Год 1988-й. Литератор Март Рийкоя в конце рабочего дня направляется на улицу Асула, чтобы коротко поговорить с Яаком Йоала о делах. Расстояние — только одна остановка на трамвае от Дома печати. В магазине на углу он покупает пару бутылок крепленого вина, чтобы разговор был непринужденный, и звонит в дверь. Яак открывает, и как раз в этот момент бутылка из руки рыцаря пера падает прямо Яаку на ногу. Бутылка разбивается, зато разговор получается долгим.

Через некоторое время в журнале ”Ноорус” появилась статья ”Кремлёвский соловей” в сине-чёрно-белом оформлении. Самым острым местом статьи и было это синее заглавие, потому что сама статья была дружелюбной и начиналась со ссылки на телепередачу Мати Тальвика ”История исчезнувшего флейтиста”, которая была первым обстоятельным рассказом о Яаке за долгое время. ”Яак знал, что я напишу. Статья ”Кремлёвский соловей” готовилась с его ведома и одобрения. Ее идея была в том, что сколько же можно шипеть и ворчать за спиной? Выскажемся и проанализируем! Певец делает свою работу, какой он там Кремлёвский соловей, он даже для Москвы был слишком строптивым”, — объясняет автор статьи Март Рийкоя. Для верности ещё раз уточняю с журналистом подробности первого абзаца. ”Полагаю, что на интервью я ездил не на трамвае, а на редакционной машине, и вино покупал где-то в коммерческом магазине. Оно ведь должно было быть лучше среднего. Мне нравилось бывать у Яака, потому что каждый раз я уходил с кассетами хорошей музыки. У него было великолепное собрание пластинок. Думаю, мы с ним обсуждали этот титул — Кремлёвский соловей. И он не сильно радовался тому, что я хотел использовать это словосочетание, но мне хотелось расставить все точки над ”и”. Мы говорили с Яаком и о его запрете на выступления. Он был уверен, что это дело организовали на уровне Министерства культуры Эстонии. Инициатором мог быть замминистра культуры Ильмар Мосс, который считал Яака неуправляемым. К тому времени он конфликтовал и с Райво Серсантом, вернее, Яаку не нравилось, что Серсант взял в группу Эле и Каю Кылар. Могли быть и другие причины конфликта. Но вряд ли к этому делу имели непосредственное отношение филармония и Олег Сапожнин”, — полагает Рийкоя.

Ты можешь быть крепостным или пытаться контролировать игру. Говоря корректно, можешь быть субъектом или объектом. Яак слыл неуправляемым, но сам он в статье ”Кремлёвский соловей” говорил: ”Как много у нас было начальства — Горхолл, управление культуры горисполкома, да и сам горисполком, с другой стороны — филармония, Министерство культуры и вершиной всего — отдел культуры ЦК Компартии Эстонии. И как они помогали? Все наши поездки организовывал я сам. Директор нашего ансамбля давно не занимался поиском мест выступлений, он только и делал, что выбирал лучшее из предложенного”. В середине 1980-х годов Яак Йоала и звукотехник Эдуард Каттай получали зарплату в филармонии, а ”Лайнер” числился в Горхолле и пользовался его техникой. Когда в 1987 году ”Радар” закончил свою деятельность, ”Лайнер” переманили в филармонию и передали ему технику ”Радара”. Для Марта Рийкоя этот визит к певцу был не первым и не последним. ”С Яаком мы выпили немало. Он отлично держался, знал свою меру. Обычно позволял себе выпить в полёте к следующему месту концерта, снимая внутреннее напряжение. После этого всё было в порядке. Позже я написал о Яаке и в ”Эсмаспяэв” под псевдонимом Стен Грундиг”. Яак был брэндом, но большая работа и невероятно длинные концертные туры не дали ему материального благополучия.

Музыкант ”Апельсина” Индрек Хийбус: ”Он просто хотел выбирать, где выступать и что петь. Яак мог иногда выкинуть фортель, заупрямиться. Одно время музыкантов посылали в Чернобыль и Афганистан. ”Апельсин” отказался от поездки в Чернобыль, а ”Витамийн” съездил и был потом награждён поездкой в Ирак.

В один прекрасный день руководству филармонии взбрело в голову, что эстонские звёзды, которые гастролируют в России, должны проехаться и по Эстонии. Мы с ”Апельсином” и отправились в августе 1987 года в эстонский тур. Первый концерт должен был состояться в Курессааре. Дождь лил как из ведра, и концерт не состоялся. Мы решили съездить на материк. Паром как-то неудачно причалил, и мы не успели к следующему концерту. Вместо десяти концертов было, может быть, пять. Обычная тоска: Выру, Виртсу. Только в Таллинне на сцене было круто. Яаку предписали такой же эстонский тур, но он и пальцем о палец не ударил. Никакой политики, чисто бытовые вопросы. Звезда устала. Но филармонии приспичило проявить власть. По сути дела они зависели от Яака. Обращались они и к нам, мол, ребята, покатайтесь ещё дней десять по России, нам нечем платить Академическому мужскому хору. И ездили, но мы были молодыми и ничего против этого не имели. А в Эстонии было ведь в то время только три концертных зала. Яак был честным и несгибаемым парнем, он знал, чего стоит. Сегодня та же проблема — Эстония слишком тесна для эстонских музыкантов. Финляндия опять же слишком мала, и там немного исполнителей музыкантов лёгкой музыки, которым не надо подрабатывать”.

В феврале 1988-го Яак рассуждал в газете ”Полярная Правда”, как оставаться успешным на эстраде ещё 20 лет и сказал, что для этого надо стать Иосифом Кобзоном или Львом Лещенко. Несколько слов сказал и о беспокоящих его голосовых связках. Не мог же он сказать, что не хочет петь сибирской зимой в полухолодном концертном зале. Слова говорились на языке маркетинга и дипломатии культуры, но в душе Яака могли быть другие чувства.

Поделиться
Комментарии