ограничили 11 с половиной часами, то сейчас продолжительность рабочей недели в ЕС при полной занятости 38-42 часа, а при частичной — 20, и дальше будет только ”хуже”. Впрочем, работа — не единственный вид человеческой деятельности, и кому-то из нас все равно доведется ”вкалывать” и в будущем.
Оригинал статьи был опубликован в еженедельнике ”МК-Эстония”.
