Айн Тоотс: о внутренней эмиграции
Говорят, все новое — это хорошо забытое старое. То же самое относится и к понятию внутренней эмиграции, неожиданно вернувшемуся в нашу жизнь. Заслуга реанимации этого термина позднего советского времени принадлежит евродепутату Яне Тоом, обеспокоенной тем, что, согласно опросу общественного мнения, проведенному социологической фирмой Saar Poll, 65% русскоязычных жителей Эстонии предпочитают заниматься личными проблемами и ”ни во что не совать нос”, затрудняя тем самым сплочение общества, пишет в "МК-Эстонии" обозреватель Айн Тоотс.
В конце 1970-х и в 1980-х годах внутренними эмигрантами называли тех, кто сомневался в разумности советского уклада жизни и не умел скрывать этого. Отношение к ним было щадящим — внутренним эмигрантам всего лишь давали понять, что на успешную карьеру им рассчитывать не стоит. Сейчас у нас даже этого нет, поэтому упрек в том, что люди ограничивают свою жизнь пределами личного благополучия, не совсем понятен, да и ветер-то дует не оттуда.
Откуда дует ветер
Вряд ли возросшая общественная пассивность русскоязычных жителей Эстонии связана с их разочарованием в здешней действительности, так как они далеко не всегда живут в мире этой действительности. Скорей она вызвана усталостью от ложных посулов российского телевидения, имеющих мало отношения к их реальной жизни. Умирает надежда, что придет Путин и все сделает, рождается понимание, что самим надо о себе позаботиться — отсюда и эти 65%.
К этому следует добавить пробуждение интереса к происходящему в Эстонии, отчасти объясняемое появлением новых СМИ на русском языке, выполняющих примерно такую же роль, какую в свое время играло финское ТВ, которое показывало, что делается и как живут люди там, где не занимаются построением коммунизма. Теперь телезрители могут своими глазами увидеть не только то, чем живет страна, где им повезло или не повезло оказаться, но и тех соотечественников, о которых они могли прежде судить лишь по хвалебным или ругательным текстам в печатных изданиях и интернетовских комментариях.
Новые СМИ заинтриговали и часть эстоноязычной аудитории, среди которой предубеждений ввиду нехватки адекватной информации тоже хватает. Да и сама Яна Тоом, надышавшись брюссельским воздухом и видя перспективы открывающейся вакансии на пост лидера в родной партии, тоже, похоже, начинает больше внимания уделять своему имиджу не только в русском мире.
При таком раскладе уместней было бы говорить не столько о внутренней эмиграции, сколько о возвращении из эмиграции, если считать таковой пребывание в информационном поле российских СМИ — не зря в рейтинге их влияния наименее уязвимыми среди европейских стран считаются Великобритания, Эстония и Дания. О чем-то говорит и то, что у нас, в отличие от Латвии и Литвы, не закрывают каналов вроде ”Спутника”, не дается им и никакого ”отпора” — пусть люди сами судят, чему верить, а чему нет. Но есть и другие обстоятельства.
Все познается в сравнении
Достойно сожаления, что главной ареной сплочения двух общин, согласно опросу Saar Poll, стало пристрастие к ксенофобии. В то же время это указывает на наличие ресурса для сплочения, хотя и используемого не в самых благовидных целях. Ресурс этот накопился не в последнюю очередь благодаря управляемому процессу интеграции, что особенно заметно при сравнении с ситуацией в других европейских странах.
Приток в Германию гастарбайтеров из мусульманской Турции начался еще в 1961 году, однако только теперь там разрабатывают закон, обуславливающий продление вида на ПМЖ ”успешным завершением интеграции” (за три года!). Но интеграция — это долгий путь, протяженность которого измеряется не годами, а поколениями.
В той же Бельгии, о которой сейчас много пишут, есть целые поколения родившихся там потомков иммигрантов, интеграцией которых никто никогда не занимался, тогда как у нас уже лет двадцать ведутся попытки довести этот процесс до победного конца. Конца этого, конечно, не видно, да он и не может быть виден, потому что его не бывает. Достижимыми могут быть только какие-то промежуточные цели, например, овладение государственным языком, в чем у нас все же есть какой-то прогресс.
Кстати, сдвиг тут тоже произошел после нашего самого серьезного кризиса, событий Бронзовой ночи, позволивших приступить к претворению в жизнь давно задуманной реформы русских гимназий.
В августе этого года исполняется четверть века со дня восстановления независимости Эстонии. Именно столько времени понадобилось, чтобы увидеть первые признаки того, что в двух общинах пробуждается интерес к реальному сотрудничеству и появились люди, у которых это может получиться.
Разумеется, не ксенофобия должна стать мотиватором их сплочения, однако при положительном развитии событий как раз наличие серьезной проблемы, касающейся всех жителей Эстонии, может сблизить их в поисках путей решения этой проблемы и еще раз проверить, научили нас чему-нибудь два десятилетия разговоров про интеграцию или нет.
