Командующий Силами обороны Эстонии: Россия с тупым лицом лжет и игнорирует все, что сама же и творит

Солдат — это раб страны. В хорошем смысле, поясняет командующий Силами обороны Мартин Херем изданию "Эстонский экспресс".

"Эстонский экспресс" — ежемесячное печатное издание на русском языке. Стоимость одного экземпляра — 1,49 евро.

Мартин Херем (46 лет) знает, каково это — когда система принуждает тебя отстригать длинные волосы. Ему велела это сделать советская школа. Херем проявил характер и не постригся. Он отказался от косы только после поступления на государственную службу и тогда уже совершенно добровольно. Он уверен, что в скором времени силы обороны Эстонии больше не будут требовать коротких стрижек для мужчин, а женщинам уже сейчас разрешены длинные волосы. Но в отношении украшений он категоричен: не стоит терять палец вместе с кольцом. А такое случалось.

Сегодня поговорим не только о военных темах, но и о вас как о личности, если позволите.

Ну, я не совсем обычный командующий силами обороны, какого представляет себе обычный человек. В 1992 году я отрезал свою 42-сантиметровую косу.

Почему?

В Силах обороны есть такое правило, точнее, порядок: волосы должны быть короткими. В каком-то отношении военнослужащий — раб государства. В хорошем смысле. С прической связана индивидуальность, от которой на государственной службе нужно отказаться. Если через четыре года я выйду на пенсию или в резерв, то есть больше не буду получать государственную зарплату, возможно, отращу себе какую-нибудь прическу. У меня ее не было уже тридцать лет.

Но что, если я хочу защищать свою родину с оружием в руках?

Если вы хотите научиться обращаться с оружием, я советую вступить в женскую дружину Найскодукайтсе.

Они мне оружия не дадут, наоборот, отправят учиться перевязывать раны или заставят мыть полы.

Что на самом деле правильно. Все граждане должны вносить свой вклад в защиту страны так, как они могут сделать это лучше всего. Я возражаю тем, кто хотел бы максимально увеличить Силы обороны Эстонии — нy давайте раздадим всем оружие и пусть идут против танков. О том, чтобы агрессору было очень сложно пересекать границу, позаботятся Силы обороны, которые мы можем хорошо вооружить. Если направить на врага все население с оружием, мы быстро проиграем как государство. Государство в любом конфликте должно функционировать как можно дольше — обеспечивать преподавание в школах, работу на предприятиях, обеспечивать психологическую защиту, предоставлять информацию. Самоуправления тоже должны работать. А воевать будут те, кто обучен сражаться с оружием в руках.

Довольно много людей вступают в Кайтселийт, чтобы защитить страну с оружием в руках. В том числе члены Рийгикогу, чиновники самоуправлений, спасатели. Они должны уяснить для себя: собираются ли они в кризисной ситуации воевать с оружием или продолжать свою работу мирного времени. Гражданин обязан понимать, в чем он силен.

Вы не поддерживаете обязательную военную службу для женщин, но согласны, что любой желающий может ее пройти. Какое соотношение мужчин и женщин на военной службе кажется вам разумным?

На мой взгляд, это вопрос развития общества. Если в какой-то момент на срочной службе окажется 90% женщин и 10% мужчин, это нормально. Никто же не спрашивает, сколько мужчин должно быть среди воспитателей детских садов. Надо не создавать какие-либо квоты, а давать шанс всем. Если бы сейчас мы набирали столько же призывников за счет женщин, нам не хватило бы инструкторов и инфраструктуры для них нет. Мы просто не могли бы этого сделать. Вот почему я не сторонник обязательной военной службы для женщин. Но если общество будет развиваться так, что женщин на военной службе станет гораздо больше мужчин, это со всех сторон нормально.

Когда командующим Силами обороны Эстонии станет женщина?

Я думаю, это возможно в перспективе десяти лет. В настоящее время у нас есть одна женщина-командир батальона и из нижних чинов женщины активно стремятся вверх.

