О том, как меняется культура, как вместе с ней меняемся мы сами, можно судить и по тем фильмам, которые снимаются в память о гениях.
Еще при жизни Иосифа Бродского была снята лента "Прогулки с Бродским", где они с Евгением Рейном гуляют по Венеции и говорят о поэзии и архитектуре. Рейн время от времени пытается перевести разговор в плоскость доступную, почти светскую, Бродский же яростно настаивает на том, что самое главное в жизни — особенности женских и мужских рифм, даже если разница между ними умонепостигаема для большинства зрителей будущего фильма. Но как бы там ни было, а картина снята была славная, литературная, Бродский там много читает…
Не так давно Андреем Хржановским был снят фильм о Бродском "Полторы комнаты" — такой коллаж из игрового, документального и анимационного материала, вызвавший много споров именно из-за своей эклектичности. На "Закрытом показе" Александра Гордона говорили о том, что сегодня у каждого "свой Бродский" и прийти к согласию теперь крайне трудно. Гордон читал с характерными "бродскими" интонациями стихи, иные из критиков плакали, читал и Евгений Рейн, цитировали все. Чуть-чуть эта сцена напоминала кадры другого фильма — "Тот самый Мюнхгаузен", где персонажи рассуждают о подвигах покойного барона…
Как бы ни относиться к обоим фильмам, а посвящены они великому поэту, лишены мерзостных сплетен и попыток поставить себя — автора — на одну доску с героем.
Совсем другое дело — новый документальный фильм "Остров по имени Бродский" Сергея Бравермана, показанный в день рождения поэта по Первому каналу. Он сделан по остаточному принципу: построен на интервью с теми, кто еще жив и был лично знаком с Поэтом. Все люди немолодые. В подавляющем большинстве — пожилые литераторы. А в старости особенно обидно думать о том, что вся жизнь, посвященная искусству, как-то не очень задалась, как-то не вошла в золотой фонд, и созданные строки, может быть, не будут бессмертными. А тут приходит документалист и спрашивает о Бродском. И побеждает желание как-то принизить приятеля, оказавшегося гением, что-то вспомнить о нем жалкое, смешное и при этом непременно возвеличить себя самого.
Полагаю, хочу думать, что людей все-таки спровоцировали, подставили (в частности, и с помощью монтажа), что не совсем самостоятельны были они в своей пошлости и убогости… Хотя люди опытные…
Например, Людмила Штерн, автор книги о Бродском, рассказывает:
- В 1986 году Иосиф позвонил и сказал: "Ну вот, осталось два спокойных дня, потом такое начнется!" Через два дня должны были объявить Нобелевских лауреатов. Он был уверен, что получит премию. И не получил! (Получил только через год). И мне ужасно хотелось ему позвонить и сказать: "Поздравляю тебя, Иосиф, с тем, что тебе продлено спокойствие!"
Далее та же Штерн рассуждает о любовницах Бродского и умиляется измене Марины Басмановой, благодаря которой в русской поэзии появились великие стихи о любви.
Совсем уже омерзительно и гадко изъясняется Владимир Соловьев, выкрикивая постоянно: "У него здесь было бо-бо, у него там было бо-бо, его зарезали американские врачи, сделав неудачную операцию на сердце. Он боялся… Он не знал… Он советовался…"
Нет смысла пересказывать все выступления, многие вызывают чувство стыда: вот что осталось от великого поэта в памяти тех, кого он считал, как минимум, своими знакомыми и приятелями…
И дело не только в том, что знакомые плохи, но в том, что именно понижение гения, усреднение его, превращение его в обывателя и пошляка, заядлого искателя любовных треугольников, — единственно востребованный ракурс сегодня, единственная надежда на зрителя, на его расположенность.
… Любопытства ради прочла несколько комментариев к юбилейным публикациям. В одном сказано о гении: "Эта тварь так ненавидела все наше, русское, что даже русским деревьям приписала готический облик".
Такой, значит, сейчас разброс мнений в нашей культуре. Одних интересуют сплетни, других национальность. И тех и других отличают титанические усилия по развенчанию подлинного величия.
