Уроженец Таллинна Вадим Полещук уже более пятнадцати лет исследует межнациональные отношения в Эстонии и Латвии. Он возглавлял эстонскую фокус-группу сети RAXEN Агентства ЕС по фундаментальным правам, был замещающим членом правления Европейской сети против Расизма — ENAR (от Эстонии), являлся соредактором коллективной монографии "Этническая политика в странах Балтии", выпущенной издательством "Наука". В настоящее время Вадим Полещук работает в Европарламенте, но в этом интервью он высказывает только свою точку зрения, которая не отражает официальную позицию какой-либо европейской институции.

- Нам из Латвии кажется, что эстонская политика в отношении русскоязычного меньшинства несколько мягче, чем у нас в Латвии. Это отвечает действительности?

- Политика в обеих странах очень похожа, как впрочем и причины, ее породившие.

- И что, на ваш взгляд, стало главной причиной для такой политики?

- В начале 1990-х годов Эстония и Латвия думали, как им жить дальше. Большинству очень хотелось на Запад, что требовало демократизации режима. Тут и возник вопрос: что делать с русскоязычным населением, а вдруг оно как-нибудь не так будет голосовать? По сути, единственным способом ограничить влияние русскоязычных жителей стало специфическое решение вопроса о гражданстве — так у нас появилась армия неграждан .

- Сейчас в Латвии и Эстонии активно собирают подписи в поддержку права голоса для неграждан на выборах в Европарламент. В отличие от Латвии, где эта группа населения пока ни в каких выборах не участвует, в Эстонии неграждан все-таки еще 20 лет назад допустили на муниципальные выборы. Почему эстонские законы оказались либеральнее, чем латвийские?

- Обстановка в Эстонии в самом начале 1990-х годов была более нервная, чем в Латвии. На северо-востоке, в Нарве и Силламяэ, местными властями был проведен референдум об автономии, и многие всерьез опасались повторения у нас приднестровского сценария. Особенно сильны были опасения у западных правительств, которые оказывали давление на эстонские власти, чтобы снизить градус напряженности.

В итоге референдум об автономии состоялся, суд позднее признал его неконституционным, однако параллельно с этим был смягчён текст Закона об иностранцах, а неграждане получили право голоса на местных выборах. Менее известен тот факт, что политики из "русскоязычных" избирательных списков перед первыми местными выборами получили гражданство "за особые заслуги" перед Эстонией. Такая была в то время "реальная политика".

- Однако именно в Эстонии русские партии потерпели полное фиаско, несмотря на то, что их избиратель голосует без особых проблем?

- То, что русские в Эстонии голосуют на местных выборах, стало главной причиной, почему у нас провалились проекты этнических партий. Все очень просто: обычным эстонским партиям в какой-то момент стало интересно работать с русским избирателем. Больше всех преуспела в этом Центристская партия — если русские приходят на избирательные участки, то обычно чтобы проголосовать за ее кандидатов. Центристская партия превратилась в интересный интеграционный проект, и эта одна из причин того недовольства, которое выражают другие крупные партии. Такой вот парадокс.

- Известно, что у Центристской партии много проблем, появление которых сами лидеры партии объясняют политикой. Это что, месть за популярность среди русскоязычного населения?

- Все гораздо сложнее. Рейтинги центристов и других основных партий среди эстонцев не так уж сильно различаются, а порою у центристов они выше. В эстонской политике нет левых партий, даже социалисты у нас какие-то правые. Почти все партии при этом используют отдельные левые лозунги, но подход центристов более системный, что добавляет им популярности. А элита, владельцы заводов, газет, пароходов, у нас почти все очень правые.

Кроме того, получая на выборах русские голоса, центристы не стесняются заниматься "национальным вопросом" и даже предлагают какие-то решения, шокирующие правоверных националистов. Скажем, Сависаар подписал петицию о предоставлении негражданам права голоса на евровыборах. Центристы также постоянно высказываются за нормализацию отношений с "восточным соседом". В итоге партию пытаются заклеймить как пророссийскую и прорусскую. Хотя степень ее пророссийскости сильно преувеличена, это несомненно.

