Осколки. Как живет непризнанная 24 года Абхазия
Абхазия давно освоилась в своей "непризнанности": независимость провозгласили 24 года назад, после войны с Грузией. Восемь лет назад ее признали первые государства — Венесуэла, Никарагуа, Науру и Вануату, а главное — Россия, которая ежегодно оказывает финансовую помощь, практически дотируя эту непризнанную территорию. Местные жители уже привыкли ходить мимо разрушенных домов, которых полно даже в столице, обходиться импортными товарами и жить на российские выплаты.
Портал Delfi совместно с интернет-журналом Спектр.Пресс начинает публикацию серии статей "Осколки. Жизнь в непризнанных странах-сателлитах России" — о том, как чем сегодня живут Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье и территории Донбасса и Луганской области.
Российско-абхазская граница начинается внезапно, среди типичных сочинских палаток с чурчхелой, развалов с браслетами из ракушек и куч пластикового мусора по обочинам дороги. К паспортному контролю ведет решетчатый коридор под открытым небом: по нему шагают семьи отдыхающих россиян с чемоданами, дамы в халатах с пакетами продуктов и тяжело ступающая кавказская женщина с загруженной доверху тележкой. Российская граница находится в опрятном сине-белом здании с кондиционером. Прямо перед будками паспортного контроля лежат две дворняжки без ошейников — охлаждаются.
Река Псоу — граница России и Абхазии. Мост нужно переходить пешком; есть еще автомобильный мост, но часто очереди там больше. Дальше — два сияющих, с иголочки, магазина дьюти-фри и снова пограничники в будках. Кричит петух.
На абхазской границе кондиционера нет, но можно спрятаться от жары в оранжевом, будто упавшем на пыльную землю из космоса, офисе "Аквафона": здесь стоят свежие букеты в вазах и продают местные сим-карты. Сотовых операторов в Абхазии два: частный "Аквафон" существует аж с 2003 года, 8 лет назад его купил российский "Мегафон". Второй оператор, созданный местным капиталом с участием государства — "А-мобайл" — работает восемь лет. Именно реклама этих двух компаний, чередуясь, занимает процентов девяносто всех билбордов вдоль шоссе и улиц. Со связью и интернетом в непризнанной республике все в порядке.
Новоприбывшие ручейком шмыгают в узенький лаз между двумя киосками, чтобы попасть на парковку, взять такси и наконец двинуться к морю.
"Как сверкали пятки грузинской саранчи"
Гулять по Сухуми не так-то просто, особенно в дождливую погоду — тротуаров местами нет совсем, асфальт на окраинах заменяет укатанная грейдером галька (правда, кое-где в центре встречается свежая, ровная плитка). Есть и ямы, и открытые канализационные люки, куда успели накидать мусора.
Брошенных зданий в городе много, и частных, и государственных. Сухумский вокзал — с колоннами и шпилем — огорожен глухим забором. Пирс в виде парохода в районе морского порта стоит на воде с советских времен, когда Абхазия была модным курортом: на первом этаже двадцатилетней выдержки разруха и вонь, на втором — открытое кафе с видом на море, с ржавыми перилами, с жутковатым бетонным дельфином, заглядывающим с крыши. На площади Свободы слепыми окнами смотрит здоровенный Дом правительства, самое большое здание в городе. Внутри вырос инжир. Здание было сожжено во время боев за освобождение Сухума в 1993 году. Захватывая город годом раньше, грузинские войска расстреляли памятник Ленину перед зданием, с тех пор постамент пустует.
Остальное доделало время. Оконных стекол и дверей давно нет, но лестницы на второй этаж остались целыми. Стены исписаны: "Денис лох", "Я скучаю", "Ты достойный сын Апсны?" (название Абхазии на национальном языке), пахнет мочой.
В войну грузинское население бежало, уезжали от бомб и русские, оставляя собственность. Оставшимся удалось с легкостью присвоить дома и угодья, и люди, нахватавшие слишком много осиротевшего после бежавших хозяев недвижимого имущества, оказались не в состоянии позаботиться о нем.
Только в последние годы власть непризнанной республики заговорила о законе, по которому недвижимость отберут, если "хозяин" долгое время не приводит ее в порядок. Сделать это будет нетрудно: оформлением в собственность захваченных после сбежавших хозяев домов, квартир и участков никто себя не утруждал. Абхазские власти это положение вещей поддержали, было даже обнародовано специальное решение, по которому все уехавшие лишались прав на оставленную ими недвижимость. Тут можно годами жить в захваченном доме, и никто не спросит про документы. По словам местных юристов, примерно половина местной недвижимости находится в серой зоне.
В Абхазии царит культ своей недавней победы ("аиааира" по-абхазски) —так называется государственный гимн, а также много чего еще, от улиц до информационных порталов и гостевых домов. В центре Сухуми висят вечные, потихоньку выцветающие уже баннеры с лицом первого президента, Владислава Ардзинбы. В паре кварталов от Дома правительства располагается братская могила и памятник защитникам отечества в виде воткнутого в землю меча.
