Интервью с жертвой домогательств Рыйваса: я не сожалею, я сказала правду
Встречаемся с женщиной, которую называем по-прежнему «Катрин», в Тарту, в осеннем парке Тоомемяги. Разговор происходит ровно через две недели после того, как она рассказала мне свою историю, и я стала расследовать обстоятельства этого случая. Тогда она говорила, что в одном баре на крыше с видом на город Куала Лумпур к ней приблизился против ее воли вице-канцлер Рийгикогу Таави Рыйвас. Эти две недели были для всех сложными, пишет Eesti Päevaleht.
Пообщавшись две недели назад с Eesti Päevaleht о сканальном эпизоде с Рыйвасом в Малайзии, Катрин решила, что эта статья будет последней и больше она с прессой по данному поводу говорить не будет.
- Почему ты, в конце концов, согласилась на интервью?
- Сейчас мне это неприятно, но я должна говорить по независящим от меня причинам. Говорю потому, что произошла эскалация этой история и она стала жить своей жизнью. Ты смотришь телевизор и слышишь, что люди говорят о тебе, но понимаешь что все это уже очень далеко от того, что было на самом деле. Понимаю, что эти комментарии должны были появиться, но не думала, что будут стараться превратить правду во вранье, поставить под подозрение.
- Знаю, что ты следила за тем, что писали и говорили. Что тебя больше всего возмущало?
- Утверждения, что женщина виновата. Будто я сама хотела этого, или кто-то меня направил, чтобы его уничтожить, или я сама решила его уничтожить. Мне смешно, когда люди считают, что мне заплатили: или Таави дал мне при встрече деньги, или кто-то оплатил мои билеты на самолет. Этого не было.
- В четверг Elu24 опубликовал статью, в которой другие присутствовавшие на вечеринке женщины, остающиеся анонимными, говорят, что ты обещала обратиться к прессе и «опустить» Таави. Ты говорила это?
- Я говорила, что собираюсь обратиться в медиа, но в планах не было кого-то уничтожать. Хотела поднять проблему, которая, по моему мнению, важна. Беседовала с одним местным журналистом об этих мыслях по-дружески.
Я не говорила этим людям всю историю. Мы не знаем друг друга достаточно хорошо. Говорила о пережитом, но не о том, что общалась с адвокатом, не о том, что снова побывала в том баре, чтобы посмотреть, могли ли камеры наблюдения зафиксировать случившееся. Об этом знают только те люди, которые остались за кадром в этой истории.
- Почему ты решила по-прежнему оставаться анонимной?
- Самое важное, в конце концов, то, чтобы было можно продолжать свою жизнь дальше. Не считаю, что кому-то из нас, мне или Таави, нужно быть повязанными этой историей до конца наших дней. Хочу, чтобы когда кто-то ищет информацию по имени Таави в интернете, то в первую очередь появлялись бы его достижения, информация о карьере политика, о красивой семье. Если кто-то ищет по моему имени, то лучше пусть увидит меня через то, что я сделала, а не только сквозь призму одной случайной ситуации.
- Что с тобой в эти две недели происходило?
- С самого начала меня очень сильно поддерживали в том, чтобы это история была предана огласке. Дело касается публичного деятеля, представителя государства. Верю, что обнародование этой истории в итоге сделает наше общество лучше.
- Кто тебя поддерживал?
Мои друзья и семья. Правда, я еще не рассказала всем близким. Скажу чесно: чувствую, что меня поддерживают многие женщины, считаю, что меня поддержали и те, кто писали в разных изданиях свои мнения. Я говорю не только про тех, кто высказался о моей истории, но вообще считает тему домогательств важной.
- Главный редактор Eesti Päevaleht Урмо Соонвальд сказал в «Актуальной камере», что история, которую мы опубликовали, это всего лишь вершина айсберга. Как ты это понимаешь?
- Я считаю, что одна ситуация с участием двух людей — это не вершина, а просто кусочек льда. Этот вопрос намного более значительный. Когда я сказала, что чувствую поддержку... Все женщины, кто пережил что-то такое и узнают в этой истории что-то... Мы же чувствуем, что равны с мужчинами. И неважно, что мы на разных позициях: он — политик, а я — простой человек.
- В медиа попал комментарий мамы советника Рыйваса. Кайя Тампере писала: «Одним из признаков вербального и социального притеснения является то, что публично не дают слова обеим сторонам, диалога нет, и притесняемый становится обидчиком». С какими чувствами ты это читала?
- Я понимаю, что такая позиция есть. Но нам обоим дали слово, а Таави получил целый вечер на телевидении. Eesti Päevaleht также дал ему возможность высказаться. Я не согласна с этим комментарием, потому что до сих пор я не развивала эту тему, не сказала ничего больше того, что сказала сначала. Не отвечала на вопросы изданий, которые ко мне обращались.
- Ты сейчас боишься чего-нибудь?
- Да, боюсь. В английском языке есть фраза: «you put yourself out there». Ты отдаешь себя в когти других, а то, что получаешь в ответ — личные убеждения людей. Они могут и выслушать тебя. Но многие не допускают мысли, что что-то подобное вообще может произойти. «Конечно, она врет», - это первая реакция. Боюсь, что независимо от того, что скажу я или Таави, это не изменит мнения многих, согласно которому виновата все-равно женщина. То, во что люди верят, не зависит того, какие факты им дают. Человек верит в то, во что он хочет. Мой страх в том и заключается, что раньше я думала, что наше общество уже развилось достаточно, чтобы не обвинять жертву.
Мою историю пересказали не моими словами и полторы недели спустя обо мне говорят как о ком-то, кто реализовал в Малайзии злой план — снять Таави до выборов. Я никогда не говорила ничего подобного.
