Эне Эргма и ее теория вероятности
И теперь, когда мы встречаемся для интервью на следующий день после того, как парламентские партии выбрали Эне Эргма в числе двух кандидатов в президенты Эстонии, за которых Рийгикогу будет голосовать на экстренном заседании 28 августа, ноги — это снова первое, что мне бросается в глаза. Эргма бредет за нашим фотографом по скверу на Тоомпеа, стараясь не попадать каблуками в щели между плитками. "С этими туфлями мне приходится постоянно сохранять бдительность", — жалуется она. Потом бросает мечтательный взгляд на дворец и добавляет: "Проще было бы выпрыгнуть сюда прямо из окна моего кабинета". Во время фотосессии Эргма уже более жизнерадостно рассказывает: "Это еще ничего. Вот тут меня снимали для журнала "Eesti Naine" в образе эдакой бэби. Наложили на лицо килограмм помады и крема. И так меня вертели, и сяк… Ужас".
— Пока вы позировали, в голове не мелькало панической мысли: "А ведь если меня выберут президентом, то так будет все пять лет"?
— Ну, все-таки я впервые попала в эту ситуацию больше трех лет назад, когда стала политиком. Сейчас я знаю, что значит быть публичным человеком, а ведь тогда я была простым академиком, а это обычно очень скромные, незаметные люди, поэтому после того, как меня избрали спикером парламента, я некоторое время была в абсолютном шоке. Я была несказанно удивлена огромным интересом к моей персоне. Теперь я уже научилась помнить, что 24 часа в сутки являюсь членом парламента, научилась общаться с журналистами, принимать их интерес ко мне. Каждая профессия имеет свои неприятные черты. В придачу к приятным вещам вы всегда получаете что-то абсолютно чуждое вашей натуре. Я знаю, что потеряю еще больше свободы, если меня изберут президентом. Но я готова взять на себя эту огромную ответственность. Для меня эта ответственность огромна еще и потому, что, если это случится, я буду первой женщиной-президентом Эстонии, поэтому я еще несу ответственность и перед нашими замечательными женщинами.
— Вы ожидали, что вчерашний "отборочный матч" закончится в вашу пользу?
— Я могу сказать, что мне было приятно. Значит, за последние три-четыре года я проделала хорошую работу, ведь до этого я была совсем зеленым политиком, пусть не по возрасту, но по опыту. И мне было очень приятно, что эстонские партии, у которых часто возникают серьезные разногласия, могут сидеть спокойно за одним столом и принимать важные решения.
— Как вы думаете, президента удастся выбрать еще в Рийгикогу?
— Вероятность есть всегда, даже если она практически равна нулю. Я всегда рассказываю своим студентам одну историю: однажды, когда мы были второкурсниками московского университета, профессор хотел объяснить нам, что это значит на практике, когда вероятность какого-либо события практически равна нулю. Он обвел взглядом огромную аудиторию, нашел темнокожего молодого человека и сказал: "Это так же маловероятно, как то, что этого товарища зовут Иваном". А тот встал и сказал: "А я и есть Иван". Лекция была сорвана, потому что профессор был в полном шоке. Но объясняется-то этот случай очень просто: мы были дети Второй мировой войны, а вы знаете, кто выиграл эту большую войну — русский Иван. Новость о победе докатилась и до Африки, и молодому человеку дали героическое имя.
— А ваши собственные шансы на победу, по вашему мнению, выше в Рийгикогу или в коллегии выборщиков?
— Я не думаю об этом. Я очень хочу, чтобы президента выбрали в Рийгикогу, как и положено по конституции.
Я в хорошей форме, но на Уимблдон не попаду
— Во время нынешней президентской кампании очень модно припоминать кандидатам их зарубежные связи, причем в отрицательном контексте. У Тоомаса Хендрика Ильвеса нашли американский акцент и связи с ЦРУ, Рюйтелю приписали внебрачного сына в Петербурге, Аду Луукас не успел выставить свою кандидатуру, как его уже уличили в связях с российскими олигархами. А вам еще не припомнили годы, прожитые в Москве?