14 августа сюда приходят с цветами. "На этой войне у всех кто-нибудь погиб. Половина народа погибла в этой войне, — говорит черноволосая Нателла в полосатом платье и кладет к памятнику красные гвоздики. Она, конечно, сильно преувеличивает: в том первом конфликте 1992-93 годов погибли примерно по 4 тысячи человек с каждой стороны, тогда как сейчас население Абхазии насчитывает 242 тысячи человек. Ее семья тогда жила в Ткуарчале, они оказались в грузинской блокаде: "Без еды, без информации. Люди пухли от голода, как в блокадном Ленинграде". Ее брат, врач, готовил к захоронению тела погибших: "У ребят были оторваны ноги, руки, их надо было в подобающем виде родителям отдать".
Цветов к памятнику за день приносят не так уж много: несколько венков, несколько букетов. И все-таки отголосок войны сегодня везде. "Вспомним, абхазец, вспомним наконец, // Вспомним с тобою, как мы шли в ночи, // Как сверкали пятки грузинской саранчи", — на набережной на полную громкость включена автомобильная магнитола: песня написана на стихи погибшего в абхазско-грузинской войне Тимура Бигвавы.
"Я приехала воевать, но мне сказали, что раз я не получила благословения, — она целует крест на шее, — то я стану убийцей", — говорит Татьяна Шутова, приехавшая в Абхазию из России добровольцем 24 года назад. Теперь она регулярно ездит сюда встретиться с боевыми товарищами. Поэтому, рассказывает Татьяна, она сначала ухаживала за ранеными, а потом занималась разведкой в отряде Шамиля Басаева (один из лидеров чеченских боевиков, являвшийся организатором ряда крупных терактов в России с большим количеством жертв, ликвидирован федеральными силами в 2006 году).
"Фигура непопулярная, — повторяет она. — Но он мой брат, мы с ним побратались. Братья бывают плохие и хорошие, а я люблю Шамиля даже сейчас, даже сейчас скорблю по нему. В Абхазии он был идеален. Я геваристка, я в юности была влюблена в Че Гевару. Я его видела на митинге один раз (во время его визита в Москву в 1964 году, прим. "Спектра")… Я хотела с ним пойти, это мужчина моей жизни. Там не получилось — но получилось здесь: тоже бородачи, тоже оружие, я все это пережила".
Войну вспомнила и туристка Нина из Нижнего Новгорода, приехавшая в Сухуми по старой памяти: она уже отдыхала здесь 30 лет назад, и теперь ужасается переменам. "…И главное, все говорят: ‘У нас же была война. Сначала сдают квартиру за две с половиной [тысячи рублей (около 35 евро) в сутки], а потом выясняется: "Я буду иногда приходить ночевать". На рынке продают вино — я такой бормотухи в жизни не пила. Ничего нельзя купить в магазине". Нина говорит, что приехала отдохнуть в Абхазию еще и потому, что Турция и Египет были недоступны для россиян, и клянется, что больше сюда ни ногой. "Это же столица Абхазии, я правильно понимаю? А президент Абхазии здесь живет или в Сочи? — сердится она. — И что, и у нас была война! Значит, надо дальше в говне жить?"
Действительно, о войне говорят так, будто она была вчера. "Экономика же только-только начала подниматься", — объясняют местные, хотя даже с момента признания независимости республики Россией прошло уже 8 лет.
План напишите, что ли
"Непонятно, какой план у страны. Одни ушли, другие пришли — и все пытаются вывести страну из кризиса, эти метания народу надоели до чертиков, — говорит абхазский бизнес-консультант Анна Калягина. — План напишите, что ли! Это сугубо мое мнение, но сначала (после признания независимости Россией) в стране началась эйфория: нас признали, нам дают деньги. "Давайте восстанавливать чайную область!" А экономисты не проработали, куда пойдет этот чай, вернутся ли вложенные деньги. После эйфории пришли мысли, что деньги уходят не туда. Стали давать на развитие инфраструктуры — школы, сады. Это был грамотный ход — у нас теперь хорошие дороги, освещенные участки".
Попытки спланировать развитие все-таки делаются. В Абхазии до сих пор нет многих базовых законов, кредитной системы, земельного кодекса — их предлагают принять в утвержденной полгода назад десятилетней стратегии развития страны. Программа эта открывается цитатами из Си Цзиньпина и Сергея Глазьева, но конкретные "дорожные карты" реализации по направлениям развития должны быть разработаны только осенью.
Даже авторы документа отмечают, что 50-55% реального ВВП приходится на теневую экономику — это выше собственных доходов бюджета в 4 раза. "Налоговая система очень щадящая, — рассказывает Анна Калягина. — Подоходный налог составляет 31%. Есть спецналог — если ты индивидуальный предприниматель, платишь 800 рублей в месяц (около 12 евро). Если у тебя мини-гостиница до 50 мест — тоже спецналог, очень маленький. Вопрос, как эти деньги собрать".
