Слава Семериков: любое издание про искусство это всегда хорошо
Не вдохновение, а результат труда
- Наивный вопрос: художниками рождаются или становятся?
- Думаю, это предопределено свыше.
- То есть так не бывает, что человек в детстве домик рисовал вкривь и вкось, но пошел учиться живописи — и неожиданно в нем открылся необыкновенный талант?
- Значит, талант был заложен. Человек может заниматься чем угодно, совершенно не зная о своем жизненном предназначении. А со временем выясняется, что занимался не своим делом. Если он, в конце концов, находит свой путь — это замечательно.
- А у вас как было?
- Насколько помню, начал рисовать, как только стал себя осознавать.
- Вы окончили Художественный институт. Но вообще, учиться обязательно надо или можно обойтись?
- Непременно нужно.
- А иные считают себя такими великими самородками, что даже не думают в эту сторону.
- Глупость. Учиться надо. И постоянно работать надо. Главное — не прерываться. У меня были такие моменты, когда я прервался на три месяца, потом будто заново осваивал все, чему научился давно. То есть это все-таки постоянный, ежедневный труд.
- А как насчет творческого вдохновения?
- Полагаю, если человек долго занимается каким-то трудом, в конце концов, к нему приходит состояние, которое сложно обрисовать словами: словно открываются какие-то ворота — он что-то осознает и что-то создает. Это не вдохновение, это результат труда, каких-то проделанных шагов.
Что ищешь, то и найдешь
- Первый портрет помните?
- Помню. Я служил в части имени Александра Матросова и сделал его портрет, гигантского размера. Это была первая сложная задача: пусть по фотографии, но нужно было сделать красиво. На самом деле портрет — сложный жанр. Не скажу, что он мне очень близок.
- Помню, несколько лет назад у вас была замечательная выставка женских портретов. Следовательно, портреты пишете.
- И стремлюсь к тому, чтобы на листе был интересный образ. Я не склонен делать психологические вещи. Не привлекает меня психологический портрет, характерный для русской, для советской школы. Причем считалось, что психология должна быть правильная.
- Прищуренный взгляд, устремленный в будущее?
- Например.
- А женский портрет?
- То же самое, но еще чуточку лирики. Совсем немного, чтобы ничего лишнего.
- А вы свою героиню какой видите?
- Мне все-таки интересно что-то найти в ее лице. Любое лицо имеет свои особенности, и я ищу эти особенности, не столько психологические, сколько пластические.
- По-моему, писать портрет молодой девушки гораздо труднее, нежели глубокой старухи.
- Это только кажется, что если много морщин, передать образ легче. Женщина все-таки хочет видеть себя красивой.
- А то!
- Какой она и является на самом деле. И нужно найти это самое лучшее и подчеркнуть, а недостатки спрятать. Впрочем, если к человеку хорошо относишься, на самом деле нет того, что привычно называется недостатками.
- Правда?
- В конце концов, что ищешь, то и найдешь. Но это не очень продуктивный путь — искать плохое.
- Модель должна быть соавтором художника? Или поставил неподвижно, как в натюрморте — груша, яблоко, кувшин, — и рисуешь?
- По-разному бывает. Для меня все-таки важнее мое отношение — чтобы я был в ней заинтересован, чтобы она была мне чем-то симпатична: или характером, или чертами лица. Живой человеческий характер — я пишу его. Или рисую.
- А что ближе — пишу или рисую?
- И то, и другое. Мне нравится рисовать. И писать нравится тоже. Просто это требует больше времени. Тем более акварель — она требует больше усидчивости: нужно наложить много слоев, чтобы насытить цвет. А масло, я считаю, легкомысленное искусство.
- Почему?
- Маслом легко написать картину. Маслом можно — раз, одним мазочком — и сделать. Акварель мне ближе по моему темпераменту. Я человек спокойный, и мне нравится слой за слоем наращивать живопись. Есть художники, которые могут махнуть кистью или мастихином — и уже сразу мазок. Это другой темперамент. Мне по темпераменту это все-таки немножко чуждо.
- Понятно, акварель, слой за слоем. Но сколько нужно этих слоев? Когда становится понятно, что уже хватит?
- Вот, самый сложный вопрос. Должна быть достаточная внутренняя дисциплина, чтобы творческий процесс не превратился в бесконечный хаос. И одна из главных задач — поставить точку вовремя. Это только вкус и ощущение: все, дальше будет хуже.
