Пеэтер Ярвелайд: Война, страх смерти и память
Я обнаружил, что в своих размышлениях не совсем одинок. Так же думает и посетивший Эстонию профессор Питер Берк. В своей статье "История как общественная память" Берк говорит: "В отличие от победителей проигравшие не могут себе позволить забыть прошлое. Выиграв сражение, забываешь об этом, и идешь по жизни дальше. Но если ощущаешь себя относящимся к проигравшим, то постоянно переживаешь прошлое вновь — возможно, по этому поводу могли бы сказать что-нибудь интересное психоаналитики. Ты пытаешься это повторить. Только на этот раз все получилось бы иначе".
Согласно Берку то, что происходит в России, а еще шире в Восточной Европе и еще многих странах, — и что так тревожно обострилось именно в последние годы в Эстонии — типичная война проигравших.
Предлагаю фиктивное интервью с тремя артиллеристами, участниками Второй мировой войны, которые все для меня важны, но которые никогда не встречались, чтобы поговорить об одной и той же войне, хотя были в одно и то же время солдатами на этой самой войне.
Предыстория этого рассказа простирается на тридцать лет назад. Будучи студентом Тартуского университета, я хотел больше узнать о своей родне. Меня заинтересовала судьба дяди, Николая Васильде, который принял солдатскую смерть в самом конце мировой войны в Курамаа. Он не успел стать дядей при жизни, ему было всего двадцать семь, когда последний снаряд угодил в его пушку.
С Юханом Пеэгелем и Юрием Лотманом я встретился в университете. Хотя они не были моими преподавателями, они дали мне много чего необходимого в жизни больше, чем те, кто получал зарплату за то, чтобы подготовить меня к моей будущей профессии.
Рассказ о трех артиллеристах
Дядя Николай после смерти своего отца Пеэтера Васильде (1930), бывшего солдатом Первой мировой войны и, по словам бабушки, ходившего даже в штыковую атаку, был надеждой всей семьи. Сперва его, как единственного взрослого мужчину в семье, в Силы обороны Эстонии не взяли, но в 1939 году пришло время и Николаю идти в армию. В семье постарались понять его обязанность и надеялись, что время армейской службы пройдет быстро.
Николай Васильде мог бы после призыва на службу написать своим родным, как пишет в своих воспоминаниях житель Сааремаа Юхан Пеэгель: "Меня направили в артиллерию, в третью батарею III артиллерийской группы, размещавшуюся в Вана-Нурси".
Со времени службы молодого солдата дяди Николая в Вана-Нурси у нас сохранилось несколько маленьких снимков, где он запечатлен вместе с другими солдатами. По этим фотографиям сегодня легко представить, каким высоким был мой дядя, потому что на одной из фотографий молодые солдаты сняты в строю. Там Юхан Пеэгель и дядя Николай стоят рядом. Видно, что они одного роста и оба выросли в деревне.
Эти парни знакомы многим по литературе, поскольку именно на их судьбах основывался Юхан Пеэгель, когда писал книгу "Я погиб в первое военное лето". Я удивляюсь, что большинство сегодняшней молодежи даже в руках не держали книгу Юхана Пеэгеля, на говоря уже о прочтении. По моему мнению, книга Пеэгеля должна быть в числе обязательной литературы в школах, наряду с книгой Хемингуэя "Прощай, оружие" и романом Ремарка "На Западном фронте без перемен".
В список также можно было бы включить переведенные в этом году на эстонский язык "Не мемуары" Юрия Лотмана, чтобы новые поколения лучше понимали, что означает долг защищать своё Отечество — долг, возложенный на граждан конституцией нашей страны.
Ожидание Второй мировой войны
Об этом прямо говорит Юрий Лотман. Его слова записаны только в последние годы жизни, но они настолько интригующи и никак не сходятся с тем, что пытаются сегодня внушить молодому поколению в Эстонии о Второй мировой войне.
Родившийся в тогдашнем Ленинграде в семье адвоката-еврея Юрий Лотман говорит, что он еще школьником прочитал на русском языке лучшие антивоенные романы — Хемингуэя и Ремарка. Кроме того, ленинградская молодежь того времени говорила между собой о мировой революции и приближающейся новой мировой войне. С началом гражданской войны в Испании это поколение молодежи из бывшей столицы империи все время ощущало неизбежность новой войны.