Два месяца курортного сезона помогают поднакопить — туристам повально сдают комнаты в частных домах, возят на такси по вполне московским ценам и продают все, что можно.
В 2013 году номинальный ВВП Абхазии на душу населения составил $2690 (2463 евро) — это где-то между Филиппинами и Бутаном. Для сравнения, в России в 2014 году этот показатель составил $14 680 (13 441 евро).
Хозяйское чувство
В основном бизнес в Абхазии все-таки местный, поясняет Анна Калягина. Она родилась здесь, но во время войны с семьей уехала в Россию, а вернулась в 2008-м, после второго военного конфликта и признания этой территории Россией — и стала сама себе "подопытным бизнесменом".
Опыта Анна набралась до такой степени, что создала фонд помощи бизнесу "Аидгылара". Он оказывает поддержку другим предпринимателям, прежде всего желающим зайти на новый рынок россиянам. "Здесь микс из России 90-х и современности, — отворит она. — Ритм жизни другой. Бизнесмен приезжает сюда весь подтянутый, думает — сейчас я тут развернусь, а ему — дорогой, садись за стол, расслабься!"
Подводный камень для иностранного бизнеса еще и в том, что предприниматели могут неосознанно нарушить абхазские законы. "Потому что местные им говорят — да ладно, все по-братски решим!" — поясняет Калягина.
Крупный иностранный капитал в крошечной территории не очень заинтересован. "У нас всего 240 тысяч населения, ну и туристы два месяца в году. Кому тут что-то продавать? — говорит Калягина. — Вторая проблема — мы непризнанные. Банковская система несовершенна, у нас транзитные счета".
В Абхазии фактически отсутствует кредитование бизнеса, то есть негде взять стартовый капитал. Просить кредит в российском банке абхазская компания не имеет права. "Когда решил выводить свой маленький стартап на другой уровень, для гарантии на кредит с меня потребовали другой, уже работающий магазин", — рассказывает владелец магазина цифровой техники и кафе здорового питания в центре Сухуми Денис Саманба. Чтобы начать, ему были нужны всего 500 тысяч рублей (7300 евро), и в итоге их пришлось брать у частного лица под 120% годовых — и даже на эту ставку пришлось договариваться "через знакомых", изначально требовали 180%.
Впрочем, виновато не только государство. "Во время войны у людей горе, стресс, а потом пришла свобода. И в этот момент народу надо было включить хозяйское чувство. А первое, что включилось — чувство "мы свободные". Свобода — это классно, но мы же не свободны от своих обязательств. Если ты настоящий хозяин — ты ухаживаешь, созидаешь, не даешь разрушиться", — говорит Калягина.
Страну своей здесь как будто не ощущают, поэтому и не требуют тротуаров.
В Сухуме два театра и всего один кинотеатр — который открыт не всегда. Молодежь вроде Дениса Саманбы вынуждена развлекаться своими силами. Модное место — кафе "Волна" на Синопском пляже. Там каждый вечер бесплатно показывают кино. Сам Денис — любитель клубной жизни, и полгода назад они с друзьями сами организовали вечеринку Amnezia Project с диджеями из Москвы и Питера — а то в Сухуме с ночной жизнью, говорит, "совсем тухло".
Летом было большое культурное событие — Сухум и Гагры принимали чемпионат мира среди непризнанных государств. Один из городских стадионов ради соревнований только-только перестроили: красивый изгиб трибун, яркие кресла с иголочки. Второй стадион, Республиканский, так и остался стоять в дряхлом советском великолепии. Он окружен ветхими палатками с фруктами и хачапури, так что не сразу понятно, где вход, над трибуной не видно табло. Другая трибуна, мертвая, закрыта рубероидом и отделена забором.
Художник-реставратор Анзор Сакания зашел на стадион, потому что любит ходить босиком по траве, и даже не знал, что сегодня тут игра чемпионата Абхазии: "Спартак" (Очамчира) против "Шахтера" (Ткуарчал). Сейчас Анзор преподает в Абхазском госуниверситете (вузов на территории всего два, еще Сухумский открытый институт), а вот реставрировать в стране давно нечего — точнее, государство работу не заказывает.
— А вашим выпускникам работать где?
— Ну, так сейчас везде, — тянет он, — на всем постсоветском пространстве после учебы трудно работу найти. Тем, кто учится на пятерки, легче: их берут в аспирантуру в Москву, в Санкт-Петербург…
— И они там остаются?
— Многие остаются. Но многие и возвращаются! — он очень старается найти позитив. А на вопрос о своей зарплате и достатке отвечает уклончиво: — Жизнь не заключается в зарплате. Главное — насколько человек духовно богат. Абхазию знаете, как называют? Страна Души!
