Признайтесь, кто без пресловутого ”Окей, Гугл…” понял, о ком идет речь в заголовке? ”Видимо, какой-то итальянец”, — наверняка так подумает большинство. Признаюсь, и мне пришлось погуглить, чтобы узнать, как зовут итальянского президента. Потому что Италия, как и Эстония, — парламентская республика, роль президента в которой сводится преимущественно к представительским функциям. И коль скоро в этом году нам предстоят очередные президентские выборы, снова актуальным становится вопрос: какой же глава государства нужен Эстонии?

Ажиотаж, который СМИ поднимают вокруг выборов президента, может показаться несколько преувеличенным. И не зря. Простой народ к выборам на пушечный выстрел не подпустят. В лучшем случае, если в парламенте не получится, решать будет коллегия выборщиков. Выбор 208 человек (до таких размеров уменьшилась коллегия после административной реформы) может показаться более демократичным, чем выбор 101 депутата, но ненамного. Тем более что степень представительства различается в сотни (!) раз.

Судите сами: в Таллинне граждан с правом голоса насчитывается 275 тысяч человек, и горсобрание может отправить в коллегию десять выборщиков, а волости с населением меньше десяти тысяч жителей имеют право на одного представителя. Таков закон. В итоге же получается, что один столичный житель представляет 27 500 избирателей, а выборщик с острова Рухну — всего 138 человек.

Но это — нюансы занимательной математики. А что по факту? Что мы имеем по итогам выборов, вокруг которых искусно плетут политические интриги и ломают так много копий?

Отклонение законов: силен ли в этом президент?

Все важные вопросы у нас решает парламент, которому принадлежит законодательная власть. Исполнительная власть находится в руках правительства. Президенту отводится скорее роль декорации. Есть у него, правда, один козырь в рукаве: глава государства провозглашает законы и может при желании использовать свое право вето. Но насколько это действенный инструмент?

За четыре с половиной года своей работы нынешний президент Керсти Кальюлайд отказалась провозглашать пять законов. Но самый знаковый — о реформе второй пенсионной ступени — как раз закончился ее поражением, потому что Государственный суд признал его не противоречащим Конституции, и реформа вступила в силу.

Активность Керсти Кальюлайд в деле использования своего права вето сравнима с ее предшественником Тоомасом Хендриком Ильвесом, который за свой первый срок не провозгласил ровно столько же законов. А вот до Леннарта Мери или Арнольда Рюйтеля тут далеко.

В общей сложности с 1991 года президент отказывался провозглашать принятый парламентом закон 67 раз, и львиная доля — почти две трети случаев — приходится на Леннарта Мери. 25 раз он делал это во время своей первой каденции и 16 раз во время второй. Арнольд Рюйтель за пять лет своего президентства отклонил 13 законов.

Конечно, и причины тут весьма прозаичные, особенно в том, что касается активности Леннарта Мери. Ведь большая часть Конституции была написана еще в первой половине ХХ века, и на Тоомпеа поначалу не научились приспосабливать законы. Поэтому из восьми раз, что Мери обращался в Госсуд, он семь раз выиграл.

Но сегодня ситуация иная, вмешательство главы государства требуется все реже. К тому же в Эстонии существует институт канцлера права, который должен осуществлять надзор за соблюдением конституционных норм.

Нужен яркий и объединяющий общество человек

Зато траты на содержание президента у нас немалые, даже если оставить в стороне текущие расходы. Пробыв на посту хотя бы один срок, президент получает пожизненную зарплату, водителя и секретаря. При том, что по факту у него (или нее) начинается просто почетная пенсия. К примеру, у действующих членов Рийгикогу, тех, кто реально занимается законотворчеством и ежедневной политикой, личных секретарей нет. Поэтому для того, чтобы оправдать институт президента и те траты, что несет государство, нужно переосмыслить саму его роль в обществе.

Центристская партия неоднократно говорила о необходимости ввести прямые президентские выборы. За годы независимости эта тема поднималась в парламенте уже с десяток раз. Прямые выборы могут помочь приблизить народ к государству, дадут возможность поучаствовать в принятии важного решения. Избранный народом президент был бы выше политики и мог бы сплотить людей.

Главный аргумент против прямых выборов — вероятность того, что со временем функции и обязанности избранного народом президента расширятся, а это поставит под угрозу парламентский государственный строй. Но примеры других европейских стран, где президента выбирает народ (Финляндия, Австрия, Чехия), показывают, что это никак не сказывается на роли парламентов — именно они остаются главными в процессе законотворчества и контроля над исполнительной властью.

Нам нужен объединяющий народ президент, выступающий за единое государство. Не такой, кто в начале праздничной речи скажет, что никого нельзя ущемлять, а в конце заявит, что русские школы надо закрыть.

И соглашусь с мыслью, прозвучавшей в последней передаче ”Кто кого?”: Эстония не может себе позволить незаметного президента. Это должна быть яркая личность, представляющая страну на мировой арене, рекламирующая Эстонию как лучшее место на земле. Италию и без того знают, итальянцев — миллионы, рассеянные не только по Апеннинскому полуострову, но по всему миру. Поэтому Серджо Маттарелла может не беспокоиться, что о нем и его деятельности мало кто знает. Эстония себе такого позволить не может.