— Я никогда не стеснялась лет, проведенных в Москве. Для нас московский Институт космических исследований был местом, где работали мировые светила естественных наук. Для меня это было самое лучшее время — золотой век астрономии. Я астрофизик, я занималась космическими исследованиями. Я никогда не занималась военными проектами. И что — я должна стыдиться того, что я там работала?!
Когда я вернулась в Эстонию, я вернулась очень сильной личностью. Потому что я молодой выдержала огромный московский конкурс. Советская наука была устроена так, что в несколько научных центров со всего союза стекались самые сильные люди. Очень известный астрофизик Шкловский как-то сказал мне: "Эне, я смотрю на вас, теоретиков, — вы живете, как таракан в очень маленьком спичечном коробке". И с тех пор я абсолютно уверена, что молодым талантливым людям нужно выходить в мировые центры. Вы можете быть чемпионом собственного села, а что дальше? Мир, особенно научный, нужно познать по гамбургскому счету.
Вы знаете, что такое "гамбургский счет"? В начале ХХ века было много чемпионов мира по борьбе. У них были поделены между собой все чемпионаты, поэтому они, как дети лейтенанта Шмидта, очень редко встречались на одних соревнованиях. Но когда сезон заканчивался, все они собирались в Гамбурге у одного старого борца и там, без свидетелей, боролись и выясняли, кто же из них настоящий чемпион.
— После возвращения в Эстонию вам, наверное, не хватало этой кипящей научной жизни?
— В 88 году, когда я вернулась, я уже стала выездная. До этого меня не выпускали из Советского Союза, уж не знаю за какие грехи. Я активно работала. Меня приглашали в Амстердам, я была приглашенным профессором в университете Геттингена, очень активно участвовала в конференциях. Неделю тому назад я была на Сицилии, делала доклад о рентгеновских излучениях. Я была очень горда, что меня пригласили выступить.
— То есть вы по-прежнему в хорошей форме?
— Если говорить языком тенниса, как любитель я в форме, но на Уимблдон уже не попаду. — У каждого президента традиционно есть сфера жизни, которой он уделяет повышенное внимание. Вашим "коньком", наверное, станет развитие науки?
— Скорее, развитие образования вообще. Потому что, если мы хотим хорошо жить, у нас должны быть очень образованные люди. И у нас должны быть маленькие успешные фирмы. Почему маленькие? Потому что новые технологии всегда связаны с большим риском, и если у вас маленькая фирма, это, в случае неудачи, не обернется социальной катастрофой. А может быть, это будет история успеха. Малые и средние предприятия — это сейчас направление развития всей мировой экономики. А им требуются люди, понимающие в технологиях и естественных науках. Я всегда говорила, что образование физика — это очень хорошее образование, потому что природа учит мыслить логично.
В школе по русскому у меня было три с минусом
— Как президенту вам будет, что сказать русскоязычному населению Эстонии? Вас что-нибудь связывает с этими людьми?
— Во-первых, я достаточно долго читала в Тартуском университете физику русским группам. И я, если честно, не очень довольна, что эти группы ликвидировали. Я хочу сказать, что все люди, которые считают Эстонию своей родиной, которые хотят здесь жить, должны иметь возможность получать хорошее образование, активно участвовать в общественной жизни. Для них очень важно сохранить свою культуру, но не менее важно знать эстонский язык, потому что это язык общения, благодаря знанию которого вы здесь получите больше информации.
В свое время, когда я собиралась после школы в Москву, я туда не сразу попала, и меня включили в русскую группу в Тарту. А я русский язык знала невероятно плохо, не любила его, в средней школе у меня по нему было три с минусом. А тут высшая алгебра на русском! Это для меня было все равно, что на китайском. Я начинала конспектировать, пыталась переводить в голове, не успевала. В конспекте, написанном на лекции, у меня от каждого предложения было только начало. Приходилось дописывать уже потом. Но зимнюю сессию через три месяца я сдала на русском.
Что каждый язык — это богатство, я поняла уже в Москве. Потом я провела девять месяцев в Польше и довольно сносно научилась говорить по-польски. Почему? Потому что я хотела общаться. У меня нет никакого таланта к языкам. Столько лет проведя в Москве, я так и не научилась говорить без ошибок, но я научилась общаться. Я всегда говорю другим людям: начинайте говорить. Люди, для которых это родной язык, все поймут.