- Мне всегда казалось, что акварель — это нечто нежное и прозрачное.
- Она в любом случае прозрачная: эти слои тоненькие, один слой просвечивает из-под другого. Можно холодный положить на теплый, и теплый будет просвечивать — возникает сложное мерцание цвета.
- Только акварель дает такое мерцание?
- Нет, масло тоже. Чем хороши старые мастера? Они знали тонкости этих вещей. Валёры, лессировки — почему они их делали? Чтобы создать эту мерцающую живопись. И старые мастера нам нравятся не потому, что на портретах похожие глаза или полотна реалистически написаны — там есть какая-то тайна.
Разглядеть картину подробно
- Сейчас "Комсомольская правда" выпускает серию альбомов "Великие мастера". Нужное, на ваш взгляд, дело?
- Вообще, сейчас существует много серий. И я подумал: нужна ли еще одна? Правда, я мало встречал хороших серий на русском языке. Но любое издание про искусство — это всегда хорошо. Особенно, когда хорошо написан текст, качественные иллюстрации, доступная цена. И совершеннейшая неправда, что бумажную продукцию вытесняет электронная, когда на компьютере мы можем войти в любой музей, открыть любого художника — и смотреть. Отнюдь! Очень низкого разрешения эти "превьюшки", какие-то художники лучше, какие-то хуже, но все-таки все это не очень качественно. А в альбоме ты можешь разглядывать картину долго, подробно, там хорошее разрешение, потому что к печати подготавливают тщательно, чтобы была качественная точечка. В этом смысле бумажный вариант очень полезен, на мой взгляд.
- Получается, оригинал уже не нужно смотреть?
- Оригиналы нужно смотреть обязательно, хотя, конечно, не все. Но если у тебя есть репродукция, хорошо бы один раз увидеть оригинал, тогда ты можешь их сопоставить, чтобы понять, в чем заключается разница. И эта серия может пробудить желание увидеть оригинал.
Мир большой, мы всех не знаем
- В нашей маленькой стране среди журналистов братства не наблюдается. А у художников?
- По-разному. С кем-то искренне дружим. У кого-то есть какая-то зависть, как это всегда бывает. Кто-то делит пирог и не хочет к нему подпускать. И это не связано с национальностью, эстонцы все-таки к пирогу ближе, они и своих-то не очень подпускают, а тем более чужих. Лавочка короткая — всем не уместиться.
- И не лучше ли обойти скверик стороной?
- Я и не дергаюсь в эту сторону, у меня своя локальная ниша, мне достаточно.
- А есть глубокое отвращение к самозванцам, ни с того ни с сего решившим, что они художники — и ну малевать и выставляться? Или в вашем цехе их нет?
- Самозванцев? Навалом. И это, конечно, раздражает. Отвращение все-таки слишком сильное чувство. Оскорбляет — вот, пожалуй, точное слово. Непрофессионализм сейчас, по-моему, — явление повсеместное, во все сферы проникает. Грустно.
- Что делать?
- Стреляться.
- Ну, застрелимся — и что дальше?
- Во всяком случае один выход из ситуации есть. А потом, утешает то, что среди этого барахла появляются совершенно потрясающие художники. Говорю о художниках, поскольку это мне ближе. Недавно вышел на сайт иллюстраторов детских книжек. Три человека, скажем, три группы: один живет на Украине, второй жил в Москве, теперь в Америке, в Пенсильвании, и еще муж с женой, живут в Германии. Три группы, занимающиеся иллюстрацией детской литературы. Друг от друга отличаются, работы — потрясающего качества. Потому и уехали, что в России к ним относились, как ко всем своим, — никак. Просто не было работы, жили впроголодь. А там они получают прекрасные гонорары. Мадонна выпустила свои дурацкие детские книжки, но обратилась к нашим ребятам, которые эти книжки ей оформляют. Может, читать их не станут, но смотреть всяко будут, потому что это очень качественные иллюстрации. Казалось бы, пустяки: нарисовал человек детскую иллюстрацию — ну, что особенного! Но увидев такие иллюстрации, хочется жить. И если есть такие люди, все-таки не все погибло. Видимо, они где-то еще есть. Просто мир большой, мы всех не знаем.