П.И.Филимонов в зоне неевклидовой геометрии
Всего лишь самовыражение
— Вы английский филолог. Этот выбор профессии был сопряжен с творчеством?
— Он сопряжен с тем, что на это творчество влияло. Количество поглощенной мною англо-американской литературы превышает в разы всю остальную мировую литературу, за исключением русской.
— Тем не менее ваш любимый писатель — Хулио Кортасар.
— Да. Мне вообще нравится "латиноамериканское трио" — Борхес, Маркес и Кортасар. Из англоязычных… Джулиан Барнс. Набоков, разумеется. Из поэзии — Бродский, Элиот, Оден. Я думаю, творческие люди должны много читать. Можно брать каким-то безумным талантом, но таких людей за всю историю литературы было… пусть двадцать. Очень мало.
— В нежном возрасте 14-17 лет стихи пишут все без исключения, "у всех бывает, но не у всех проходит". Почему поэт остается поэтом?
— У меня "не прошло" под воздействием обстоятельств. Был период, когда я писал детские юмористические стихи. Совсем детские и совсем юмористические, а-ля Даниил Хармс в худших вариантах. Я их активно показывал родителям, они радовались — как он может… Потом неожиданно написалось первое серьезное стихотворение. Я долго думал, показывать его родителям или нет — во всем, что я показывал до того, моя тонкая душевная организация не обнажалась. Думал-думал — и не показал. Продолжил писать в стол, в тетрадке, ручкой. Поэзию я начал читать поздно, как и все, наверное, лет в шестнадцать. Родители выписывали на изломе перестройки кучу толстых журналов — "Знамя", "Дружба народов", "Новый мир", "Юность", типичная интеллигентская подборка, и у меня вошло в привычку читать в них всю художественную часть. В какой-то момент мне показалось, что я пишу не хуже, и я понял, что прекращать не стоит.
— Обычного смертного писать не тянет, а вы пишете — зачем?
— Это всего лишь самовыражение. Кто-то стоит на голове, кто-то поднимает штангу двадцать восемь тысяч раз, а я — вот так. По-другому не умею.
— А сейчас вы пишете серьезные стихи? В вашем сетевом дневнике одно из последних стихотворений заканчивается так:
По-моему, очень серьезный текст…
— (Смеется.) Конечно! Мне тоже кажется, что это стихотворение — безумно глубокое и вообще о смысле жизни! Человечество смеясь расстается со своим прошлым. Не могу я серьезно воспринимать очень многое из того, что происходит вокруг…
— Должен ли поэт вести более насыщенную жизнь?
— Совершенно не обязательно. Переживания все равно внутри. Один мой знакомый, тоже поэт, предлагал мне по мотивам наших спонтанных приключений написать по стихотворению. У меня получилось один раз, и то я его потом утерял. Американский поэт Роберт Фрост всю жизнь жил на ферме, и ничего.
Вне Тамбовского кружка любителей Петрарки
— Как вас угораздило стать соредактором литарт-объединения "Углы"?
— Я даже являюсь его сооснователем… Фотограф Сергей Трофимов некогда создал сайт "Современная литература в Таллинне". Политика Сергея была простая, он печатал всех без разбора, и вещи приличные соседствовали там с вещами безумной чудовищности, хуже графомании. Однажды сформировалась инициативная группа из четырех человек, которым все это не нравилось. Мы провели маленький путч: отделились и продолжили делать то же самое под новым брендом. Только у нас есть фильтр — трое отцов и одна мать-основательница просматривают присылаемое и в засекреченном месте выносят свой вердикт.
— В чем смысл существования "Углов"?
— Сложный вопрос. Два года назад я бы сказал, что смысл — пропагандировать свое творчество и вообще русскую литературу Эстонии. Сейчас — затруднясь ответить. У меня есть претензии к сайту, надеюсь, он себя еще не изжил. Но кроме прочего мы общаемся, и это тоже функция сайта — он позволяет нам посидеть и потрепаться о литературе.