- Тут явно просматривается параллель с латвийской партией "Согласие"…

- Думаю, "согласисты" и "центристы" уже сегодня очень похожи, занимают схожее место в политической системе своей страны. И для обеих партий станет невероятным успехом, если их все-таки пригласят в правящую коалицию.

- Почему невероятным?

- Потому что политическая система в Эстонии и Латвии настроена, отлажена таким образом, чтобы променьшинственные силы не попадали бы во власть. Для них — местная политика, не более того. Все-таки и эстонское, и латвийское государство не может считаться этнически беспристрастным — чтобы понять это, достаточно перечитать преамбулу латвийской конституции, и эстонской, кстати, тоже. Если же эти партии все-таки придут во власть, то это будет означать одно из двух — внутреннее перерождение самих партий или капитальную перестройку политической системы на более справедливых по отношению к меньшинствам началах.

- А что сказано в преамбуле эстонской конституции?

- Что живущие в Эстонии люди создали государство, чтобы сохранить в веках эстонскую культуру, эстонский язык и эстонцев.

- Я поняла, что вы считаете похожими наши политические системы. Но а если перейти на уровень обычных людей. Имеются ли различия?

- Мне знакомые из Латвии неоднократно говорили, что в Эстонии якобы отношения между титульной и нетитульной группами лучше, чем у них. В Таллинне я не раз слышал суждения с точностью наоборот. Я считаю, что различия есть. С одной стороны, в Латвии кипят страсти, есть популярные газеты радикального толка, постоянные скандалы с использованием языком ненависти в СМИ. В Эстонии этого всего гораздо меньше.

С другой стороны, уровень заключения браков с представителем другой национальности у латышей примерно в 2,5 раза выше, чем среди эстонцев. Наблюдая контакты между латышами и русскими, я не вижу того пафоса культурной дистанции, культурных различий, который трудно не заметить в Эстонии. Мне кажется, что латышские радикальные националисты столь не воздержаны в выражениях на публике именно потому, что в глубине души чувствуют близость к объекту своей ненависти.

- А в Эстонии?

- Если в Эстонии вы соберете группу людей, состоящую из эстонцев и неэстонцев, то даже при отсутствии языкового барьера почти наверняка через какое-то время вся компания разобьётся на две группы — по национальному признаку. Это стихийная самосегрегация очень озадачивает моих западных коллег.

- Может, все-таки дело в темпераменте?

- Темперамент, конечно, играет какую-то роль. Однако трудно найти эстонца, в котором не было бы хотя бы капли русской крови. Особенно в Южной Эстонии. При этом, когда о президентских амбициях заговорила нынешний министр иностранных дел Эстонии Марина Кальюранд, воспитанная русской матерью, то известный националист Мартин Хельме поставил ей это обстоятельство на вид. Правда потом журналисты раскопали, что у него самого есть русская прабабка.

- Неудобно получилось…

- Многие бросились осуждать Хельме. Но как-то забыли, как рафинированные эстонские политические силы пришли в ужас, когда в 1999 году один из списков на местных выборах заявил, что их кандидат в мэры Таллинна — Сергей Иванов. Как Иванов? В эстонской столице? Правда вот в Риге уже давно русский мэр, и небо на землю не упало. Думаю, что в Таллинне к русскому мэру сегодня отнесутся спокойно. А там глядишь, и до президентского поста очередь дойдет. Был бы человек хороший.

- Насколько я знаю, в Эстонии президентом не может стать натурализованный гражданин. Это же сильно ограничивает в правах большинство русскоязычных!

- Согласен. Данное положение повторяет аналогичный запрет у американцев. Правда, в США будущий президент должен еще и родиться в Штатах — когда принимали эту норму, очень боялись, что приедет какой-нибудь англичанин, не колонист, изберется и ликвидирует независимость. В Эстонии в начале 1990-х годов гражданство по рождению, по сути, было этнической привилегией. Однако время идет, и через поколение этот запрет утратит какой-либо смысл.

