Середина дня холодного белорусского лета. Я сижу в гостиной у моего друга ЛЛ и пью бурбон. Мы говорим о политике и экономике, во всём этом он понимает намного лучше меня. Мы говорим о том, что в этот раз всё как-то иначе. Он не был свидетелем прошлых ”выборов”, живёт в РБ не так давно, а я вот был. Я уходил с той самый ”плошчы” 2006 за пару часов до того, как всех замели — приходил туда с коллегами по работе, приносил витамины и что-то ещё в палаточный городок протестующих. В 2010 я случайно решил срезать путь от вокзала до дома через другую ”плошчу”. Попросил (!) какого-то капитана пропустить меня через оцепление. С рюкзаком и пакетом еды от мамы пошёл себе — и тут на меня стала медленно и неотвратимо двигаться колонна ОМОН, ”бойцы” методично колотили дубинками в щиты, а я думал: ”Ой, как будет неловко, если меня заберут в участок, а у меня ноутбук дорогой, вдруг просто украдут”. Почему-то я не запаниковал и так же неспешно пошёл назад. ”Вы меня вот только что пропустили — можно мне обратно?” И так же медленно вниз по ступенькам, пока какие-то ещё доблестные защитники режима валят возле меня на снег молодых ребят, а кто-то подбирает потерянные сумки.

Я выхожу от ЛЛ и сажусь в такси. 16 часов дня, столица небольшой (размером примерно в семь Бельгий) страны. Площадь Победы (!) пуста, через одну из самых оживлённых развязок столицы проезжает по машине в минуту. Я еду по проспекту Независимости (!) в бюрократическое учреждение за очередной бумагой — я приехал решить юридические вопросы, которые должны были занять один день. Я выделил неделю — успел впритык, а не прояви я в паре мест настойчивость на границе с наглостью — не успел бы. Минск кажется сонным и пустым городом — пешеходов в центре нет, все заняты делом.

До недавнего времени ”заняты делом” можно было считать белорусским modus operandi. Да, есть такая вот власть у нас, не очень просто, но это данность, будем в данных обстоятельствах стараться сделать наилучшее из возможного. Примерно в таких словах ещё полгода назад описал свою позицию один из значимых чиновниках в структуре национального банка.

А сейчас что-то поменялось. Появился человек, и не один, а два, три человека, которые не кажутся идиотами или марионетками. Которых действительно МОЖНО БЫЛО БЫ ВЫБРАТЬ. Люди годами (десятилетиями) сидели в своих бочках и старались ”сделать наилучшее из возможного”. И вдруг у них появилась возможность найти человека. Внезапный луч света, абсолютно неожиданная перемена. И тут же — закономерно, ожидаемо, но в этот раз вдвойне обидно — хук в челюсть от власти (власти? властьпридержащих, придерживающих, как сползающее одеяло). Оклеветать, оболгать, выдумать идиотское обвинение, посадить, наказать, бить, унижать, врать. Так победим! Ну, может и ”победите” ещё разок.

Но люди стали другими. Мне сложно в это поверить. Я считаю, что средний человек боится — перемен, осуждения, наказания, сложностей. Я — боюсь. И человек будет сидеть и ждать, пока не придут за ним самим, как в знаменитом стихотворении Мартина Нимёллера (речь о цитате "Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом…" — прим. RusDelfi). И потому я удивлён, хотя ЛЛ — человек более прагматичный и циничный, чем я — не удивлён. Я удилён, потому что что-то действительно изменилось. Люди перестали бояться. Люди ясно увидели, что им дурят голову. Люди увидели, что ”отец” не защитит их от злого врага — как только этим врагом оказалось не порождение пропаганд–отдела гостелерадио, а оказался этим врагом самый что ни на есть реальный вирус. И ”отец” родной спасовал — обозвал всех вокруг дураками, купил красивую собаку и поехал копать картошку. Молодец, отец, спасибо тебе! Живи долго, не болей.

Последовательно и довольно массово люди, которым при нынешних порядках жилось неплохо — например, телеведущие с не космическими, но вполне достойными гонорарами — пишут ”Ого, а ведь бить случайных прохожих — не очень-то и здорово” — и получают увольнение (ой, простите, никого не уволили, просто сняли с эфира, технический момент, вы что, но да, они тут у нас нарушили корпоративную этику — видимо, перестали врать, нехорошо, согласитесь). И вот если ворчать начали сытые — значит, что-то действительно изменилось. И я не перестаю этому удивляться. И храню за пазухой эту маленькую надежду — ну а вдруг. Вруг. В этот раз. Может же такое случиться, а?

Поделиться
Комментарии