Как политики, так и представители военных всегда подчеркивают, что наша воля к защите высока. Однако, недавние исследования показывают: если грянет война, пятая часть населения сразу ударится в бега. Так насколько высока наша воля к защите?

Это сложный вопрос. 80% населения поддерживают Силы обороны и более 90% поддерживают срочную службу. Поддержка Кайтселийт превышает 70%. Почти 80% считают, что мы должны любому нападению противопоставить военную силу и в этом готовы участвовать 60% населения. Это показатель очень высокой воли к защите.

Но одна пятая смоется.

Ничего не поделаешь. Некоторые люди боятся. А кто-то боится нападения на улице, сам быстро все отдаст. Другим страшно с парашютом прыгать и т. д.

Какова на данный момент взаимосвязь между волей к защите и обороноспособностью?

Они связаны. У нас может быть колонна танков, но если нет людей, способных с ними управляться, то в них нет никакой ценности. Мы можем вкладывать большие средства в развитие обороноспособности, но если нет воли защищаться, то ничего не поделаешь. Тогда армия может быть наемной.

В мае пройдут учения ”Защитник Европы”, по поводу чего Россия неоднократно выражала свое раздражение. Каков разумный баланс между демонстрацией cилы военного сдерживания и бессмысленным раздражением?

Я не найду корректного выражения по этому поводу. Россия творит хрень. С тупым лицом она лжет и игнорирует все, что сама же и творит. Когда Россия двигает силы в десять тысяч человек или более на расстояние нескольких сотен километров от нашей границы, а Дания блокирует проливы и выводит свои корабли в Атлантику, это вроде нормально. Про Крым Путин каждые несколько месяцев заявлял, что оккупанты — не его войска и что он отдал приказ ввести туда войска. Не говоря уже об отравлении и убийстве людей.

Мы должны практиковаться в защите себя. Если Россия говорит, что это агрессия, то она просто бредит.

Насколько все-таки реально, что Россия хотела бы воевать против нас или кого-то еще?

В интересах России сформировать свое ближайшее соседство по своему усмотрению. Война — один из способов это сделать. Россия хочет, чтобы соседние государства зависели от нее, необязательно оккупируя их. Когда появляется такая возможность, Россия применяет или пытается применить военную силу. Если бы такая возможность появилась, например, через десять лет, мы не сможем воспротивиться ей со дня. Это нужно развивать и поддерживать сегодня. Россия ведет себя так, как она хочет, а не так, чтобы можно было вести дела честно. Она не заслуживает доверия. Прямо сейчас она не пересекает нашу границу. Но и кризиса с Украиной никто не предвидел, хотя признаки носились в воздухе около года.

Патриотический настрой в политических партиях сильнее, чем раньше. Это затрудняет или облегчает командование силами обороны?

Скорее, все-таки облегчает. С патриотическими чувствами порой бывает как с сохранением и любовью к природе. Забота иногда может быть убийственной. Когда люди в защите леса лезут через головы ученых, они могут совершать ненужные или даже вредные поступки. С национальной обороной та же история, что и со вспышками патриотизма: порой лидеры общественного мнения без какой-либо cоответствующей подготовки точно знают, куда надо, к примеру, инвестировать. Это усложняет мою работу.

Какая часть вашей работы связана с политиками?

Я общаюсь в основном с министром обороны. В Комитете по вопросам национальной обороны я также встречаюсь с членами Рийгикогу.

Как часто вы встречаетесь с премьер-министром?

Мы встречаемся раз в две недели в Комитете безопасности.

Министр внутренних дел Март Хельме хочет создать резерв внутренней обороны для действий в кризисных ситуациях. Но Силы обороны уже существуют — почему он вам не доверяет?

