"Самое дорогое — бесплатно" в Таллинне и Йыхви
Творчество романиста и поэта прошлого века Юкио Мисима у нас известно сравнительно мало. Между тем им создано сорок романов и восемнадцать пьес, идущих по всему миру. Мисима писал об ускользающей красоте мгновения, о снеге, о цветах, интересовался метафизикой смерти. В его драматургии — попытка, причем довольно рискованная, соединить трудносоединимое: традиционную форму с современным содержанием. А еще — этот странный, загадочный человек часто поражал многочисленных поклонников эксцентрическими парадоксами и выходками, наиболее эпатирующей из которых была тщательно продуманная смерть, вернее, самоубийство по-самурайски, причем на вершине успеха в 45 лет.
Известный режиссер Юрий Еремин, поставив и сценографически оформив пьесу Мисима "Самое дорогое — бесплатно", тоже, кажется, отважился на смелый для сегодняшнего дня эксперимент. В одну, так сказать, упряжку решил впрячь "коня и трепетную лань": современную антрепризу (творческий центр "Новое искусство") и такую вот необычную драматургию. Полуторачасовое действо вышло не по-антрепризному вдумчивым, стильным и даже завораживающим. И дело здесь, конечно, не только в "восточном колорите" (он лишь слегка обозначен изящным минимализмом, палочками для еды и семенящей женской походкой). Суть в том, что режиссеру удалось понять авторский замысел и превратить простую историю об утраченной в юности любви в притчу, поэтическое обобщение. Ощущение, что на жизнь героя пьесы, на его страдания, горечь от неполноты бытия Еремин взглянул с высоты пролетающего лайнера и увидел все в дымке облаков, в контексте вечности. Потому и пришли в спектакль какая-то медитативность, утонченный эстетизм. Они — в медленной музыке, выразительной статуарности и в поэтических строках, которыми режиссер пронизал все действие: "Словно воды текущей реки, незаметно проходит время"
Остается только добавить, что роль покинутого возлюбленного здесь сыграл Георгий Тараторкин. И, кажется, лучшего выбора трудно желать. Графическая, нервная пластика, интеллектуальное обаяние и чуть холодноватая, печальная ирония актера делают его персонаж особенно привлекательным. Впрочем, об этом герой Тараторкина, кажется, мало заботится, постоянно ведя с самим собой напряженный внутренний диалог. В самом деле, как ни пытается, он не может разрешить главный конфликт жизни — конфликт жесткого, неумолимого ритуала, так исковеркавшего его судьбу и — чувства. И в этом ему не могут помочь ни верная, покорная жена (Нелли Пшенная или Ольга Кабо), ни юная максималистка дочь (Нелли Уварова или Анна Тараторкина). Ни, наконец, бывшая возлюбленная (Людмила Чурсина). Кстати говоря, сцена их встречи спустя 20 лет — лучшая в спектакле. Может, потому, что актер обладает редким сегодня умением слушать на сцене и выразительно молчать. И в этой сцене, в его долгой паузе, потаенная нежность борется с уже привычной отстраненностью…
