Ребенку в состоянии депрессии: чего ты ноешь? Возьми себя в руки!
Согласно результатам европейских исследований, около четверти детей и молодых людей страдает тем или иным психическим расстройством. Отдельной статистики по Эстонии нет, однако по оценке специалистов и учителей, признаки глубокой депрессии заметны не только у школьников, но и у детсадовцев. Тийна Ваппер пишет в ”Учительской газете”, что масштаб проблемы уже настолько велик, что настало время заняться проблемой душевного здоровья детей вплотную.
Заколдованный круг и его последствия: глубокая депрессия, тревожность, нанесение себе увечий и мысли о самоубийстве
На прошедшем недавно Фестивале мнений в Пайде свою историю поведала 19-летняя Хелен Воогла, которая впала в депрессию в 13 лет из-за школьного насилия. ”В шестом классе издевательство надо мной зашло уже настолько далеко, что я безумно часто стала пропускать занятия в школе — рекорд был 300 отсутствий в четверти. Я чувствовала себя настолько плохо, что была не в состоянии по утрам встать с кровати и отправляться в школу. Прикидывалась больной. Мама в то время работала за рубежом и часто отсутствовала дома. Чем реже я появлялась в школе, тем чаще надо мной издевались и тем хуже у меня шли дела. К концу шестого класса в моей ведомости стояло пять ”двоек” и тринадцать ”троек”.
По словам Хелен, возник своеобразный заколдованный круг, который в конце концов привёл к появлению посттравматического стресса, а затем и к глубокой депрессии, повышенной тревожности, нанесению себе увечий и мыслям о самоубийстве: ”Я говорила маме, что меня обижают, но она не воспринимала мои слова всерьёз. Опорных специалистов в школе не было, а учителя предпочитали ничего не замечать. Классная руководительница, с которой я поделилась своими проблемами, сочла меня саму виновной во всех своих бедах и посоветовала измениться. Тогда я попыталась понравиться компашке обидчиков, начала одеваться как они и на время тоже стала обидчицей других. Я надеялась, что когда стану подобной им, то они оставят меня в покое. Этого не случилось, и я полностью ”закапсулировалась”, перестав общаться в школе с кем бы то ни было. В глубине души я всегда надеялась, что меня кто-то заметит, захочет позаботиться обо мне и помочь”.
В седьмом классе Хелен училась уже в другой школе. Сначала всё шло в гору, однако после получения травмирующего опыта она снова стала отсутствовать в школе. ”Классная руководительница и школьный соцпедагог составили список всех моих задолженностей и приписали к ним сроки представления работ, коих было безумно много, — вспоминает Хелен. — Как и в предыдущей школе, мне снова стали угрожать, что если я не начну посещать школу и выполнять работы, то придёт соцработник и насильно приведёт меня в школу. Возможности учиться по индивидуальной программе мне не предлагали, от меня требовали всего того же, чего и от других”.
В восьмом классе Хелен очутилась в такой глубокой яме, что решила написать маме электронное письмо и рассказать о сложившейся ситуации. ”Я боялась, что сделаю нечто безумное и необдуманное, понимая, что мне требуется помощь. Я у мамы единственный ребёнок и не осмеливалась оставить её одну. К тому времени я уже нашла психиатра, к которому обратиться. С того момента, как мама осознала, что со мной происходит, она стала меня поддерживать. Однако она до сих пор винит себя в том, что сразу ничего не предприняла. Без неё я бы не выкарабкалась из этой ситуации”. При этом Хелен добавляет, что одной преподавательнице она была не безразлична. ”Когда учительница человековедения узнала о моих проблемах, то она протестировала на уроке душевное здоровье всех учеников, а я впервые в жизни честно ответила на вопросы теста, — говорит Хелен. — Внизу последней страницы учительница написала, что я могу всегда с ней поговорить и что она хочет мне помочь. Мне стало необычайно хорошо от осознания того, что мне теперь есть с кем поговорить”.
Выписанные психиатром таблетки стабилизировали состояние Хелен, которая в 2015 году смогла окончить основную школу. ”Больше всего мне помогли как раз таблетки и музыка, — признаётся Хелен. — Я прочитала биографии многих музыкантов, которое пережили нечто подобное. От терапии я предпочитала увиливать, поскольку была ещё не готова обсуждать случившееся”.
Хелен смогла продолжить учёбу в одном английском колледже. Остаться в Эстонии она не смогла, поскольку у неё возникла сильнейшая неприязнь к школе. В Великобритании она смогла заняться углублённым изучением интересовавших её предметов, да и учителя там были замечательными.
