Репутация до востребования. О монополиях и потребителе-избирателе
Одна из самых известных работ Жана Тироля написана в 1996 году и посвящена теории коллективной репутации (Tirole, J., 1996, "A Theory of Collective Reputations (with applications to the persistence of corruption and to firm quality)". Этнические, расовые, религиозные группы имеют свою репутацию — на чем она основана? Почему одних считают честными, других — ленивыми, кого-то скопом именуют ”ворьем”, кого-то скупердяями.
Это все — наука, причем и экономика тоже. Экономическая теория коллективной репутации описывает в виде математической модели такие понятия, как репутация, качество, честное поведение, коррупция в обществе. Жан Тироль построил модель, которая рассматривает коллективную репутацию как репутацию индивидуумов, принадлежащих группе. Если поколение, которое создало группе (компании, отрасли, стране) плохую репутацию, уже ушло, то память будет жива. Субъект, коррумпированный один раз, навсегда теряет свою репутацию, и если он больше никогда не преступит черту и будет ангелом, это уже не исправить. Однако есть эффект ”забывания”, и если долго-долго безупречно себя вести, то жизнь наладится.
Все эти простые и отчасти библейские истины описаны Жаном Тиролем формулами и математическими моделями, которые могли бы помочь исправить репутацию России, или Газпрома, или ФСБ… Нет, ФСБ не помогут. Примерно об этом тоже сказано в теории коллективных репутаций — есть вещи непоправимые.
Впрочем, Нобелевский комитет не стал сильно напирать на репутации и присудил Жану Тиролю премию за исследования в области отраслевого регулирования экономики, причем речь идет об отраслях, в которых доминируют несколько крупных компаний. ”Опираясь на его разработки, правительства могут поощрять крупные компании, помогая им стать более эффективными, и в то же время предотвратить вред, который те могли бы причинить конкурентам или потребителям”, — разъясняется в сообщении Нобелевского комитета.
И опять речь пойдет о России. Потому что Жан Тироль исследовал рынки с несовершенной конкуренцией, а здесь классических примера три: доминирование General Motors и Ford на автомобильном рынке США в 1950-е годы, ”большая тройка” сотовых операторов в России или триада западных кредитно-рейтинговых агентств на мировом рынке.
До исследований Жана Тироля и его коллег считалось, что все несчастные семьи несчастливы одинаково, так что и рецепты избавления от мук универсальны (да простит им Лев Толстой). То есть классическим было утверждение, что ко всем отраслям и ко всем ситуациям подходят универсальные принципы и методы регулирования — например, установление предельных цен для монополистов. Тироль доказал, что это не так, а существующая российская практика только и делает, что подтверждает этот тезис. Ну кто бы мог представить, что российский министр связи и массовых коммуникаций Николай Никифоров будет упрекать ”большую тройку” сотовых операторов в том, что у них слишком низкие тарифы? ”В результате взаимной конкуренции цены ушли уже ниже плинтуса”, не так давно заявил министр, и представителям ”большой тройки” даже пришлось выступить с официальными заявлениями о том, что они против повышения тарифов на сотовую связь.
Не менее любопытный казус произошел в России с западными кредитно-рейтинговыми агентствами. Как раз в день объявления о присуждении Тиролю нобелевской премии, Минфин обнародовал законопроект (опубликован в понедельник на сайте regulation.gov.ru), по которому рейтинговые агентства, работающие в России и аккредитованные при ЦБ, не вправе отказываться от присвоения рейтингов и отзывать их в связи с ”решениями органов власти иностранных государств и иных международных публично-правовых образований”. Конечно, на самом деле речь здесь идет о работе в России международных рейтинговых агентств и их оценке попавших под санкции компаний и банков. Это прежде всего Moody's, S&P и Fitch — та самая триада, которую изучал Жан Тироль. Но агентства столкнулись в России с невиданным доселе регулированием: ведь законодательно нельзя запретить делать независимую экспертную оценку и выносить свои суждения на публику.
То есть Жан Тироль оказался абсолютно прав: российские регуляторы едва ли не ежедневно изобретают новые способы управления отраслями, напрочь забывая о коллективной репутации. И уж конечно никак не задумываясь о потребителе — ради которого, по идее, они и существуют.
Вот в том-то и проблема: в рыночной экономике подразумевается, что потребитель, голосующий рублем, рано или поздно выступит в роли избирателя и проголосует на выборах против того регулирования, которое ему не подходит. А в тоталитарной экономике не существует потребителя ровно так же, как не существует избирателя в тоталитарной политике.
Жан Тироль исследовал компании, которые стали монополиями не просто так — а были созданы прежде всего рыночными механизмами, или, на худой конец, полугосударственными. Именно так была в свое время создана ”большая тройка” сотовых операторов в России, а вот ”Газпром” — не так. И ОАО ”РЖД” не так. То есть существуют компании-монополисты, в которых есть экономический смысл, и здесь нужен особый подход к регулированию. А есть монополисты, в которых нет большого экономического смысла, зато там заложен смысл совершенно другой.
Монополии в России — так называемые ”естественные”, хотя ничего естественного в них нет. Тот же ”Газпром” — он не просто добытчик газа, но еще и монополист по его транспортировке и экспорту. То есть ты можешь, конечно, называть естественной монополией добычу, но транспортировка — это то, что дает ”Газпрому” колоссальное преимущество перед другими игроками. И это не экономический посыл, а политическая воля, которая была проявлена еще в начале 90-х, когда ”Газпром” трансформировался из министерства в корпорацию. Из ”Газпрома” сделали большой и совершенно непрозрачный кошелек, и эта идея, конечно, была подхвачена в 2000-х с большим рвением. Никто не стал отказываться от этого наследия ”лихих девяностых”.
Что тут можно регулировать экономическими методами? Дырку от бублика тут можно так регулировать.
Жан Тироль исследует, в том числе, как крупные западные монополии диктуют (или диктовали) правила игры через лоббистские институты, а кому они их диктуют? Политикам, разумеется. Так было во многом и у нас в 90-х — вспомнить тот же ЮКОС и его методы работы с парламентом, и воспоминания об этом, кстати, не всегда негативны: как известно, именно лоббисты ЮКОСа (депутат Госдумы Дубов) добились принятия существующей и поныне шкалы налогообложения и единого налога в 13%.
Давно, конечно, все изменилось кардинально. Мы привыкли, что в России более или менее крупные изменения зависят не от доброй воли экспертного сообщества, лоббистских возможностей крупных корпораций, а от воли одного человека. Что переворачивает все. У нас монополии не контролируют государство. А в чем главная опасность монополий? Монополия плоха тем, что потребитель — то есть избиратель — получает услугу гораздо дороже, чем он мог бы ее получить в конкурентной среде, то есть страдает избиратель, именуемый в экономике потребителем. Но в России не существует такой проблемы, как избиратель. В России существует проблема побольше выкачать денег. И монополия — удобная схема, поскольку облегчает контроль и сокращает риски того, что у тебя же у самого будут воровать. Да, в крупных компаниях и воруют по-крупному, то общая проблема. Которая напрямую касается потребителя-избирателя, и имеет исключительно характер личных отношений в государстве, если потребителя-избирателя нет. Нет главного субъекта, который оценивает деятельность правительства и регулирование им отраслей во благо потребителя.
А вот когда потребитель-избиратель появится, нам всем очень пригодятся работы Жана Тироля. А тем, кто готов заботиться о репутации страны и ее компаний, можно начинать изучать Тироля прямо сейчас.
