День в бюрократическом лабиринте
Напомню, нас было четверо: трое пенсионеров-эстонцев (один из них — приехавший в Эстонию в гости из Канады, где живет 40 лет) и примкнувший к ним представитель "КП-Эстонии".
С почты — в банк. Через мечеть
Прибыли в Тверь. Утром составили план на день. Первым делом — встать на учет. Раз такой порядок установлен для иностранцев. Сколько на это уйдет? Час возьмем, с запасом. Потом — все остальное.
Роль принимающего лица взял на себя председатель Тверской эстонской общины Эльмар Альяс. Процедура начинается на почтамте.
Встали в нужную очередь. Минут через двадцать приобрели бланки анкет, по два рубля за каждый. Сведения о себе, о принимающем лице, прочее. С обеих сторон вопросы.
Вроде не так уж сложно. Однако пришлось изрядно повозиться, испортить несколько бланков.
Дольше всех страдал наш канадец Густав. Трудился над анкетой — и все сильнее мрачнел. У них в Канаде нет таких порядков. У них гостям-иностранцам говорят: "Добро пожаловать!" Густав бывал во многих других странах, и там тоже такого нет. Но вот он приехал в Россию, в Тверь, и битый час сидит на почте, заполняя эту дурацкую анкету.
Эльмар Альяс оправдывается: "Я первый раз…" Никто его не упрекает. Не он же устанавливал этот порядок. Да и самим надо быть внимательнее.
Наконец, справился и Густав. Сотрудница проверила анкеты, все в порядке.
Теперь надо сделать копии анкет и паспортов. Это прямо здесь. Три рубля за страницу. Дело не в деньгах. Просто к этому времени мы рассчитывали уже закончить с регистрацией.
Теперь с копиями — в Сбербанк, платить госпошлину. Где находится ближайшее отделение банка? Эльмар не знает.
Прохожий объяснил: "Держите курс на мечеть".
Вот и банк, небольшое отделение. Два окна обслуживания. Встали в очередь к ближнему. Небольшая, но движется чрезвычайно медленно. "Можно заплатить за регистрацию?" — наконец, порлучили мы право спросить. "Можно, но сначала вы должны заполнить бланки. Можете сами, а можем мы, тогда дополнительно по 20 рублей с каждого", — объяснила сотрудница. "Уже назаполнялись. Заплатим, сколько скажете!" — воскликнул Хенн, который больше всех хотел приехать в Тверь. "Хорошо, но это в соседнем окне" — услышали мы.
Пауза. "Зачем же мы час сюда стояли?" — придя в себя, тихо спрашивает Хенн, глядя куда-то в пространство.
Делать нечего, встали во вторую очередь. Пока стояли, Хенну кто-то позвонил. "Мы в Сбербанке. В районе мечети . Проходим регистрацию. Ну, приезжай сюда, что же делать", — предложил он собеседнику.
Не фальшивая, а меченая
Надо напомнить, для чего Хенн больше всех хотел приехать в Тверь. (В прошлом номере об этом подробно). Посетить место захоронения Константина Пятса, которое Хенн со своим другом обнаружил в 1988 году, благодаря чему первого президента Эстонии позже перезахоронили в Таллине. А также встретиться с местными жителями, имеющими отношение к той истории. В том числе с журналистом Игорем. Несколько лет назад он написал об этом статью и не по своей вине допустил ряд неточностей. Но согласился их исправить.
Именно он и позвонил сейчас Хенну, чтобы встретиться. В заранее условленное время позвонил — никто же не знал, что регистрация так затянется. Откладывать встречу Игорь не мог, так как должен писать статью в номер. Поэтому едет беседовать с Хенном сюда, в банк.
Сотрудница довольно быстро заполнила все, что надо, и Хенн протянул ей 100 долларов, попросив сдачу дать в рублях. Чтобы заодно и деньги поменять. А сам вышел на улицу встречать журналиста.
Сотрудница положила купюру, отсчитала сдачу в рублях, уже хотела дать нам деньги, но вдруг опять взяла полученную банкноту, вертит ее так и эдак, приглядывается.
Пошла посоветоваться к коллеге из первого окна. Вернувшись, рассовала отсчитанные нам рубли обратно по ячейкам.
Что это значит? Фальшивая купюра? Этого еще не хватало!
Я пошел к Хенну. "Так вот в 1988 году у нас началась "поющая" революция, — рассказывает он корреспонденту, а тот записывает. Все ясно: добросовестный журналист решил не ограничиваться исправлением давешних ошибок, а узнать все детально. Раз уж человек сам приехал.