- Лидер центристов Сависаар — мэр Таллинна, я слышала, обычно избирается в таллиннском районе Ласнамяэ, которое эстонцы считают чуть ли не русским гетто.

- Я помню, как лет двадцать назад в Ласнамяэ на улице один американец боялся со мной говорить по-английски. Эстонские друзья убедили его, что любого нерусского здесь сразу же изобьют. Это пример предрассудков, которые с трудом, но изживаются в Эстонии. Да, в Ласнамяэ процент русских выше, чем в других спальных районах. Однако число преступлений на душу населения там ниже, чем в условно эстонском центральном районе. А вообще в Ласнамяэ живет каждый десятый житель страны, это больше, чем в Тарту — втором по величине городе Эстонии.

- Но эстонцы боятся селиться в Ласнамяэ?

- Моя эстонская знакомая рассказывала, как, переехав в Ласнамяэ, опасалась, что к ней будут постоянно ходить русские соседки за солью-сахаром. Однако за два года она так и не сумела толком выяснить, кто живет за стенкой. Жизнь в современном городе одинаково влияет и на русских, и на эстонцев. Различия между условной Катрин и не менее условной Катериной сильно преувеличены и имеют огромное значение только в головах политиков. Однако что точно известно из опросов — и Катрин, и Катерина, в принципе, готовы мириться с существованием друг друга. Только бы рядом не было каких-нибудь беженцев — к сожалению, подобные опасения их сейчас сближают больше, чем что-либо еще.

- А что их разделяет больше всего?

- Представление об истории. Я не имею в виду знание или, наоборот, незнание каких-то исторических фактов, а их интерпретацию. Лет двадцать назад главный фактор разделения был язык. Но сегодня уже нет.

- События вокруг переноса военного памятника в 2007 году показали раскол эстонского общества?

- Скорее они избавили и эстонцев, и неэстонцев от многих иллюзий. Отношение к тем или иным событиям недавней истории уже давно служит важнейшим маркером свой-чужой внутри каждой из общин. Наутро после переноса памятника во многих эстонских коллективах пили шампанское. Однако уже скоро пришло понимание: в этой "войне смыслов" нельзя победить лишь грубой силой — и убедиться в этом можно, придя 9 мая на военное кладбище в Таллинне. Последствием событий 2007 года стала консолидация внутри русской общины. Важные изменения стали потом происходить и среди эстонцев — в итоге, в 2015 году впервые за долгое время в парламент прошли радикальные националисты.

- А украинский кризис и крымская эпопея как-то повлияли на взаимоотношения общин?

- В целом, нет. Большинство эстонцев и неэстонцев не верит в возможность войны с Россией. Проводить параллели между Крымом и северо-востоком Эстонии некорректно. В этом плане эстонский обыватель проявляет куда больше здравомыслия, нежели наше правительство.

- Чего сегодня русскоязычные Эстонии ждут от государства?

Говорить от имени всех русскоязычных сложно — это очень неоднородная группа. Но для большинства из них, как показывают исследования, важно сохранение русского языка и русского образования. Более того, большинство местных русских хотят, чтобы поддержку их культуре оказывало бы эстонское государство, а не кто-нибудь еще. Безгражданство породило проблему психологического отчуждения неграждан от государства, и властям многое предстоит сделать для восстановления атмосферы доверия.

Что касается русскоязычной молодежи, то у нее большой запрос на достижение равенства с эстонскими сверстниками, особенно на рынке труда. Активный отъезд молодежи за рубеж пока гасит многие конфликты, но, как сказала социолог Елена Хелемяэ, неравенство, помноженное на чувство безысходности, является бомбой, которая может рвануть в любую минуту. От себя добавлю: саперная команда эстонских спецслужб пока обезвреживает эту бомбу при помощи кувалды.

Поделиться
Комментарии