Лауреатские мантры П.И.Филимонова
Расскажите, как происходит выдвижение на премию?
Я не знаю (улыбается). Я даже не знаю точно, кто именно выдвинул мою кандидатуру, но могу предположить, что это мой издатель Игорь Котюх.
Выдвигающий тоже должен быть писателем или иметь какой-то авторитет в определенных кругах?
Не обязательно, поскольку многие участники данного, так сказать, конкурса выдвинули себя сами. Как я понимаю, выставить кандидатуру может кто угодно и чью угодно.
Пробы пера
Как вы пришли в поэзию?
Если честно, я не помню, как я начал писать стихи. Это было в глубоком детстве, получилось все как-то само собой. Родители радовались, хвалили, говорили "Пеши исчо!" И я писал. В какие-то моменты бросал, потом опять начинал писать.
А когда вы поняли, что бросать больше не стоит?
В тот момент, когда я решил попробовать кому-то это все дело показать — уже в сознательном возрасте, учась в университете. Видимо, тогда стихи достигли какого-то уровня, потому что вдруг все стало получаться очень легко, меня даже, можно сказать, настигла какая-то популярность. Ну, не то, чтобы популярность, но некая известность в узких кругах. Многим стало нравиться то, что я пишу. Захотел опубликоваться — пожалуйста, захотел что-то еще — пожалуйста, захотел поучаствовать в конкурсе — пожалуйста, поучаствовал — выиграл. Для того чтобы чего-то добиться, не надо прилагать каких-то суперусилий. Так оказалось.
Сколько лет вам было?
23 или 24. Первый раз меня напечатали в одном московском журнале, в который меня в свое время сосватала Елена Григорьевна Скульская. Мои родители с ней были знакомы — да и сейчас, в принципе, знакомы — и отправили меня к ней, чтобы я ей показал несколько своих опусов. Она сказала: "Пробуйте, продолжайте!" Ей спасибо, конечно! Хотя журнал оказался не очень хороший, все равно было приятно увидеть себя опубликованным!
А чем журнал был нехорош?
Главный редактор этого самого журнала считал возможным не то чтобы сокращать, а даже дописывать за авторов. После того как он переделал практически до неузнаваемости одно мое прозаическое произведение, я на этом журнале поставил для себя крест.
Псевдообраз псевдонима
Псевдоним — это прикрытие. Зачем вам понадобилось прикрытие?
В свое время, когда я только начинал писать, круг моего общения не предполагал написания никаких литературных произведений, тем более стихов. И это было в тот момент прикрытие от друзей, чтобы они не узнали и не начали смеяться надо мной. А теперь П.И.Филимонов — это мое альтер эго, второе я.
Друзья потом узнали?
Нет, как-то постепенно я перестал с ними общаться — у меня сменились интересы, сменились приоритеты, сменился круг общения.
Вы неоднократно рассказывали, что П.И.Филимонов — дядька мещанского толка, в отвисших тренировочных штанах, который в перерывах между футбольными матчами, лежа на диване и попивая пиво, размышляет о смысле всего сущего. А откуда вообще взялся столь конкретный образ П.И.Филимонова?
На самом деле П.И.Филимонов — это один из моих родственников. Я уже даже не помню, по материнской или по отцовской линии. Мне как-то показали его старую-старую фотографию, и там внизу так и было написано. И я даже не знаю, как его на самом деле зовут, и никто уже не помнит, под фотографией были написаны только инициалы. Но мне этот псевдоним тогда пришелся ко двору, а сейчас просто прирос, и расставаться с ним уже не хочется.
Вы на него не похожи?
Нет, нисколько. Этот дядька с мешковатыми штанами и т.д. появился потому, что человек, пишущий литературу и стихи, он изначально немножко смешон, так как занятие это совершенно бессмысленное. И поэтому он не может быть высоким красивым брюнетом. Высоким красивым брюнетом может быть фотомодель или актер, но никак не поэт.
Во главе "Угла"
Три года назад образовалось сейчас уже довольно известное лит-арт объединение "Углы", одним из основателей которого вы являетесь. Расскажите, как это было?
В конце 90-х ныне известный фотограф Сергей Трофимов основал некий сайт современной литературы в Таллинне. Насколько я понимаю, он создал его для того, чтобы публиковать произведения своего брата, который тогда еще писал, каких-то друзей своего брата, каких-то людей, крутившихся около. Просто в силу того, что это было еще в конце 90-х, Сергей был один из немногих, кто был "на ты" с интернетом.
И на этом сайте мы какое-то время публиковались, затем как-то решили встретиться вживую. Один раз встретились, другой… И как-то так получилось, что образовалась небольшая активная группа, которая устраивала поэтические вечера-выступления и другие подобные мероприятия, то есть как-то пыталась продвинуть все это дело в массы, привлечь народ. А Сергею все это перестало быть интересным — и мы перестали быть интересными, и сайт. Сергей увлекся фотографией, сильней, чем когда бы то ни было. А мы после нескольких неудачных попыток обсудить с ним возможности развития сайта, решили выделиться в отдельное объединение.
И кто составил ядро "Углов"?