Не известно, успел ли до призыва в Силы обороны начинающий журналист Юхан Пеэгель прочитать романы Хемингуэя и Ремарка, кажется, что нет. Пеэгель нигде не говорит и о том, что в редакции местной газеты на Сааремаа спорили о возможности новой мировой войны.
Мой дядя занимался сельскими работами на хуторе в Вырумаа. И я не верю, что его мысли были настолько всеобъемлющи, чтобы размышлять о судьбах мира в случае возникновения войны. Газета, которую выписывали на хуторе, что было не совсем в обычае этих мест, говорила больше о временах Освободительной войны и о том, насколько преуспело эстонское государство в развитии за двадцать лет.
В воспоминаниях Юхана Пеэгеля и его заметках о войне ясно написано, что в 1939-1940 годах служащие Сил обороны Эстонии были морально готовы к боям. Им было ясно, что если поступит приказ, его придется выполнять, как это делали их отцы и деды. Другой возможности большинство этого поколения не видело.
17 июня 1940 года и его последствия
В это время все три артиллериста были мобилизованы, но имели разный опыт возможного вмешательства тоталитаризма в дела семейные. Юрий Лотман вырос в
Ленинграде, где ночные аресты происходили часто. Хотя свыкнуться с насилием невозможно.
Как пишет Е. Погосян, которая помогала записывать военные воспоминания Лотмана, одним из его наиболее болезненных воспоминаний было то, что находясь уже на фронте, где солдаты не испытывали голода, он получил продуктовую посылку из блокадного Ленинграда, где вскоре его семья умерла от голода. В живых осталась только одна сестра, которую Юрий Михайлович отыскал в Ленинграде после войны.
От голода пухли эстонцы, которых после боев в начале войны угнали в уральские трудовые лагеря. В числе тех, кто пережил это голодное время в Сибири, где их вдобавок считали врагами народа, были также Николай Васильде и Юхан Пеэгель. Родных Николая Васильде новая власть не тронула, потому что их хутор был слишком захудалым и бедным, чтобы возбудить чью-нибудь зависть. Совсем другая история была на Сааремаа с родными Юхана Пеэгеля.
Это было время, когда свезенные в Печорский лагерь эстонские военнослужащие остались без большей части своих офицеров. Офицеров выслали из Печор прямо в Сибирь в тюремные лагеря, откуда лишь немногим повезло возвратиться живыми. В это же время Юхан Пеэгель получил с Сааремаа письмо о том, что новая власть 14 июля 1941 года опустошила весь их старый хутор и всех выслала.
Солдат может умереть и не в бою
Одной из величайших способностей человеческого мозга является способность забывать или исключать из памяти что-то ужасное и нежелательное. Есть вещи, которые не вспоминают или хотят вспоминать как можно реже или никогда. Это те моменты, когда человек мгновенно становится как бы другим.
Такой момент приводит в своих воспоминаниях Юхан Пеэгель: "Когда я узнал об этом вывозе, я не мог этого представить, как, наверное, и другие. Комиссар произносил речь, а я пошел к большой сосне, обнял ее и просто плакал. Мы оставались в лагере, где нас готовили к войне. Ребята спрашивали, мол, послушай, Юхан, скажи, что с тобой приключилось, у тебя волосы поседели?". Согласно историческим книгам, та часть мировой войны, которую называют Великой Отечественной войной, еще даже не началась.
Юрий Лотман во всей глубине осознал трагедию войны тогда, когда узнал, что из блокадного Ленинграда, вернее, за счет его жителей, на фронт отправлялись продуктовые посылки, одну из которых получил и он, а его семья, за исключением одной сестры, войну не пережила. Они просто умерли от голода, если вообще от голода можно умереть просто.
