Жертвы от 4 до 82 лет: каковы масштабы сексуального насилия и издевательств россиян в Украине?

Украинская журналистка и психолог Юлия Забелина не один раз сталкивалась с ужасающей реальностью войны России с Украиной – насилием против гражданских людей. Причем среди пыток и издевательств особое место занимает именно сексуальное насилие в отношении мужчин, женщин и детей. Почему так себя ведут российские солдаты, какие настоящие масштабы сексуального насилия и будут ли последствия для России и Украины, – эти вопросы не так часто поднимаются в прессе. Исходя из своего опыта журналиста и психолога Забелина в интервью поясняет, какие проблемы существуют при расследовании таких преступлений и чем грозит замалчивание этой темы для украинского общества после окончания войны, пишет Delfi.lt

Когда в Украине впервые заговорили о насилии в отношении женщин со стороны российских военных?

После освобождения Бучи, Бородянки и других оккупированных территорий Киевской области были озвучены первые факты насилия, работали правоохранительные органы. Даже российские ресурсы писали об изнасилованных женщинах в Буче. Одно из оружий врага – сексуальное насилие не зависимо от гендера. Хотя сексуальные насилие в Донецкой области происходило еще в 2014-2015 годах, просто об этом никто не говорил на публику и случаев было меньше.

Сколько задокументированных случаев насилия? В чем сложность их фиксаций?

На данный момент задокументировано 155 случаев, но цифры меняются постоянно, ежедневно могут всплывать новые факты. Думаю, их уже больше. В приватных разговорах на деоккупированных территориях мне рассказывали, что несмотря на инциденты с насилием люди пока не обращаются в правоохранительные органы. Поскольку это сложная тема, ведущая к стигматизации и виктимизации. До сих пор людей, которые прошли через сексуальное насилие, осуждают в их сёлах, могут за спиной рассказывать, что „она сама виновата, сама пошла“. Пережившие насилие также опасаются столкнуться с осуждением, могут сталкиваться с собственным стыдом, подолгу находиться в травме при этом страшатся рассказать о произошедшем.

К сожалению, до недавнего времени с пострадавшими от сексуального насилия открыто общались журналисты и не соблюдали конфиденциальности, могли даже показать лицо. Все эти факторы привели к тому, что пострадавшие уходят в тень, даже если работают с психологом, тот не может заставить написать заявление в полицию. Поэтому сейчас фиксировать такие случаи сложно, но в течение следующих лет количество вырастет.

Сколько в реальности, по вашей оценке, было таких случаев?

Сотни, а после деоккупации всей Украины будут тысячи. К примеру, в Херсоне люди рассказывают про пережитые пытки, но опускают о сексуальном насилии. Так поступали некоторые герои (мужчины) моих статей, которые не были готовы открыто признаться в случившемся.

Людей, которые пережили насилие (женщин, мужчин, детей) не стоит называть жертвами. Иногда они при слове „жертва“ отказываются от коммуникации. Эту ошибку совершают журналисты, некоторые психологи, тем более правоохранители, так как не имеют достаточно опыта, ведь тема насилия до войны не была такой массовой в украинском обществе.

Когда вы лично впервые столкнулись с пострадавшими от насилия? Что происходило на оккупированных территориях?

Когда приезжала волонтером в Харьковскую область, то узнала о пострадавших двенадцатилетних девочках, которых насиловали российские военные. Правоохранительные органы знают об этих случаях, я сразу после возвращения передала информацию в соответствующий департамент Офиса генерального прокурора в Украине. Сложность тут в том, что одна из этих девочек потом забеременела от российского солдата. И она, к сожалению, отказалась от психологической реабилитации, отказалась уехать оттуда. Там странная история: местные рассказывали, что этих девочек родители приводили к солдатам российской армии в школу, где находился их штаб. В первый раз отдали детей за еду, за гуманитарную помощь, но затем насилие продолжалось систематически.

Я сейчас прохожу очередное обучение у израильских психологов, психотерапевтов, где подробно обсуждаются все сопутствующие проблемы. К примеру, со стороны может выглядеть, что женщина идет якобы сама к насильнику, но никто не знает, какие методы давления или психологического запугивания были к ней применены.

Оттого чаще всего такие случаи происходят при помощи силы или подавления воли. В Херсонской области было много пыточных, где женщин и мужчин насиловали, в том числе посторонними предметами.

Можно рассказать случай о том, как происходили насильственные действия по отношению к украинкам?

В Херсоне я познакомилась с Оксаной, вдовой военнослужащего, которая прошла страшнейшие пытки. Ее история до сих пор у меня в сердце и вряд ли я когда-нибудь смогу такое забыть. Муж Оксаны погиб 24 февраля на Антоновском мосту.