Те же, кто стоит у руля и сейчас — Денис Кузьмин, Лигия Тенина, Никита Дубровин, ваш покорный слуга и пятый член, Дмитрий Краснов, к нам примкнул много позднее. Мы сидели в каком-то кафе и думали, как бы назваться. И почти сразу же пришли к выводу, что это должно быть ни к чему не обязывающее название. То есть слово, которое нас не будет ограничивать, но при этом такое, к которому можно будет впоследствии привязаться. Так и появились "Углы".
У вас существует определенная редколлегия, которая решает, публиковать ли произведение данного автора или нет?
Да, это было одним из основных наших разногласий с Сергеем Трофимовым — то, что он публиковал всех подряд без разбора. Нам это крайне не нравилось, мы пытались с ним этот вопрос обсудить, но… Он не то чтобы не соглашался, нет — он говорил: "Да-да-да, вы правы!", но никаких конкретных шагов не предпринимал. Он тянул, тянул, тянул с этим вопросом, и в какой-то момент мы решили, что чем мы будем ждать его, мы лучше сделаем все это сами.
И как сейчас осуществляется "отбор" произведений?
Методом простого количественного голосования. Так как нас теперь пятеро, то, так или иначе, мы приходим к определенному решению.
А есть какие-то характеристики с творческой точки зрения, то, что входит в "черный список"? Ну, к примеру, рифма "любовь-кровь" и т.д.
Нет, таких ограничений нет. Можно написать прекрасное произведение на рифму "любовь-кровь-морковь" (смеется). Также как и у человека с большим запасом слов может получиться никакой опус.
Воскресите Бродского!
Почему для своих литературных забав вы выбрали именно постмодернизм?
Дело в том, что как-то сознательно я его не выбирал (улыбается). В какой-то момент мне просто кто-то сказал: ты пишешь в стиле постмодернизма. Но специально я его не выбирал, и если так кажется критикам, то мне от этого ни холодно, ни жарко (улыбается).
Но забавно, когда в ваших стихах несколько раз обыгрывается смерть Лермонтова — то он вишневой косточкой подавился по пути в Ригу, то ехал злой с неудавшегося свидания и решил вдруг приструнить матерившегося Мартынова…
Дело в том, что литература вообще полна мифов. Которые очень хочется развенчать. Просто для того, чтобы показать, что все эти люди — Пушкин, Лермонтов и прочие — были совершенно живые люди, а не те статуи или иконы, или кумиры, которых из них сотворили.
А у вас есть, допустим, не кумир, но человек, к чьему мнению вы прислушались бы?
Среди людей, с которыми я знаком лично, пожалуй, нет. Хотя я стараюсь прислушиваться ко всему, что обо мне говорят. Что-то я принимаю, что-то не принимаю, на что-то вообще не обращаю внимания. Но какой-то авторитет, к которому я всегда прислушался бы… Ну, вот если бы чудесным образом воскресить Иосифа Бродского, например, и он бы написал мне обо мне что-нибудь, или сказал бы мне обо мне что-нибудь, вот, может быть, он и стал бы таким непререкаемым авторитетом. А из ныне живущих… Стараюсь прислушиваться к мнению своих коллег — тех, которых я считаю действительно своими коллегами, и про которых думаю, что они тоже имеют определенный уровень.
Сложно ли пробиться русскому писателю, поэту, драматургу в Эстонии?
Если захотеть, если очень захотеть — то нет. Для начала надо, конечно, что-то написать. Дальше — дело времени. Можно обратиться к тому же Игорю Котюху, который достаточно благосклонно относится ко всем молодым талантам. Если человек что-то из себя представляет, и он это чувствует, или ему кто-то порекомендовал публиковаться, то ничего сложного в этом нет. В крайнем случае, можно издать книгу за свой счет — это выйдет от 10 тысяч крон. Тираж будет, конечно, небольшой, но для удовлетворения собственного тщеславия хватит. Вообще, если человек талантливый, то совершенно неважно, где он живет и на каком языке пишет. Бездарному человеку сложно пробиться везде.
Но почему-то бытует мнение, что творчество русских здесь замалчивают, их книги не издают, о них не пишут в газетах и т.д…
Не знаю. Если говорить о моем личном опыте, то мне, для того чтобы меня опубликовали, не надо было страдать, томиться, прошибать стены лбом. Все получилось как-то легко и непринужденно. Хотя некоторые ревнители чистоты искусства считают, что нужно именно пострадать, потомиться, пожить в бедности и нездоровье. И только тогда можно стать поэтом. Так говорят, но я, во-первых, не знаю никого, кто бы так жил, и, во-вторых, я не знаю никого, кому бы это помогало.
Хотя, по сути, география здесь абсолютно неважна, но надо учитывать все-таки, где мы живем. Мы здесь не титульная нация, с этим нужно смириться, умерить и унять свои амбиции. Если в России печатают в огромном количестве людей, которых печатать, наверно, не стоит, — просто это стоит больших денег, то в Эстонии все немножко по-другому. Эстонскому человеку в Эстонии, условно называемому графоманом, опубликовать свое творчество гораздо проще, чем русскому человеку, условно называемому графоманом. Потому что условный эстонский графоман найдет здесь 3-4 поклонников своего условного творчества, который дадут ему не условные, а совершенно реальные деньги для публикации.
Но, с другой стороны, я не понимаю, почему должно быть иначе? Это не Россия, это не русская земля, и то, что здесь вообще есть возможность печататься на русском языке, — это уже очень хорошо.