В семье Николая Васильде во время войны дела по началу были несколько лучше, чем у родных двух других артиллеристов, но потом, по мнению германских властей, пришло время идти на войну младшему брату. Младший брат был не в восторге от этого и сбежал в лес, но его, к сожалению, нашли. Таким образом, на войну попал и он — в немецком мундире. В Курамаа братья могли встретиться — один по одну сторону линии фронта, другой по другую, но младший, зная об этом, снова бежал с фронта.
По возвращении домой его ждала дорога в Сибирь и годы в Байкальском лагере. Обвинение в измене государству, которое он
сам никогда не выбирал, и в том, что он носил не тот мундир, который он по доброй воле тоже не хотел надевать. По возвращении из заключения он увидел последнее письмо брата Николая, где было написано, что если младший брат не хочет быть втянутым в войну, то он должен всячески уклоняться от этого бессмысленного дела.
Старший брат говорил, что он отвоевался за всех членов семьи, и этого для этой войны должно быть достаточно. Николай уже думал о конце войны, и про себя прикидывал, что станет делать на хуторе после войны. Но для него это время не наступило.
Когда в деревню Васильде пришло известие о смерти Николая, а младший сын в это время ел тюремный хлеб, жизнь в деревне, переименованной новой властью в Настахино, стала совсем невыносимой. Дочери повыходили замуж и уехали из деревни, и бабушка Анна, в конце концов, осталась на хуторе одна — ждать сыновей, одного из лагеря, другого… в смерть другого она до конца не хотела верить. В ее сердце жила надежда, что Николай как-нибудь спасся и однажды придет домой.
Но если Юхан Пеэгель смог после войны привезти свою мать с поселения в Сибири, то после смерти Николая Васильде исчезло сперва наименование деревни, а через годы и сама деревня. Теперь она принадлежит совсем другому государству, потому что не осталось мужчин, которые могли бы сказать: если у деревни и мужчины одно и тоже имя, то эта деревня не может принадлежать никакому другому государству. Сегодня по большей части в этой деревне живут летом на еще сохранившихся хуторах люди из города, где родился Юрий Лотман — из Петербурга, и наслаждаются покоем и тишиной маленькой приграничной деревни.
Уход на войну как лекарство от страха
Солдату редко дано выбирать, по какую сторону линии фронта он хотел бы воевать. Большинство мужчин, втянутых в войну, вообще не хотели бы воевать, если бы это зависело только от их желания. Это истина, которую следовало бы помнить и историкам, пишущим о войне. Юхан Пеэгель в своих воспоминаниях пишет, что ему было очень трудно в начале войны свыкнуться со смертью и преодолеть в себе страх войны.
Очень глубокий анализ феномена страха войны делает в конце своей жизни Юрий Лотман. По его мнению, на фронте не так страшно, как представляется по описаниям и из книг. Лучший способ избавиться от страха — вникнуть в то, что порождает страх. Если боишься передовой, для освобождения от мучительного ощущения поезжай на передовую. Вряд ли кто-то может представить, какое облегчение тебя охватывает, когда что-то случается в действительности.
И война даже не так ужасна, как ее ожидание или воспоминание о ней. Поход на войну — лучшее лекарство от страха. Поэтому люди, зацепившиеся в ближнем тылу или штабах, стали болезненно трусливыми. Я убежден, что они были нормальными, вовсе не болезненно трусливыми людьми. И если бы судьба столкнула их с серьезными трудностями, познакомила их с войной до того как они "стали бояться", они никогда не "заболели" бы.
Лотман в своих мемуарах описывает, какие страхи приходилось постоянно преодолевать артиллеристам, а именно о проблемах противотанковых "сорокапяток" во Второй мировой войне. Судьба назначила Николаю Васильде быть командиром такого орудия. Его последним оружием в Курамаа была противотанковая "сорокапятка". Об этой пушке Юрий Лотман, бывший артиллерийский связист в той же самой войне, пишет, что эти противотанковые пушки, по мнению солдат, были совершенно бесполезными.
Преодоление страха является для солдата очень интимным и личным делом. Но этим старым солдатам совершенно не все равно, как в такой обстановке солдат считается со своими однополчанами и окружением. Юхан Пеэгель заключает это ясно и просто: "Здесь еще такое дело, которое я считал весьма существенным. Человек все же должен оставаться человеком".