Прошлым летом Хелен вернулась в Эстонию и вновь обратилась к своему психологу. ”Таблетки помогли справиться с депрессией, но проблемы по-прежнему оставались не обсуждёнными, — завершает Хелен свой рассказ. — Я не могла жить полноценной жизнью, потому что время от времени у меня случались рецидивы. Помогла терапия”. Сейчас у Хелен всё хорошо. У неё есть работа по душе, к тому же она занимается любительской фотографией. Отношения с мамой хорошие. В конце прошлого года Хелен присоединилась к Эстонскому движению за душевное здоровье молодёжи и рассказывает в гимназиях о своём прошлом. Поскольку школьное насилие продолжает оставаться большой проблемой, она надеется, что её опыт может быть полезен для других тоже.
Отношение в стиле ”у тебя есть крыша над головой, еда на столе и одежда, а потому возьми себя в руки” молодым людям не поможет
Мысль о создании организации в поддержку душевного здоровья молодёжи возникла в 2015 году. Три года деятельность велась при MTÜ Peaasjad. С конца прошлого года организация стала полностью самостоятельной, насчитывая в своих рядах 50 человек, говорит одна из основательниц движения, 22-летняя Марта Раттус. Поскольку, по её оценке, у молодых людей недостаточно информации о том, к кому обращаться со своими проблемами за помощью, то целью движения как раз и является предоставлять информацию по этой теме. Важнейшей инициативой являются проводимые в школах лекции о душевном здоровье. В них принимают участие студенты медицинского и психологического факультетов Тартуского университета. Мечтой будущего является проведение лекций для родителей и учителей, а также привлечение к проблеме внимания русскоязычной молодёжи.
В школьные годы у Марты тоже была диагностирована депрессия, увенчавшаяся нанесением себе увечий. Проблемы начались в четвёртом классе. ”Я пыталась быть по-прежнему активной умницей, училась хорошо и внешне проблемы особо не проявлялись, — вспоминает она. — В какой-то момент стало всё сложнее справляться с собой. Когда я обращалась за помощью, то мне говорили, что это переходный возраст. Сталкивалась в том числе и с таким отношением, что у меня, мол, имеется крыша над головой, еда на столе, да ещё и одежда, чего это я ною и не пора ли мне взять себя в руки?! Очевидно, мама поняла, что со мной что-то не так, но была не в состоянии что-либо предпринять. Учителя не замечали, что со мной творится что-то неладное, от одноклассников же я свои проблемы скрывала.
К тому времени, когда девушка в 15 лет попала на приём к психиатру, проблемы уже успели наслоиться одна на другую. Марта начала принимать таблетки и ходить на курс терапии. ”Какое-то время это приносило пользу, а потом опять нет, — рассказывает она. — Поскольку я очень хотела окончить школу, то в двенадцатом классе я легла на лечение в больницу. Вернувшись оттуда, мне предложили учиться по индивидуальной программе при условии, что я буду ежедневно посещать школу. Для меня это было очень тяжело, но крайне необходимо, поскольку дисциплинировало вставать из постели и выходить из дома”.
По словам Марты, в трудные времена наибольшую поддержку ей оказывала школьный психолог, а также медсестра и классная руководительница: ”Благодаря им я вообще смогла окончить гимназию, потому что под конец я настолько выгорела, что даже хотела бросить учёбу в школе. Мне повезло, что в школе были опорные специалисты, ведь многим везёт гораздо меньше”. Учёбу в университете Марте всё-таки пришлось прервать, поскольку проблема вернулась, и она снова эмоционально выгорела. Осенью, после завершения годичного курса терапии, она снова вернётся в университет”.
Марта до сих пор пытается понять причины возникновения болезни. ”Одной из них, скорее всего, является перфекционизм, который довёл меня до самобичевания, — считает она. — Мне с детства говорили, какая я умная и одарённая, а потому обязана раскрыть свои таланты. Вот я и принимала участие во всём, выкладываясь на полную катушку. В то же время меня не покидало ощущение, что я могла бы выполнить работу ещё лучше и что все остальные гораздо успешнее меня”. Теперь Марта уверена, что ещё в детском саду нужно обучать распознаванию своих эмоций, а также тому, как с ними справляться самостоятельно или с чьей-то помощью. По её мнению, обучать всему этому в школе уже поздновато.