Когда город был оккупирован, кто-то из ее знакомых рассказал российским солдатам об этой женщине и погибшем муже. Русские пришли к ней домой, вывезли в пыточную, раздели догола. Избили до такого состояния, что ей потом понадобились несколько операций. Издевались, отрывали ногти, имитировали расстрел, привозили на кладбище. Для них жены военнослужащих – особый триггер, как красная тряпка, дословно „ты жена нациста“, а значит издеваться над женой нациста для них честь (так рассказывали пострадавшим). Оккупанты пытались склонить ее к сотрудничеству, так как Оксана по специальности бухгалтер, а им позарез нужен был такой работник.

Избивали, насиловали, пытали током, цепляли электрические клеммы к соскам, на гениталии, вставлять в анус и пускали ток.

Когда она отказалась, то ее руки совали в кипяток, до сих пор остались ожоги на коже, которые я видела. Таких историй я знаю множество, когда к родственникам военных, тем, кто занимается партизанской, волонтерской деятельностью, к детям россияне особенно жестоко относились. Избивали, насиловали, пытали током, цепляли электрические клеммы к соскам, на гениталии, вставлять в анус и пускали ток.

Что вас больше всего поразило?

Больше всего меня поразила массовость и спланированная жестокость. То, что забирали без разбора, независимо от того, какого ты возраста, пола. Важно акцентировать на том, что это не был импульс, случайность. Это спланированный заранее акт сексуальной агрессии. И это то, что в будущем поможет посадить как можно больше виновных. Что ещё меня впечатлило – сила духа херсонцев. Ведь даже та Оксана, о которой я рассказывала, продолжила заниматься волонтерской деятельностью, помогать армии несмотря на то, какие муки испытала.

Поразило, что российские солдаты мучили детей, так как были отдельные комнаты пыток для них. Нужно быть полным дегенератом, чтобы тронуть ребенка.

Вы упомянули о случаях насилия над мужчинами. Как это происходило?

Мужчин забирали в подвалы, надевали на голову мешки, везли, как правило, в СИЗО либо на первых порах – в областную Администрацию, где был штаб оккупантов в Херсоне. Там они раздевали полностью, снимая даже белье, цепляли клеммы на половые органы, могли не кормить, забивать до полусмерти, склонять к сотрудничеству, пытаться достать информацию. И для мужчин это невыносимо тяжелый опыт, так как мужчины в принципе реже, чем женщины готовы говорить о своих травмах.

Расскажите о работе украинских прокуроров, которые занимаются такими инцидентами. Создали группы для проведения расследования насилия?

В сентябре в Офисе генпрокурора создали Департамент по расследованию сексуальных преступлений, совершенных во время войны. Департамент возглавляет прокурор Ирина Диденко. Совместно с полицией создаются мобильные бригады, которые выезжают в регионы и ищут пострадавших от сексуального насилия. Расследовать такие случаи сложно, потому что пострадавших от пыток много, а между тем нужно ещё выявить и сексуальное насилие.

Эти факты станут основной доказательной базой для дел, которые отправят в Международный уголовный суд. Кстати, Департамент сотрудничает с международными юридическими консультантами, помогающими собирать доказательства, общаться с пострадавшими.

Кроме того, важно, что действует так называемая программа по защите свидетелей – обеспечивается полная конфиденциальность пострадавшим и семьям. Также есть возможность вывозить пострадавших, предоставлять им временное убежище. Такие безопасные места, где люди могут прийти в себя, расположены в нескольких регионах, а программа финансируются западными партнёрами.

Я с парой прокуроров этого департамента выезжала в Херсонскую область, где мы общались с пострадавшими. У одной девушки до сих пор родственники находятся на оккупированном левом берегу, оттого она боялась засветить свое имя, чтобы не подвергать их опасности.
Это одна из причин, почему важно сохранять конфиденциальность.

Вторая причина – чтобы сохранять психологическую устойчивость, потому что огласка инцидента может дополнительно травмировать человека. Департамент сейчас сотрудничает с проектом по психологической реабилитации Asisto, у которых есть мобильная группа психологов и психиатров, приезжающих в регионы с правоохранителями.

Пострадавшие от сексуального насилия могут становиться изгоями.

То есть наши прокуроры наладили работу с максимальной заботой о пострадавших. Они большие молодцы, работают по кодексу Надии Мурад. Это негласные правила поведения с пострадавшими, которые были составлены этой девушкой, изнасилованной боевиками ИГИЛ и содержавшейся у них в сексуальным рабстве несколько месяцев.