— И как же вы со своей тройкой с минусом отважились переехать в Москву?
— Слушайте, в 18 лет люди настолько самоуверенны!
— Где было труднее адаптироваться — в Москве или в Рийгикогу?
— В московской студенческой жизни не было никаких ограничений, ты чувствовал себя в ней абсолютно свободно. В Рийгикогу абсолютно другой уровень ответственности. Мне было очень трудно еще и потому, что у меня не было политической памяти, я была тем человеком, который сидит на кухне за чашкой чая или кофе и рассуждает, "как бы он сделал, если бы он был…" Но придя сюда, я поняла: сперва попробуй сделать, а потом говори.
— И что же вы, сидя на кухне, мечтаете сделать, став президентом?
— Давайте будем думать об этом, когда это станет реальностью. Тем более что эстонский президент — это не президент Путин и не президент Буш, у него нет реальной власти.
— А это плохо? Вы поддерживаете прямые президентские выборы?
— Я, если честно, поддерживаю прямые выборы. Особенно если Рийгикогу снова не сможет избрать президента. Но надо и народу объяснить, что прямые выборы не дают президенту дополнительной власти. Президент не занимается повседневной политикой. Он должен быть там, где в обществе что-то болит, высказать свое мнение, попытаться склеить раскол. Это очень трудная задача, но в этом и есть роль президента. Президент должен также общаться с вешним миром. Эстония настолько маленькая страна, она не может заявить о себе как Китай или Россия. Каждый человек, будь то спортсмен, ученый или президент, должен стараться сделать Эстонию известной. Если мы вместе сложим эту мозаику, мы сможем нанести ее на карту мира.
Бронзовый солдат не заслужил света, он заслужил покой
— Политику Рюйтеля в отношении России много критиковали, а как бы вы, став президентом, вели себя с тем самым нелюбимым восточным соседом?
— Нам надо помнить одно — у нас нет атомного реактора, чтобы Эстония могла отцепиться от восточного соседа и на всех парах уехать куда-то в более приятные места; было бы хорошо еще в придачу маленькое нефтяное месторождение найти. Этот сосед у нас был, есть и останется. И нам надо вести нормальный диалог. У нас есть болезненные точки, разное понимание прошлого. Нам так нелегко далась независимость в 1918 году. И то, что произошло в 1940 году, было ужасной трагедией. Мы все должны помнить прошлое. Я сейчас, пользуясь тем, что летом у меня больше времени, читаю книгу одного из руководителей КГБ, и от многих вещей мне и сейчас становится страшно. Это была трагедия не только эстонского народа, это была трагедия русского народа. Это был режим, который вытаскивал из человека самые низменные чувства. Когда, например, талантливейшим людям говорили: ты можешь выехать за границу, но ты должен написать донос. Если бы мне было позволено, я бы попросила у всего мира никогда больше не допускать подобных вещей.
— Как вы в свете всего вышесказанного относитесь к проблеме Бронзового солдата?
— Вы знаете, я могу вам ответить цитатой из своей любимой книги Булгакова "Мастер и Маргарита". Когда Леви Матвей пришел просить за Мастера, Воланд спрашивает, почему тот не возьмет его в свет. Леви Матвей отвечает словами Иешуа: "Он не заслужил света, он заслужил покоя". Когда этот памятник только поставили, вокруг него был покой. Я прекрасно это помню, я там неподалеку в детстве в теннис играла. Сейчас этому памятнику нет покоя. Многие могут мне возразить, но я думаю, этому памятнику место на кладбище, потому что он заслужил покой.
— Вовращаясь от прошлого к будущему: у нас был премьер-министр с котом, в Кадриоргском дворце жили дочки и внучки президента… Кто или что переедет в Кадриорг вместе с вами?
"Сейчас я вам покажу", — говорит Эне Эргма и тянется за большой фотографией, на которой запечатлен полный состав Эстонской академии наук. "А котов не будет, — добавляет кандидат в президенты, — потому что животные, как дети: им надо уделять внимание, воспитывать, а если пустить дело на самотек, они превращаются в маленьких хулиганов".
Что ж, будем надеяться, что компания академиков окажется менее хулиганистой.