"Хенн, извини, — говорю. — Там с купюрой твоей проблемы. Похоже, фальшивая".
Хенн не слышит. Мыслями он в 1988 году, там, на бушующем Певческом поле. "Люди требовали вернуть нашего президента Пятса — президента первой Эстонской республики", — вещает он. "Первой — с большой буквы?" — спрашивает интервьер, прервав проворныый бег своей ручки. Почерк у него крупный, переворачиваемые листы так и мелькают. "С маленькой… Нет, зачеркни вообще это, — говорит Хенн. — У нас правопреемственность, поэтому была и есть одна республика".
Я вернулся в помещение. За это время выяснилось, что банкнота не фальшивая, а меченая, как объяснила сотрудница. Выяснилось также, что изначально она принадлежала Густаву, Хенн взял у него в долг, чтобы поменять на рубли. (Эстонские кроны, к его удивлению, в Твери на рубли не меняют).
Густаву без разницы — что фальшивая, что меченая. Он оскорблен. Мало того, что заставили заполнять какую-то идиотскую анкету, теперь еще обвиняют в том, что он, порядочный канадский гражданин, привез в Россию фальшивые доллары. Он требует письменно изложить претензии, он будет жаловаться.
Между тем, за нами скопилась очередь, но люди не ругаются, ждут, чем все это кончится.
"Купюра не фальшивая, — в очередной раз объясняет сотрудница. — Просто меченая. Мы не сможем продать ее, поэтому примем, но с 10-процентной комиссией. Вы согласны?"
По идее, решать это должен Хенн, он же был последним ее владельцем. Я пошел спросить.
Конфликт интересов
Тем временем зарядил дождь. Козырек крыши почти не спасает. "Капает, блин!" — журналист с ненавистью смотрит на затянутое тучами небо.
"Хенн, извини, — говорю. — Купюру примут, но рублей дадут на 10 процентов меньше…" Они не слышат. Струи воды заливают бумагу, но Игорь продолжает интервью. "На каком именно "Москвиче" вы с другом поехали в Калинин? Это был "Москвич-408" или "Москвич-412", — интересуется он. "У меня был пикап", — отвечает Хенн.
Наконец, вопросы иссякли. Разрешилась и история с меченой купюрой. Густав забрал ее и дал другую того же достоинства. Но неприятный осадок у него остался. Как бы там ни было, пошлина заплачена, квитанции получены. Обратно на почтамт?
Нет, журналисту нужна фотография к статье. А нам — закончить с регистрацией! Короче, конфликт интересов.
Ладно, поехали фотографироваться. К памятнику жертвам репрессий. Журналист достал свою "мыльницу", стал выстраивать нас у памятника. Задача непростая. Надо, чтобы была видна скульптура, но не виден туалет на заднем плане, здание Медицинской академии вдали, наоборот, чтоб было видно. В годы репрессий там находился НКВД.
"А коллега почему не фотографирует? Что, фотоаппарата нет? — спрашивает у меня Мангазеев, завершив съемку. "Есть, но в машине, я же не знал, что мы так надолго уйдем", — оправдываюсь я. "Все у тебя через ж…", — заключил он, махнув рукой. У меня? Впрочем, может, он и прав…
Но теперь-то все? Нет! Там, у банка, вопросы у журналиста иссякли временно, а теперь он желает продолжить интервью. В редакции. Еще ему нужны старые эстонские газеты со статьями о той истории — Хенн сам обещал. Тот попросил меня привезти эти газеты.
Мы с Эльмаром поехали на городском автобусе к нашей машине. А на ней — к редакции: наш водитель Аугуст безотказен.. Правда, где находится редакция, Эльмар точно не знает. Оказалось — прямо в универмаге "Тверской пассаж", мимо которого мы нескоько раз пронеслись в поисках. Надо зайти в главный вход и подняться наверх.
Взмыленный, я доставил газеты. Они сидят за столом друг против друга. Хенн повествует: "Я позвонил из Калинина моему другу писателю Теэту Калласу, и он попытался…" Интервьюер прерывает, отложив ручку: "Давайте не терять время на рассказы о том, кто что пытался. Конкретно — что сделал этот Каллас?"
Бедный Хенн. Думал ли он, старый кагэбэшник, что когда-то его будут допрашивать с таким пристрастием? Впрочем, он же сам хотел, чтобы все было точно.
…Незадолго до закрытия почтамта мы с замиранием сердца сдали бумаги для регистрации. Приняли! С радостью заплатили запрошенные еще 570 рублей. Ура! Теперь мы на учете.
На другой день и статью –51 строка — в газете напечатали. Вот и славно.