Важный момент состоит в том, чтобы Международный уголовный суд взял к рассмотрению такие дела. Для этого необходима именно массовость инцидентов. В 2014 году также были случаи сексуального насилия в Донецкой области, но тогда было зафиксировано порядка шести фактов и Международный суд не взял эти дела. Есть надежда, что теперь Уголовный суд поступит иначе.

Важный момент: жертвы насилия могут сами становится изгоями в обществе. Так ли это?

Пострадавшие от сексуального насилия могут становиться изгоями, особенно если вовремя не оказывать им поддержку. Либо могут дистанцироваться от своей проблемы. Они говорят: „Да, я пережила, но у меня сейчас всё хорошо. Я всё прожила, не хочу с этим сталкиваться“. Пострадавшие могут вытеснять эти события из психики на какое-то время, если не в состоянии пережить эту сильную боль. Но эта боль всё равно будет давать о себе знать. Такие люди продолжают испытывать огромный стыд, могут переживать осуждение как внешнее, так и внутренне, считать себя грязными, даже физически.
Могут компенсировать бурной деятельностью, например, погружаются в работу. Но, если они лишатся этой опоры, то травма даст о себе знать и положение станет совсем печальным, вплоть до суицида. Ведь многие люди не знают, как жить дальше после такого, могут иметь сложности в общении с окружающими, с близкими.

Некоторые психологи говорят о том, что россияне специально обесчеловечивали украинцев, считали их вещью, над которой можно издеваться. Так ли это?

Больше все же похоже на систематическую деятельность, а не импульсивное действие со стороны российских военных с целью удовлетворить свое сексуальное желание.

Во многих случаях такие действия инициировали в командовании. Это один из методов по запугиванию, борьба с нашей идентичностью на всех уровнях. Россияне пытаются уничтожить украинцев физически и психологически.

Это делается, чтобы искоренить украинцев. Ведь важный момент: у многих женщин и мужчин, пострадавших от сексуального насилия, появляется отвращение к сексуальным отношениям в дальнейшем, а значит и к продолжению рода.

Я думаю, что в России это прекрасно понимают. Ведь сексуальное насилие это часть тактики, которая применялась во многих военных конфликтах: на Балканах, в Руанде, в Либерии, в Судане, в Уганде, в Конго. Огромные цифры пострадавших, тысячи изнасилованных и некоторые женщины только сейчас начинают об этом говорить.

Нарисуйте психологический портрет насильника-россиянина. Кто это? Почему они так легко идут на ужасные поступки?

Нет какого-то особенного портрета насильника-россиянина, это просто ещё одно орудие против нас, украинцев. Это не делают отдельные дегенераты, психопаты. Это тактика. Самой младшей пострадавшей 4 годика, а самой старшей на данный момент 82 года. Этот фактор указывает, что происходящее не просто удовлетворение похоти, как, например, в случае сексуального насилия в невоенное время. Тогда срабатывают определенные предпочтения по внешности жертвы или схожесть с кем-то, например, у россиян такого нет.

А русские пришли на нашу землю и почему-то решили, что они высшая раса, должны нас завоевать, оккупировать, подавить. Думаю, эта имперскость присуща каждому второму, если не всем. Я уверена, что где-то есть или были документы, где были прописаны специальные распоряжения о насилии.

С точки зрения психолога, в чем сложность таких случаев насилия? Что нужно Украине со стороны западных партнёров?

Необходимы специалисты, ведь в Украине беспрецедентное количество пострадавших. Людей пока не хватает, недостаточно ресурсов, времени, чтобы нашим правоохранителям обучаться. В департаменте сейчас работает десять человек.

Сексуальное насилие – это же не только изнасилование, а также, например, когда пострадавшую/пострадавшего раздевают догола. Был случай, когда женщину раздели догола, привязали скотчем к столу и начали в этот момент над ней издеваться, пытаясь выбить информацию. Иногда совершали такие действия просто ради забавы. Пытки током без проникновения в мужчину тоже считаются сексуальным насилием, как и все пытки с сексуальным подтекстом.

Если говорить о помощи, то нужна реабилитация всем пострадавшим. В Украине не так много специалистов, которые могут работать с такими людьми, ведь многие с этой темой до войны вообще не сталкивались.

Поэтому обязательно нужна помощь для обучения психологов. Помимо этого, можно говорить и о финансовом подспорье для пострадавших (часто такие женщины и мужчины не могут работать). Если усиленно не работать с этим уже сейчас, то в будущем в Украине получим крайне травмированное общество. Такие травмы необходимо продолжительное время прорабатывать и искоренять.