Президент ЭР Керсти Кальюлайд предупредила в своей речи об опасности самооккупации
Керсти Кальюлайд:
20 августа — день, когда решительность народа Эстонии совпала с большим историческим шансом. В этот день народ был един, чтобы воспользоваться этим шансом.
Конечно, мы тогда не были единодушны по всем вопросам. Да и не должны были. Независимость как раз и означала, помимо всего прочего, возможность иметь разные мнения. Одна идея, одно мнение, одно право — вот от чего мы хотели избавиться. Тогда мы безошибочно распознавали в единомыслии тоталитаризм.
Сегодня, 26 лет спустя, мы почему-то начали думать, что нам не нужны наши разногласия. Кажется, будто бы больше не умеем находить разумные компромиссы. Такие, которые удовлетворят многих.
Я смотрю и удивляюсь тому, как носители крайне либеральных социальных взглядов готовы изменить правила игры настолько, чтобы ослабить право принятия самостоятельных решений по простым бытовым вопросам, вместо того чтобы сообща поддержать позитивный выбор. Особенно когда за их отказами, распоряжениями, прикрытыми фиговым листком мировоззрения, просматривается обычное желание наполнить государственную казну.
Таким же странным кажется желание радикального и революционного возврата к тому времени, когда свобода людей, особенно женщин и детей, была сильно ограничена. Консервативность — это искусство избегать революций. Всестороннее ограничение либерально-демократических свобод под маркой развития национального самосознания стало бы резким прорывом, а не разумной консервативной политикой. Консерваторы как раз ищут возможность быть настолько информированными о ходе исторических событий, чтобы постоянно быть готовыми к будущему, не прибегая к резким переменам.
Мы боролись за свободу. Все было просто и понятно. Свобода заключалась в том, чтобы поступать в противоположность действиям оккупанта — из этих противоположных действий инстинктивно сформировалась либеральная демократия. Мы видим, что из всех выбравшихся из-за железного занавеса именно страны Балтии продемонстрировали быстрый рост и без колебаний стали демократическими правовыми государствами, которые ценят свободу личности, средств массовой информации и направление государственной власти в предсказуемое русло. Потому что мы были несвободны в самом рельефном и детальном смысле. А значит, нам было очень просто понять, как быть свободными — отвернуться ровно на 180 градусов от желаний оккупационной власти.
Теперь мы в более сложной ситуации. Трудно распознать оккупацию, когда над тобой нависает угроза оккупировать самого себя. Это начинается с того, что перестаем слышать другие идеи во имя того, чтобы объединиться под знаменем только одной. За этим следует запрет воспринимаемого как занудливое нытье другого мнения, потому что если не слушать, то другие мысли становятся шумом. И все. Демократия остается в прошлом.
Мы видим такую самооккупацию в странах, о которых мы думали, что подобный нашему опыт жизни за железным занавесом поможет избежать такого развития событий. Мы были убеждены, что демократию в таких странах, как наша, может уничтожить только чужая власть. Поэтому существует опасность того, что мы не осудим поддержки подобного развития событий теми, кто говорит с нами на одном языке. Самооккупация происходит не так заметно, как оккупация внешняя. Ограничение свободы во имя любой святой идеи, будь то чистота эстонской нации или лучший выбор продуктов, — это начало оккупации самих себя.
Еще более странной кажется риторическая рельефность в спорах, где разногласия на самом деле совсем небольшие. Нельзя брать на себя ответственность за развитие общества и потом допускать компромиссы между будущим Эстонии своими сиюминутными политическими интересами. Победа является обязательством работать для того, чтобы проигравшие не чувствовали себя раздавленными. Но как этого добиться, если перед выборами ты слал угрозы в адрес соперника?
Мы можем сказать, что радикальная риторика годится лишь для привлечения внимания. Боюсь, ее влияние все же сильнее. Если мы пользуемся словарем человека с дубинкой, мы им и становимся. Сохранение достоинства превращает нас в государственных лиц. Это верно.
Мне дороги либерально-демократические ценности и, в то же время, я горжусь тем, что я — эстонка. Я верю, что и без ограничения демократии можно сохранить эстонскую нацию и ее культуру на таком уровне, чтобы подавляющее большинство нашего народа радовалось певческим праздникам. Я горжусь тем, что я эстонка и не вижу никакого противоречия между этим и принадлежностью к приверженцам международных ценностей. Наоборот, я не вижу никакой другой инициативы для защиты эстонской культуры и народа, чем еще теснее сотрудничать с думающими одинаково с нами демократическими странами и выступать за то, чтобы это сотрудничество не ослабло или чтобы принципы, на котором оно основано, не сменились выгодой и собственными интересами.
