Имидж — все, жажда — ничто

Еще недавно Эстония имела в Европе имидж примерного ученика, который дисциплинированно соответствовал всем критериям страны, годной для Евросоюза и НАТО. Теперь мы собирается подкрепить свой статус ударника капиталистического труда вхождением в зону евро.

Но для многих европейцев эстонский имидж несколько потускнел. Это произошло в силу естественных причин: о нашей стране в Европе знают все больше, по делам и просто в качестве туристов к нам приезжают много европейцев, а Еврокомиссия дотошно проверяет все наши победные реляции. И более близкое ознакомление с нашими реалиями не всегда совпадает с тем образом "восточноевропейского дракона", который бытовал еще несколько лет назад.

С витринами у нас все в порядке. Но дискуссия о введении евро еще раз продемонстрировала прописную истину — на одном имидже далеко не уедешь. Официальные представители Евросоюза, говоря о сомнительности вступления Эстонии в зону евро с 1 января 2007 года, ссылаются все больше на технические моменты — прежде всего на инфляцию и кредитные ставки. Экономисты и журналисты более откровенны. Financial Times опубликовала статью Вольфганга Мунхау, в которой автор утверждает, что главная причина проблематичности введения евро в Эстонии и Латвии — бедность этих стран.

Те многочисленные рейтинги, в которых Эстония фигурирует наверху таблиц, связанные с темпами экономического роста и, особенно, со "свободой" экономики, составляются прежде всего для инвесторов. В сущности, в перевернутом виде такой подход — экономика для экономики — свойственный неолиберализму, повторяет чисто советское: экономика — для строительства коммунизма. "Экономика для людей" остается весьма абстрактным понятием практически для всех посткоммунистических стран, в том числе и для Эстонии. И в этом контексте утверждение Мунхау совсем не лишено оснований.

Имидж страны, где можно "срубить бабок по-быстрому", действительно весьма привлекателен для зарубежных инвесторов. Минимальная регулирующая роль государства, возможность без излишней волокиты открыть фирму, относительно низкий уровень зарплаты, слабые профсоюзы — все это привлекает капитал. Но вот парадокс: из быстро развивающейся страны бегут квалифицированные кадры, а среднестатистическая зарплата греет душу среднего эстоноземельца в той же мере, что и среднестатистическая температура по земному шару.

Для многочисленных желающих быстро разбогатеть Эстония может и годится, а вот для перехода на евро, связанного с общим состоянием общества, судя по всему — пока нет.

В своей статье Мунхау говорит прежде всего о таких параметрах, как производительность труда и реальные доходы населения, которые в Эстонии гораздо ниже аналогичных показателей в старых странах Евросоюза.

Рецепты неолибералов, которые до сих пор определяют экономическую политику эстонского государства, сводятся к пресловутой "удочке", которую они якобы предлагают любому члену общества для поимки собственной "золотой рыбки". О том, что для значительной части населения эта удочка просто неподъемна, как-то не принято говорить. Точно так же, как и о качестве самой удочки. В Эстонии государство мало что сделало хотя бы для сохранения системы профессионального обучения, не говоря уже о ее развитии. О роли частного бизнеса в подготовке и переподготовке кадров лучше умолчим. Подавляющее большинство предпринимателей, занятых в так называемом реальном секторе производства, этим вообще не интересуются.

За блестящей витриной имиджа Эстонии скрывается масса социальных проблем. Ведь качество жизни определяется отнюдь не только цифрами экономического роста. И жажду нормальной жизни очень многие эстоноземельцы продолжают утолять простейшим образом: пакуя чемоданы для отъезда в более благополучные страны. На удочку неолибералов они клюют все меньше, так как давно известно: рыба ищет где глубже, а человек — где лучше.