Силы обороны должны защищать страну прежде всего от военной угрозы. Если мы поставим нашу противотанковую или бронетехнику охранять склады или границы, то не сможем предпринять необходимые шаги в случае военной угрозы. Я согласен с необходимостью создания кризисного резерва Департамента полиции и погранохраны (ДПП) — мы называем его так. Предложение о его создании на самом деле поступило от Сил обороны: у нас в резерве могли бы быть обученная и вооруженная живая сила, в случае необходимости способная пополнить ряды полиции и пограничников.

Дело Дениса Метсаваса показало, что Силы обороны не застрахованы от предательства. Чему этот случай научил наших защитников?

Этот инцидент высветил то, чего мы всегда боялись, — что в состав Сил обороны могут входить наемники российских спецслужб. Совершенно верно, что этот инцидент обсуждался публично, — чтобы немного напугать следующих. Об уроках говорить не могу, в противном случае я бы сам сработал в интересах российских спецслужб. Но, конечно, это был шок. Я много занимался спортом с Метсавасом. Был его наставником, командиром его округа. Я просил его совета перед тем, как говорить с русскоязычной аудиторией. А потом оказалось, что он предатель.

Среди призывников происходит не так много самоубийств, но, например, материалы расследования инцидента 2012 года были засекречены на 75 лет. Почему?

Не могу ответить, я не так уж много знаю об этом инциденте. Обычно такие вещи засекречиваются в целях сохранения личной информации и ограждения интересов семьи. Это деликатные и печальные истории. Насколько мне известно о недавних инцидентах, они не были преданы публичному обсуждению в интересах близких.

Связаны ли самоубийства в Силах обороны с опытом миссий?

Нет. Исследование, проведенное Шведским институтом суицидологии, говорит, что уровень самоубийств среди военнослужащих Эстонии ниже, чем в обществе.

Насколько высока готовность Эстонии справляться с посттравматическим стрессом?

Я думаю, довольно высока. У нас уже есть центр поддержки, созданный при прежнем командующем. Есть различные программы, например, Программа дружеской руки, в ходе которой психологи учат военнослужащих замечать такие проблемы — не только посттравматические, но и различные стрессы.

Психологическая служба недостаточно укомплектована, как и служба капелланов, и социальная служба. Мы над этим работаем. На самом деле, об этом нужно спрашивать раненых ветеранов. Конечно, есть люди, которые разочарованы в Силах обороны и вообще в государстве, но в целом мы постоянно с людьми, потерявшими здоровье, защищая страну.

Как повлияли военное образование и карьера на вас как на родителя?

Скверно. Я неважный родитель. Редко бываю дома. Живу в Тапа или в Таллинне, а мои дети ходят в школу в Тарту. Я воспитываю их через скайп или телефон, но не очень эффективно. Это бремя лежит на плечах супруги.

В одном из интервью вы признали: ваша жена недовольна тем, что вас не бывает дома. Почему же она вас все еще терпит?

Хорошая женщина. Мы оба жертвуем чем-то ради общей цели, ради детей. Так и справляемся.

Вы часто смотрите, какие фотографии выкладывает в Фейсбуке ваша супруга?

У меня нет аккаунта, я их не вижу. Она там что-то выложила?

Я нашел несколько ваших фотографий.

Ясно. Пусть выкладывает то, что считает нужным.

Командующий Силами обороны находится в должности в течение пяти лет плюс два года в случае продления срока правительством. Что будет с вами после окончания должностного срока?

(С комически-серьезным взглядом) Пойду в политику.

Ну, в большинстве случаев командующие идут, да.

Похоже, на самом деле нет никого, кто не пошел бы. Но если серьезно, я не думаю, что двинусь в политику. У меня много увлечений, связанных с природой и историей. Как молодой пенсионер, я с удовольствием займусь ими.

Когда начинается сезон охоты на кротов?

Он длится целый год, но их трудно вытаскивать из-под снега. Мне не нужно их из-под снега тащить. Меня больше интересует, как живут кроты, — но чтобы это понять, их нужно поймать. Их также нужно ловить, когда они делают гадости в моем саду или по соседству. Займусь этим, когда земля будет более сухая, в свободные выходные.