— Вы как-то написали, что "местная "творческая интеллигенция" напоминает Тамбовский кружок любителей Петрарки". Почему так?
— Это связано с покойным Светланом Семененко и истерией, которая развернулась после его смерти и похорон. Я не был знаком с покойным, я достаточно скромно знаком с его творчеством. Но. Толчком послужила запись в сетевом дневнике местной малоизвестной поэтессы о том, что на похоронах Семененко были такой-то и такой-то, а такой-то и такой-то не были. Я представил себе, как девушка пришла на похороны с блокнотиком… Возьмем город Тамбов. Там есть человек десять, которые очень любят Петрарку и считают, что после него поэзии не было. Петрарка — наше все. Попытки творить после Петрарки — неоправданны. Нужно сосредоточиться на Петрарке, изучать его сонеты, их толкования, переводы, но дальше идти нельзя. У нас то же самое: был Довлатов — "наше все", теперь оказывается, что "наше все" — это еще и Семененко. А все, что есть рядом, эти люди не замечают, при этом они с кликушеством бьют себя в грудь и кричат, какой светильник разума угас. Хотя для меня масштаб личности Семененко очень спорен. Или взять Довлатова: после его смерти прошло 17 лет, а люди все еще кормятся обсасыванием этой темы. Невозможно!
— Вы пробиваетесь, как сейчас говорят, на российский рынок?
— Одно время я пытался пробиваться сам. Распечатывал свои тексты и рассылал их по редакциям с короткими сопроводительными письмами. Пришел один ответ: не считаем возможным публикацию… Тогда я забил на это дело. В конце концов, придут и сами попросят. Не знаю, будет такое или нет, но чем дальше, тем больше мне кажется, что будет. Сейчас я ничего сам не делаю, при этом возникают варианты переводов — в Финляндии, в Великобритании. Будет что-то и в России, я надеюсь.
Справка "ДД":
П.И.Филимонов родился в 1975 году, живет в Таллинне. Окончил факультет английской филологии ТПИ, работает преподавателем в школе языков.
Книги: сборник стихов "Мантры третьего порядка" (2007), роман "Зона неевклидовой геометрии" (2007). Отдельные публикации — в журнале "Новый Таллинн", альманахе "Воздушный змей", сборнике "Путин.Doc. Девять революционных пьес" (2005).
Соредактор литарт-объединения "Углы" (www.uglyest.net).
П.И.ФИЛИМОНОВ
ЧЕРЕПАХА
Черепаха убегает от Ахиллеса.
А могла бы стоять, все равно не догонит.
Да и если б догнал бы, что б он с ней сделал?
Изнасиловал бы? Убил? Милосердный боже!
(Все равно даже, какой, абсолютно любой с Олимпа.)
Это нелепая претенциозная шутка.
У героя нету к этому вообще интереса.
Что характерно, у черепахи тоже.
От этого жутко.
Чебурашка убегает от крокодила.
Не по обкурке. Просто ему надоело.
Сколько можно служить объектом для гнусных насмешек.
Зеленый скользкий юмор рептилии. Холодный юмор.
Ему сорок два года, давно время жениться,
заводить детей, потом отдавать их в школу,
а он все скачет козлом в обществе злого дебила,
а сил уже нет — вчера, например, чуть не умер -
схватило сердце в разгар рок-н-ролла.
Че Гевара убегает от мотоцикла
по Аргентине, размахивая руками.
Сзади целится из миномета сиволапый Борхес.
Все равно ведь промажет — слепой, как известно.
Тем не менее, пробирает мороз по латинской коже.
Революции, venceremos, не получилось.
Можно уснуть, отдохнуть в ожидании нового цикла,
но, видит Бог, руки и ноги дороже.
Побереги себя, дорогой Эрнесто.
И черепаху тоже.
