Что вы как историк думаете о происходящем в Греции и вокруг нее? Какое упоминание может остаться в исторических книгах спустя столетие?

В ситуации, когда государство не может платить по долгам, нет ничего особенного. Такое происходило ранее и будет происходить в будущем до тех пор, пока выдаются кредиты. В исторические книги казус Греции попадет лишь в случае, если он запустит некий важный процесс, который будет более значимым.

Многие говорят, что политический ущерб от этого кризиса может быть значительнее вреда экономического. Вы с этим согласны? Какие возможные последствия вы видите, если Греции позволят обанкротиться? Может ли все дойти до выхода страны из еврозоны или ЕС?

Я согласен с тем, что политический аспект важнее. Но что случится потом — очень трудно спрогнозировать. Не исключено, что для того, чтобы оставить Грецию в еврозоне, будет предложено некое временное решение и в первое время все устаканится. Одновременно с этим также не исключено, что процесс дойдет до развала еврозоны и так далее.

Проект единой европейской валюты, по моему, с самого начала был утопичным, поскольку предполагал похожесть национальных менталитетов и наличия общего идентитета Европейского союза. Менталитет греков отличен от нашего. То есть, утверждение мейнстримных политиков и прессы о том, что они ленивые, по заверениям живших долгое время в Греции людей, не является правдой. Видимо, у них более развито национальное самосознание по сравнению с нами, их ценности не ориентированы на сегодняшний день и материализма в них меньше.

Поэтому они и не отреагировали на внешние условия подобно нам, решившим не обременять свою экономику долгами и отчасти по этой причине позволившим уехать десятой части рабочей силы.

Наши правящие политики и лидеры общественного мнения, может, и требуют признания всех прочих различий, но, почему-то, не распространяют на греков право на особенность. Стоит понять, насколько бессмысленны разговоры об уходе Греции из Европы, поскольку Греция — колыбель Европы. Можно говорить лишь об уходе Греции из сферы влияния Брюсселя.

При этом как нам, так и грекам присуще отсутствие идентитета единого Европейского союза. Мы ведь говорим ”европейские деньги”, подразумевая при этом, как и греки, некий денежный кран, который открывается неким некомпетентным типом или комиссией после оглашения странных слов, после чего вытекающие из него денежные реки можно использовать на сколь угодно нерациональную деятельность, поскольку они не наши.

Греки откопали в своей истории факты о том, как в свое время простили долги немцам. Насколько разумно прибегать к таким историческим параллелям, алиби и ”а вот они тоже…”?

Перебарщивание с историческими параллелями настолько же плохо, как и незнание истории. Еще хуже — прибегать к произвольным параллелям, как это любит делать наш президент или его спичрайтер. Действительно, прошлое эксплуатируют в политической аргументации, но работает это или нет, зависит от других обстоятельств.

И вправду, Германия отказалась от выполнения финансовых обязанностей, возложенных на нее Версальским мирным договором. В этом смысле параллель уместна, так как легшие на плечи Германии обязательства, как и предъявляемые Греции требования, не работают и не приводят к решению.

Можно ли найти государство без греха в смысле долговых обязательств?

Если мы говорим о международных обязательствах, следует осознать, что на протяжении всей истории эти условия диктовали крупные державы и/или ”державы-победители”, поэтому они необязательно могли быть справедливыми. До сих пор крупные страны в меньшей степени становились должниками. Из стран поменьше вспоминается лишь Финляндия, которая выплатила свои военные долги. Все остальные страны, в том числи и Эстония, во время экономического кризиса начала 1930-х отказались от своих долговых выплат.

Чем отличается неплатежеспособность государств сейчас и, например, сотню лет назад? Как это отразится на жизни людей напрямую?

Отличия по сравнению со временем в столетие назад значительнее. Прежде всего потому, что доля финансового сектора выросла по сравнению с тем периодом в десятки или даже сотни раз — это делает экономику и благосостояние людей уязвимыми. Сто лет назад, в условиях воцарившегося после Первой мировой войны финансового хаоса, хуторянин волости Каарма, например, вообще мог не знать, какие деньги признаны официальной валютой и его благосостояние от этого мало зависело. Резкое разбухание финансового сектора с сопутствующим возрастанием хрупкости системы произошло десять лет спустя.

Если говорить о влиянии экономических событий в мире на Эстонию, влияние далеких событий на нас сейчас значительнее, чем прежде? Мы сильнее связаны с мировой экономикой, чем в начале прошлого столетия или 1930-х, но при этом тогда было меньше механизмов по урегулированию кризисов.

Естественно, мы подвержены влиянию в большей степени. В первую очередь, по причине глобализированного финансового мира. Логично, что [при этом] возрос уровень международной кооперации, включающий, в том числе и механизмы смягчения кризисов. Является ли современный мир более хрупким, чем мир 1930-х, сможем сказать через несколько десятков лет.

Мне кажется, что действия правительства Ципраса являются примером тому, что левые радикалы способны лишь сеять и усиливать панику, а не решать проблемы. Что вы об этом думаете? Поворот налево в столь безнадежном в экономическом плане положении, как у Греции, — это неизбежный ход истории?

Я вижу эту ситуацию иначе. Алексис Ципрас руководит правящей коалицией, в которую помимо считающейся (радикально) левой партии „СИРИЗА” входит так называемая партия истинных греков, которая считается (радикально) правой. Совершенно справедливо это правительство называют радикальной коалицией.

По моему мнению, в современности классическое разделение на правых и левых больше не способно адекватно описать разделение западного политического мира. Я скорее полагаю, что линия разделения пролегает таким образом, что с одной стороны остаются политические силы, в большей степени поддерживающие глобализацию и мультикультурность, а с другой стороны те, кто придерживается более националистического курса. Греческая правящая коалиция, которой при классическом распределении на левых и правых вообще невозможна, является одним из примеров нового разделения.

Исторически разворот ”налево” в случае кризисов весьма привычен, это в случае, если мы сравниваем или связываем левую направленность с радикализмом. Логично, что во время кризиса требуются радикально другие решения. Чем радикальнее кризис, тем радикальнее меры. Появление  такого выбора спровоцировали те, кто завел общество в тупик.

Оригинальная статья была опубликована в Eesti Päevaleht.

Поделиться
Комментарии