МНЕНИЕ: Рокировка на политической шахматной доске - настало время перемен?
Собственно, сама рокировка произошла еще в конце ноября 2016 года, когда, после пятнадцатилетнего периода фактического единовластия, реформисты уступили лидерство в правящей коалиции, а заодно и кабинет в Доме Стенбока, питомцам ”гнезда Эдгарова”. Но тогда некоторая зыбкость сложившейся ситуации, неустойчивое равновесие в раскладе сил и слишком короткий промежуток времени до конца года еще не давали оснований для более-менее серьезного анализа и выводов. Ясно было одно: настало время перемен.
Голубь на ястребином насесте
Две ведущие политические силы Эстонии оказались перед выбором: оставаться верными ”заветам несгибаемых отцов” или уйти от застывших догм — чтобы сохранить свою идентичность. Центристы выбрали первое и с определенными потерями, но сумели перестроиться. Тогда как их вечные соперники реформисты оказались менее решительными и застыли в состоянии неопределенности. Слишком болезненным оказался шок от пережитого поражения на парламентских и президентских выборах. Да и разочарование итогами муниципальных выборов было велико, хотя многие аналитики считали, что Партия реформ добилась на них очень хорошего результата. Но всегда ведь хочется большего…
Мастерски организованная и проведенная операция ”вотум недоверия премьеру” закончилась отставкой Таави Рыйваса — как с поста главы правительства, так и с должности лидера правящей (уже, точнее, правившей недавно) партии.
Именно 2016 год, точнее — его начало, ознаменовался событием, которое можно было бы, пусть с натяжкой, характеризовать как заметный шаг к реформированию Партии реформ (уж извините за не Бог весть какой каламбур). А именно: в январе председателем партии, со значительным перевесом по сравнению с другими кандидатурами, был избран Ханно Певкур.
Восхождение ”умеренного” Певкура на партийный престол объясняется разными причинами.
И, может быть, даже не обязательно его неоспоримым превосходством над остальными вероятными конкурентами. Скорее всего, здесь сыграло роль то обстоятельство, что эти остальные оказались либо замешанными в прежних скандалах (как, например, Кристен Михал — в истории с незаконным финансированием партии; или Кейт Пентус-Розиманнус — в ”деле Autorollo”); либо, по выражению политобозревателя Вахура Кооритса, попросту ”не рвались в председатели”.
Так или иначе, но, похоже, именно нетипичность Певкура на фоне его предшественников (Андруса Ансипа и Таави Рыйваса) делала его фигуру наиболее предпочтительной в глазах тех, кто хотел реальных перемен, причем не только в рядах самой Партии реформ.
”Феномен Певкура”, на мой взгляд, заключается в его исключительном умении избегать конфликтов. Хотя нельзя сказать, что он не имеет свой позиции, порой достаточно жесткой. К примеру, на партийном съезде в июне 2017 года он, как об этом писал портал ERR, ”в своей речи разнес политику действующего правительства в пух и прах, заявив, что государство трещит по швам… Изменения в налоговой сфере Певкур назвал глупостью. В очередной раз он обвинил центристов в коррупции, а, отвечая на критику соцдемов, Певкур заявил, что когда оппоненты вместо разговора по существу прибегают к грубым выражениям, они превращаются в маргиналов в эстонской политике”.
Однако даже самая жесткая риторика в его устах не вызывает раздражения или отторжения. И уж тем более, он не выступает с оголтелыми заявлениями типа призыва немедленно ”изъять из оборота” русский язык в Таллинне на всех уровнях — от официальных учреждений (включая детские дошкольные) до частных компаний — только ради того, чтобы привлечь к себе внимание.
Говорим ”Ратас”, подразумеваем ”Певкур”?
В этом смысле, кстати, у Ханно Певкура много общего с Юри Ратасом. Тот тоже чурается ненужных конфликтов, предпочитая конфронтации и бурлению страстей ”мягкую силу” убеждения и тактику компромиссов. Многие склонны видеть в этом проявление слабости. Но крикливость и постоянное размахивание кулаками — не самые главные признаки силы.
На самом деле общего — и не только у лидеров, но и у обеих партий — больше, чем это может показаться с беглого взгляда. Обе политсилы входят в Альянс либералов и демократов за Европу. Обе декларируют своей целью создание и укрепление среднего класса в Эстонии. Правда, чаще всего они расходятся в методах, которыми эта цель достигается. Поэтому, а также из-за личностных амбиций прежних лидеров, ПР и ЦП лишь один раз, в далеких уже 2002–2003 годах, одновременно входили в состав правящей коалиции.
В принципе для Эстонии было бы только полезно, если бы эти две организации, доминирующие на здешнем политическом пространстве, либо партнерствовали на общегосударственном уровне (как им это удается в муниципальных органах, например в Тарту), либо регулярно сменяли бы друг друга на Вышгороде. Опыт консерваторов и лейбористов в Англии, республиканцев и демократов в США, как и некоторых других развитых стран, демонстрирует плодотворность такого сбалансированного решения. Левые (ЦП) больше внимания уделяют социальным программам; правые (ПР) уравновешивают действия конкурентов преференциями для крупного капитала. В конечном итоге выигрывает все общество.
Только периодичность таких рокировок должна быть не в 15–16 лет, как было в Эстонии до сих пор, однако и не через полтора-два года, как предполагается сегодняшним демаршем со стороны создателя Партии реформ Сийма Калласа. Потребовав замены всей партийной верхушки, бывший еврокомиссар обнаружил претензию на контрпереворот в самой партии, с дальним прицелом на высшие посты в государстве.
Если такой переворот удастся, то надежды на изменения в Партии реформ можно будет пересыпать нафталином и спрятать в дальний угол шифоньера до лучших времен. Диктаторских амбиций у реформистов старшего поколения не меньше, чем у железного Эдгара. Разве что без его фрондерства…
