Арнольд Рюйтель — о путче: я носил с собой оружие и был готов уйти в подполье
"У меня было два-три места, где скрыться", — вспоминает год путча тогдашний председатель Верховного совета Эстонской Республики Арнольд Рюйтель в интервью Eesti Päevaleht.
Для Эстонии события августа 1991 года закончились хорошо. Но когда шел первый день попытки государственного переворота, преследовало ли вас чувство, что вы можете все потерять?
Не было никакого сомнения, что ситуация может стать очень критической, потому что мы ведь пережили события 13 января 1991 года в Вильнюсе, где советские войска применили силу против сторонников независимости и где погибли 14 человек. Подобные события были и в Латвии. Январской ночью около двух-трех часов мне позвонила супруга тогдашнего председателя Верховного совета Литвы Витаутаса Ландсбергиса и спросила, нельзя ли где-то попросить помощи, потому что ее супруг был осажден в Верховном совете.
После этого я позвонил тогдашнему главе Российской СФСР Борису Ельцину, но поскольку я не смог побеседовать с ним лично, я поговорил с его помощником. Попросил, чтобы Ельцин приехал в Эстонию, и уже через час сказали, что он согласен приехать, но ему не получить самолет. Но потом пришло сообщение, что он все-таки его получит, и после обеда он приехал. Очевидно, это спасло Эстонию в январе 1991 года от ситуации, аналогичной той, что произошла в Вильнюсе.
В этом даже не было сомнения, что что-то подобное планировали и против Эстонии. Уже тогда, в начале года, мы в Эстонии приняли решение о создании чрезвычайного совета, в соответствии с которым председатель Верховного совета, руководитель Верховного совета и премьер-министр ушли бы в подполье, если бы начались аресты и нападения на силы сторонников независимости.
Что в реальности означал бы этот уход в подполье?
У этой тройки были бы права Верховного совета принимать решения. О местах мы тоже договорились между собой. Эдгар Сависаар покинул Эстонию, его замещал Яак Лейманн. Уже утром 19 августа я собрал наш совет из трех человек, и мы решили, что мы не подчинимся путчистам. К 11 часам ко мне были приглашены уездные старейшины. Декларацию с такой же формулировкой — что мы не подчинимся требованиям путчистов — поддержали более двух третей старейшин. Но, например, представители Ида-Вирумаа и Вырумаа отказались. Военные комиссары уже побывали у многих старейшин и предъявили свои требования.
Со старейшинами тоже была договоренность, где собраться, если начнутся аресты и нужно будет уйти в подполье. Это был перекресток, если ехать в сторону Хаапсалу и повернуть на Виртсу — там поделились бы информацией и снова разошлись. Были готовы поступать так, что это могло бы означать практически идти на смерть. Нельзя ведь было исключить, что запустят такую же ситуацию, какая царила в эпоху депортаций и других репрессий.
Я все равно был уже давно взят на прицел. Уже в 1988 году из-за принятия декларации о суверенитете меня пригласили в Москву к Анатолию Лукьянову, который тогда был первым заместителем председателя президиума Верховного совета СССР. Мне назвали статью Уголовного кодекса, которая означала 10-15 лет тюремного заключения строгого режима, а после этого ссылку на поселение — за умышленное нарушение Конституции Советского Союза.
Что за место это было бы, где вы скрылись бы?
Глава моей администрации Даниэль Мяртмаа подготовил мне в двух-трех местах убежища, где скрыться. Они были в сельских районах. Мне также оказывали помощь мои школьные товарищи из Янеда. Мой тогдашний водитель Лео Каал в критические времена отвозил меня ночевать в квартиру своей матери в Таллинне.
Как у вас было с телохранителями?
Дома я личную охрану не использовал, но они были на работе. Также когда я куда-то ехал, они были при мне. Урмас Сыырумаа тогда был одним из моих телохранителей и он был надежным человеком.
Тогдашний глава правительства Эдгар Сависаар в своей книге воспоминаний писал, как он учился обращаться с пистолетом. У вас было оружие?
У меня их было несколько. Было боевое оружие, пистолет Макарова. Тогда еще одно очень тонкое генеральское оружие, которым можно было не столько убить, сколько парализовать. Оно свободно помещалось в карман, и из него свободно можно стрелять и через карман. Но пуля этого пистолета, попав в мышцу, делает поворот на 90 градусов и двигается дальше по мышце, что парализует противника. Сразу же. Макаров больше, но при попадании противник еще может остаться боеспособным. И помимо этого у меня был еще маленький театральный пистолет. Если ты на публичном мероприятии и кто-то тебе угрожает, им можно парализовать противника. И я носил его с собой. А с Макаровым я не ходил. Меня угрожали убить — и не один раз. Присылали письма, и личность этих людей устанавливали. Об этом публично не говорили, потому что это взволновало бы людей, если бы общественность знала такие вещи.
Кто вам угрожал?
Какие-то русские, которые сколько-то владели эстонским языком, в том числе образованные люди, которые жили в Ласнамяэ. Но мы не предавали это гласности, потому что их наказали бы и это еще больше обострило бы ситуацию.
Чувствовали ли вы, что в дни путча кто-то пытался вставить вам палки в колеса?
Нет никакого сомнения, что таких людей были тысячи. Секретные структуры в советское время работали постоянно. Эти люди ведь и сейчас остались, и им было выгодно работать в активных пунктах — это значит у власти и в прессе.
И первый парламент Эстонской Республики ведь не принял решения обнародовать имена сотрудничавших с КГБ людей, а решили, что если человек сам скажет, то скажет. В то же время литовцы обнародовали все!
Это было верное решение?
Это было двоякое решение. Многие люди передумали и увидели, что восстановление независимости Эстонии было правильным. Но было бы правильно, если бы это все-таки было гласным. Если давний предвыборный лозунг Исамаа "Очистим площадку!" ("Plats puhtaks!") относился к людям, которые из-за ситуации должны были вступить в Коммунистическую партию, то бывших кагэбэшников это не коснулось.