- Давай поговорим еще раз о том, что произошло.
- В четверг это произошло. В пятницу целый день ждала извинений — это, наверное, был самый наивный день в моей жизни. Думала, что меня несложно найти в Facebook, и он сделает это, наверняка скоро выйдет на связь и извинится. В пятницу вечером связалась с другом, чья мама — адвокат, поговорила с ней. Поговорили о возможных записях камеры и как их можно раздобыть. Оказывается, это возможно только после заявления в полицию. В субботу опять сходила в тот бар, поговорила с начальником охраны, который записал мою историю. Он не смог внятно сказать, какую зону контролируют камеры. Но мы походили, посмотрели и убедились в том, что тот угол, где все происходило, остается вне поля зрения камер.
Понимание, что этих записей с большой вероятностью нет, совсем сломало меня. Я осознала, что должна сделать что-то другое, то есть это означало ситуацию «слово против слова» человека, с которым я не равна.
Люди ошибаются, и он извинился. Я желаю ему добра. Но, представляя свое государство, мы должны помнить о том, что можем себе позволить, а что — нет, независимо идет ли речь о политике или простом туристе.
- Почему же ты все-таки не пошла в полицию?
- Один человек мне посоветовал этого не делать. Он всю жизнь жил в Малайзии и сказал, что случай между двумя иностранцами может разбираться годами, если этим вообще кто-то будет заниматься.
- Поговорим снова о том вечере. Как ты попала на ту вечеринку?
- Меня пригласил один член делегации.
- Что происходило?
- Сначала не было никакого праздника. Было мероприятие - networking, а уже после него отправились в бар на крыше. Там употребляли алкоголь. Я не заглядывала в стакан каждого человека и не знаю, кто сколько выпил.
- В баре на крыше была просто вечеринка?
- Да, «обычный эстонский праздник»... Для многих такой праздник действительно является обычным.
Понимала, что там находятся люди, занимающие высокие позиции в политике и бизнесе. Я не считаю, что они никогда и нигде не могут себе позволить расслабиться. Краткосрочная поездка, дальняя страна, красивый вид дают дополнительный импульс. В этом нет ничего плохого. Но для меня это была другая ситуация. Это город, где я живу, где в чужой компании я бы никогда не пошла танцевать с незнакомым мужчиной. Майлайзия — не образцовое в плане культуры государство. Когда я выхожу из дома, всякий раз вослед слышу сексуальные замечания. Обычно езжу на такси от двери до двери. Этой вечеринке я доверяла, так как там собрались, якобы, свои люди, из Эстонии. Чувствовала себя в безопасности и наслаждалась праздником. Мне было очень весело до поры до времени.
- Говорила ли ты с Таави до бара на крыше?
- Нет, ни словечка. Как говорила в первой истории, все наше общение длилось, может, пять минут. Говорили о том, что я знаю Луизу, что она поедет на Бали и хочет перед этим позаниматься шоппингом, а также о том, как я приехала жить в Азию. Затем я говорила с кем-то другим, но мы продолжали сидеть с Таави за одним столом. В какой-то момент появилось чувство, что надо идти танцевать — как обычно бывает на вечеринках. Больше всех приглашал Таави. Я думала, что идем танцевать всей компанией, но на площадке оказались только мы вдвоем. Танцевали слишком близко друг к другу, так, когда человеку становится неудобно.
- Что было дальше?
- Конечно, танец — это не то, от чего мне было больно. В первой статье написано, что мы заключили компромисс, договорились о том, что я лично его не обвиняю. Мне кажется, что теперь изложение всех деталей неуместно.
- Расскажи ровно столько, сколько можешь.
- У меня осталось впечатление, что в какой-то момент он захотел скрыться от взглядов присутствующих. Он взял меня за руку и повел в сторону служебной части, где была барная стойка и холодильники.
- Что было дальше?
- Там он поцеловал меня очень агрессивно. Задрал мое платье вверх и лапал меня. Мне было ясно, что я этого не хочу. Это была неудобная ситуация, и я хотела ее как-то вежливо разрешить. Действительно думала потом, почему я не была физически агрессивнее и мое «нет» не прозвучало громче. Оттолкнула его в сторону и сказала: прекрати.
- Что ты сделала потом?
- Одернула платье... У меня было черное платье, ниже колен. Не хочу описывать подробности. Живу с знанием о том, что случилось, и не обвиняю себя. Если ты имеешь дело с людьми, кому доверяешь, то не можешь быстро реагировать.
- Почему ты последовала за ним?
- Это было всего в нескольких шагах. Не думала, что все будет вот так.
- Что ты делала после этого?
- Сначала вернулась за стол. Другим могло показаться, что ничего не произошло, но для меня праздник закончился.
Таави сказал, что он не может противостоять девушкам с такими глазами. Мне это было не нужно и противно. Вскоре я ушла.
- Таави говорил только о том, что танцевали слишком близко. Но ты мне только что сказала, что этим дело не ограничилось. Ты не говоришь о подробностях. Почему?
- В своей версии он остановился на одном эпизоде, который, конечно, не является тем, что заставило меня говорить. Когда мы встретились, то мы вдвоем об этом договорились. Эти детали было бы тяжело читать нашим близким. Важно то, что один человек сделал ненамеренно другому больно. Он попросил за это прощения и с этого места мы движемся дальше.
- Что бы ты сказала другим жертвам домогательств?
- Я не могу ничего посоветовать. Желаю, чтобы никому не пришлось пережить что-то подобное. Конечно, статистика говорит совсем другое. Мне многие сказали, что я поступила храбро, не побоялась все потерять. В некотором смысле, я много потеряла, но большей потерей было бы молчание и мысли о том, что после меня могут пострадать другие.
- Ты сохранила рабочее место?
- Да.