Я как президент не могла бы говорить об обязанности уважать пожелания нашего государства и народа в рамках основанной на общих ценностях международной безопасности, если бы мы сами в Эстонии отказались от этих ценностей. Но мы не видим никакого противоречия между национальными ценностями и социальными либерально-демократическими.
Прошу прощения, но этого конфликта не существует. Его можно создать искусственно, но это станет грубым и явным посмешищем.
Можно говорить что угодно, но, думаю, конфликт ничтожен. Сколько бы мы ни препирались, громко при этом ругаясь, спор не станет менее смешным или более содержательным.
И все же перед нами стоят и серьезные вызовы — неспокойное в геополитическом плане географическое расположение, где опасность не так велика, но бдительность терять не стоит. Уже происходящие и будущие вызванные развитием технологий социальные перемены, которые, вероятно, не менее серьезны, чем результаты превращения аграрного общества в индустриальное. География теряет значение, местожительство и местонахождение не так важны, производство товаров не обеспечивает массовой занятости, а новые рабочие места появляются в тех сферах, которые мы не можем описать, урегулировать или вписать в налоговую систему. Что дальше?
Наша Конституция предусматривает защиту культуры и языка. Как это сделать, если наша нация и все наше общество существуют разрозненно? Когда мы предложим растущим в других странах эстонским детям интернет-образование, чтобы они смогли получить образование на родном языке? Как нам обеспечить своих людей социальными гарантиями, в случае если Эстония не находится для них на этих 45 тысячах квадратных километров, а является предлагающим защиту государством, которое должно устанавливать контакт со своими гражданами и налогоплательщиками в глобальном масштабе?
Приближаются местные выборы. Административную реформу следует наполнить содержанием, договориться о том, что должно быть по всей Эстонии одинаковым и являться естественной функцией государства, а что видно на местах лучше и должно быть отдано в компетенцию местных самоуправлений и общин. Принцип близости необходимо наполнить содержанием. На большинство местных самоуправлений ложится обязанность обеспечить всех равными возможностями решения насущных вопросов, включая тех, кто нуждается для этого в более серьезной поддержке. Начиная с тех, чье неотъемлемое право на заботу никто не оспаривает, вплоть до тех, кто сам приложил руку к тому, чтобы попасть в сложную ситуацию. Как мы намереваемся это сделать?
Именно серьезными вопросами нам следует заниматься, чтобы достойно поддерживать труд тех людей, которые в нужный момент помогли нам вернуть независимость. Оставим в покое старые конфликты, включая и несуществующие, чтобы сосредоточиться на будущем Эстонии. У нас есть о чем думать, а при представлении идей в любом случае возникнет увлекающий за собой азарт, не нуждающийся в рельефных высказываниях, чтобы привлечь к себе внимание.
Однажды Каарин Райд на полях программки написала — если нельзя объяснить, то это и есть театр. Политика — не театр и не развлечение это искусство вести вперед. Политику следует разъяснять, обосновывать, аргументировать. Политика должна быть нашим общим инструментом организации жизни, а не просто самоцелью или прожиточным средством. Во время восстановления независимости деятели культуры проводили очень грамотную политику. Сегодняшние политики порой демонстрируют замечательный театр, чего делать нельзя. По крайней мере, тогда уж не один только театр.
Нынешняя традиция празднования 20 августа здесь, в розарии, заложенная президентом Ильвесом, включает в себя один ритуал: подарок из камня свободы, валуна на склоне Тоомпеа, который напоминает о переполнявшей нас перед восстановлением независимости решимости постоять за себя, если будет необходимо.
Осколок этого камня ежегодно получает кто-то из тех, кто сыграл важную роль в восстановлении нашей независимости. Лауреат нынешнего года обладал магической силой в то трудное оккупационное время, подготавливая нас к новым возможностям. Помогал нам сохранять надежду. Вместе с другими учил чувствовать момент, был на месте, когда появилась возможность осуществить мечту. Но как это бывает с поэтами, он и сейчас не остается у времени в долгу. Послушайте.
Из трёх различных станов,
на четырёх ветрах,
бранились, воевали,
ругались, прямо страх.
То были наши кости.
Незнамо где тела.
-Эстонские могилы.
-Эстонские дела.
Мне нечего добавить. В нынешнем году осколок камня достанется Хандо Руннелю, ответственность за сохранение нашей свободы несут сегодняшние политики, а также деятели культуры. Деятели культуры, как это бывает в нормальном обществе, позволяют испытать нашу свободу, определить границы, потому что второй стороной свободы всегда является ответственность. Пусть будет и салют, но пусть никогда не будет один только салют!
